Хайден положил ее обратно на мою руку. Я могла слышать, что он улыбается по его голосу. — Тогда ты не захочешь ее потерять. — Нет. — Я положила ее в карман и надеялась, что там она и останется. После этого мы снова погрузились в тишину. Затем я услышала мягкое спокойное дыхание, которое говорило о том, что Хайден заснул. Я ему позавидовала. Мой мозг не хотел отключаться. В какой-то момент я повернулась на бок и приподнялась на локте. Я не знаю, что на меня нашло, но я изучала его. Я заметила то, чего не видела раньше, например, густоту ресниц и форму бровей, идеальную от природы. Мои пальцы чесались от желания пройтись по линии его челюсти и щеке. Взгляд опустился вниз на губы, затем еще ниже. Руки лежали на плоском животе. Мне казалось странным, что в этих длинных элегантных пальцах была сила, способная причинить мне боль. Разглядывая собственную руку, я задумалась, приходило ли ему в голову подобное, когда он смотрел на меня. Хотя мои пальцы не были такими элегантными. Они всегда были заляпаны чернилами и углем. И мои пальцы несли смерть — все из-за дара Оливии, из-за того, что кому-то нужен был ее дар. Я медленно перекатилась на свою сторону и наблюдала за тем как приподнимается и опускается грудь Хайдена, пока глаза не закрылись. Я забылась глубоким сном, и ни один сон не потревожил меня. *** Теперь мама выглядела для меня по-другому, рыжие локоны казались не блеклыми, а лицо не бледным. Даже то, как она напевала, не раздражало меня, как прежде. Я поставила чашку чая на тумбочку рядом с ее креслом и сделала пару шагов назад. — Мама, я понимаю. Она продолжила медленно раскачиваться. — Я знаю, что мы много ссорились до аварии, но я всегда любила тебя. Ты знала об этом? Хотя, наверное, я вела себя не так. Я просто была глупой и мне бы хотелось, чтобы ты услышала меня сейчас. Я сожалею о своем поведении. Мне жаль, что я выбрала морепродукты в ту ночь и… и мне жаль, что я ненавидела тебя все это время. Я остановилась и закрыла глаза. Желание услышать ответ зависло в тишине между нами. Пока мы шли утром обратно к дому, Хайден объяснил мне все про стирание разума и что для этого требуется умение. — Это как искусство, — сказал он. Если сделать неправильно, то последствия непоправимы, а ущерб остается навсегда. Злоба и беспомощность смешались во мне. Мама не заслужила этого. Мои ногти впились в ладони. — Я знаю, что произошло с тобой. — Сказала я. — Я знаю, что мы никак не сможем это изменить, но я все, же постараюсь все как-то исправить. Когда я узнаю, кто это сделал, я заставлю их заплатить за это. Я… — половицы в коридоре скрипнули один раз, потом еще раз. Я повернулась к двери, закрыв рот. Я преодолела расстояние до двери и выглянула в пустой коридор. Я не знала, был ли там кто-то и что он мог подслушать. Когда я повернулась обратно к маме, мое сердце остановилось. Она смотрела прямо на меня невероятно расширенными глазами, сейчас их зелень казалась особенно яркой. — Мама? Потом я поняла, что смотрела она не на меня, а мне за спину, в направлении двери, словно тоже слышала кого-то в коридоре. Глава 16 Самопознание для меня было сравнительно подготовке к экзаменам. Я не хотела этим заниматься, но приходилось. А когда я все-таки за это бралась — получалось так себе. А еще это занимало много времени, у меня ушло две с лишним недели. Наверное, за это мне стоит благодарить Холдена Колфилда. Мистер Тео сидел на краю своего стола, держа в руках «Над пропастью во ржи». Он снова и снова говорил о том, как Холден изолировал себя в качестве средства самозащиты, что и привело к его одиночеству. А потом рассуждал об одиночестве как о форме защиты от внешнего мира. Да и ладно. В конце концов, Холден сам решил быть изгоем. Однако меня накрыло прозрение, пока мистер Тео читал отрывок из книги своим приятным голосом. «Самым лучшим в этом музее было то, что все оставалось здесь на своих местах. Никто не двигался… никто никогда не менялся. Единственным, что изменится здесь, будешь ты сам». Мистер Тео захлопнул книгу и посмотрел на класс, казалось, его яркие глаза задержались на мне. — Как вы понимаете это? — Парню надо было потрахаться, — ответил Билли. Я проигнорировала смех и ответ мистера Тео — была слишком сосредоточена на мысли, что не хочу быть подобна одной из статуй в музеях: никогда не двигаться и не меняться, навсегда остаться девушкой, которая не способна даже касаться растений. Я хотела измениться, мне это нужно было, но спустя две недели издевательств над каждым растением, к которому я прикасалась, у меня все еще ничего не получалось. Каждый вечер мы с Хайденом сбегали в хижину и тренировались на растениях. А после — сидели на диване и разговаривали обо всем на свете. Иногда даже лежали на кровати. В такие ночи мы обычно засыпали, а потом с рассветом прокрадывались в дом, надеясь, что нас не поймают. Возможно, я недостаточно сильно старалась. Может, я затягивала с тренировками, потому что хотела проводить время с Хайденом, мне нравилось засыпать рядом с ним и испытывать подобную близость. Пронзительный звонок вырвал меня из размышлений, и я чуть не упала со стула. Ученики встали из-за парт с озадаченными лицами. Мистер Тео положил книгу на стол. — Эмбер, ты не могла бы задержаться на секунду? Я не особенно удивилась его просьбе и, проигнорировав вздохи окружающих, засунула учебники в сумку. Мистер Тео взял за правило узнавать о моих делах. Думаю, его все еще тревожил мертвый кролик. Он кивнул на прощание последним выходящим студентам и вышел из-за стола. Как только комната опустела — улыбнулся мне. — У тебя что-то происходит? — Нет, — соврала я и тут же почувствовала вину за это. Я вздохнула и села на стул напротив него. — Ну, была сломанная кукла в моем шкафчике вчера. Я не стала говорить про петлю, которую нашла в понедельник после танцев. Мистер Тео уже знал об этом, в тот день он тоже задержал меня после уроков. Почему-то мистер Тео тогда был удивлен меня видеть на занятиях, видимо, я выглядела болезненно. Хайден не знал о вещах, которые я находила в шкафчике. Я прятала их, чтобы он не взорвал всю школу. Мистер Тео покачал головой. — Эмбер, я, правда, думаю, что тебе стоит поговорить с директором. Я уже говорил тебе, здесь не приемлют травлю учеников. А я уже говорила ему, что не хочу втягивать в это никого другого. Я собиралась повторить это снова, когда вдруг почувствовала головокружение. — А как дела дома? — Да… нормально. — Голова начала болеть. Я не позавтракала сегодня, это было неразумно. — Почему… почему вы спрашиваете? Он сложил руки на груди, казалось, ему неуютно. — Я знаю, что просто твой учитель, но я много переезжал, когда был в твоем возрасте. Помню, как тяжело подружиться с ребятами и как непросто жить с незнакомыми людьми. — Знаете? — теперь свет казался мне невыносимо ярким. — Моя мама сильно болела в то время. Мы переезжали по разным родственникам и друзьям семьи, которых я толком не знал. Помню, что другие дети не были особенно дружелюбными, шутили надо мной. — Он снял свои очки и начал их протирать. — Если все это делает один из них, ты должна сказать кому-нибудь. Я медленно кивнула, правда, вернее то, что я считала правдой, уже вертелась у меня на языке. Я хотела все ему рассказать, потому что, может быть, он мог бы мне поверить. — Эмбер? Я очнулась. Что произойдет, если я расскажу мистеру Тео правду? Он либо подумает, что я спятила, либо позвонит властям. Я сомневалась, что Кромвел хорошо это воспримет. Вспомнить только, что случилось с Адамом. Я встала, опираясь на парту. — Дома все очень хорошие. Я не думаю, что это кто-то из них. Ладно, я уже опаздываю. На лице мистера Тео промелькнула хмурость. Но он лишь надел очки и кивнул. Чувство вины ухудшило мое состояние еще больше. Кроме всего прочего, мистер Тео, казался действительно неравнодушным. Возможно, он чувствовал ответственность как учитель, а может просто видел во мне себя, причины были не важны мне. Я чувствовала себя ужасно. — Спасибо вам, правда, но дома все хорошо. — Без проблем. — Он отвернулся к своему столу. — Просто помни, что есть люди, вне этого дома, которые готовы помочь тебе разобраться с проблемами, Эмбер.