— Что-то не так? — спросил он. — Извини, брат, — прохрипел Кхи'дем и покачал головой, а затем расхохотался. — Объяснись. Саламандр наконец совладал с собой, но когда он заговорил, Гальба услышал в его голосе весёлые нотки, готовые прорваться на поверхность. — Я прожил достаточно долго, чтобы поглядеть, как Железные Руки строят деревню. Такое не каждый день увидишь, — и он расхохотался вновь. Гальба знал, что должен чувствовать себя оскорблённым. Но он не ощутил злости, а вместо этого увидел иронию, и уголок его рта начал подёргиваться. Когда в последний раз в его роте кто-то смеялся? Он не мог вспомнить. Смех кончился в галактике, но теперь его призвал Кхи'дем. Этот звук бросал вызов ночи, и когда Гальба расхохотался, это было правильно. Причина была неважна. Важно было само действие. В эту ночь погибло ещё двое сервов. Один сбежал в джунгли, и его обглоданные останки нашли, когда началась стройка. Другой лежал рядом с арсеналом. Он вставил руки между челюстями и нашёл в себе силы разорвать собственную голову на части. 10 Прикосновение божественного/Не крестовый поход/Разум Строительство началось с новых разрушений. Для создания поселения было выбрано низкое плато рядом с местоположением колонны. Этого настойчиво требовали колонисты, и Аттик согласился, что там находились наиболее пригодные для обороны позиции. В этом был и стратегический смысл — оттуда стало бы возможно протянуть зону усмирения к самой аномалии. — Возможно, что Саламандры были правы насчёт стабильности, — сказал Даррас Гальбе, когда они следили за ходом работы. — Они знают, как удерживать позиции, — признал Антон. Плато было зачищено новыми сбросами зажигательных бомб с «Железного пламени». Бомбардировка была плотной, пламя пожаров взвилось так высоко, что его было видно с базы. Огни мерцали и сверкали под покровом дыма, протянувшегося под облаками, отчего серое небо Пифоса стало грязно-чёрным. Ударно-штурмовой корабль кружил над плато, используя орудия и ракеты, чтобы пробить круговую траншею. Между траншеей и вершиной плато остался лишь узкий участок деревьев. Этот круглый лес станет источником строительных материалов. Когда пламя погасло, то Железные Руки вместе с отрядом колонистов из нескольких сотен человек вернулись туда, откуда пришли вчера. Это путешествие было более организованным, чем беспорядочное бегство. Группа уменьшилась до размера, при котором её было легко защитить. Но даже так были потери. Ещё трое боевых братьев и пятнадцать колонистов погибли по пути вниз. Пять других смертных убили хищники, рискнувшие забраться на вершину плато. С «Веритас феррум» были сброшены временные баррикады для создания безопасной зоны на западном краю плато, где началась вырубка леса. Тяжёлые стволы были разделаны на одинаковые части, а затем началось возведение постоянного частокола. Железные Руки обеспечивали безопасность и валили самые тяжёлые деревья. Само строительство поселения было занятием для колонистов, однако большому контингенту сервов было поручено оказать им помощь, поскольку они обладали навыками, необходимыми для быстрого возведения крепости и недавним опытом. И их необходимо было чем-то занять. Каншелл был одним из посланных на плато. Он вызвался с разрешения Гальбы. Йерун находился на борту «Веритас» при Хамартии, что избавило его от нескольких ночей на Пифосе. Путешествие обратно через варп было тяжёлым и полным кошмаров, но Каншеллу удалось подавить страх возвращения на планету. Первая ночь была терпимой, возможно из-за тесноты на базе. Само количество людей внушало большую уверенность. Но некоторые всё равно погибли. Два человека, каким-то образом оказавшиеся наедине со своим ужасом. Ошибки сделали их уязвимыми к галлюцинациям, и они убили себя. Это ведь объясняло всё, не так ли? Каншелл думал о Георге Паэрте, о том, как кричали его глаза, и сомневался. Танаура пыталась поговорить с ним, но Каншелл не хотел её слушать. Он цеплялся за Имперскую Истину всеми силами своей ослабевшей воли и разума. Йерун не хотел, чтобы она разрушила остатки его уверенности. Поэтому серв попросил о работе. Тяжёлом труде, от которого будет ломить спину, и который, как он надеялся, вымотает его достаточно, чтобы мгновенно заснуть от усталости и не видел никаких снов. Солнце не появлялось из-за облаков. Ничего, кроме постепенно слабеющего света, не говорило ему, сколько прошло времени. Каншеллу казалось, что темнеет быстрее, чем на самом деле. Ему хотелось верить, что темнеет медленнее, чем на самом деле. Он бросил себя в работу, таща колоды, связывая вместе поленья, строя стену. Он работал так, словно верил, что его тело использует энергию, нужную разуму для тревог. Он видел, что не один в этом стремлении. На лицах других сервов была такая же решимость, но в глазах их плескался страх. Их челюсти были сжаты, а шеи — напряжены. Но колонисты ликовали. Они вновь пели, как и во время пути на базу. Однако сегодня в воздухе плыли разные напевы. Каншеллу казалось, что песни были предназначены для разных занятий — для ходьбы, для разрубания деревьев, для строительства. Слова были неразборчивыми, но их смысл был вполне понятным. Они звучали почти торжественно. Серв подозревал, что песни были хвалебными гимнами. В колонистах определённо было больше радости, чем разума. Они взмывали к ней на крыльях веры в сверхъестественное. Он не одобрял. Он завидовал. По краям плато тянулись низкие холмы, не замеченные до сноса леса. Они находились примерно в двадцати метрах от края и сами были не более чем четырёхметровой высоты. Вершины холмов были ровными кругами примерно десятиметровой высоты. Один оказался в первичной безопасной зоне. Колонисты, не строившие стену, возводили на вершине холма остов. Здание поднималось быстро. Оно было приземистым, с островерхой крышей. Каншелл, вырубавший из полена заострённый кол, помедлил. Он смотрел, как колонистка лезет на вершину крыши здания. Там женщина закрепила в центре один из украшенных посохов жреческой касты. Ске Врис стояла у подножия холма, говоря что-то воодушевляющее и одобрительное женщине. Наконец, та слезла вниз, и послушница захлопала. Массивная фигура прошла перед Йеруном и направилась к Ске Врис. Это был Даррас. Сержант навис над послушницей, глядевшей на него с улыбкой. Каншелл наблюдал, как они говорили, но сквозь шум и грохот не мог услышать, о чём. Ске Врис выслушала легионера, а затем покачала головой, продолжая улыбаться. Она показала на здание, а затем начала что-то говорить, обильно жестикулируя. Она закончила, разведя руками так широко, словно собиралась обнять мир. Затем Ске Врис поклонилась, приглашая Дарраса следовать за ней. Сержант поднялся наверх и пригнулся, чтобы заглянуть в дверь. Сержант Даррас требует объяснить назначение здания Даррас развернулся и ушёл, махнув Ске Врис так небрежно, как если бы он пожал плечами. Колонистка продолжала стоять, склонив голову, пока воин не ушёл. Каншелл положил топор на колоду и направился к ней. — Чего хотел сержант Даррас? — Он спрашивал, что мы тут строим, — Ске Врис выпрямилась и в знак приветствия хлопнула его по плечу. — Это храм, не так ли? — беззаботность колонистов поражала Йеруна. Железные Руки никогда бы не допустили такого вопиющего нарушения Имперской Истины. — Здесь нет никаких богов, — тихо хихикнула Ске Врис. — Тогда что это? Укрытие? — Сначала мы используем это так, да. Но это не просто укрытие. Это место для собраний. Дом, где мы обсуждаем вопросы нашего общества. Где мы чувствуем и обновляем узы братства. Это ложа. — Но ты не отрицаешь, что вы занимаетесь поклонением. — Я не отказываюсь от слов, сказанных тебе вчера, да. Но мы не станем оскорблять великих воинов, оказавших нам помощь. Мы серьёзно относимся и к нашим узам с ними. — Сомневаюсь, что они чувствуют то же самое, — усмехнулся Каншелл. — Со временем они это почувствуют. У нас общая судьба. Зачем ещё мы нашли друг друга на этом мире в дни войны? — и опять эта вечная улыбка. Удовольствие женщины от этого мира было сложно не заметить. Зависть вновь сдавила грудь Каншелла. — Зайди внутрь, друг мой, — прикоснулась к его руке Ске Врис. — Твой труд тяжёл и долог. Отдохни с нами. Верность рационалистическому учению требовала, чтобы он отказался. Но ночь приближалась. Поэтому Йерун поднялся за ней по склону к входу. Он же не собирался ничем заниматься? Это просто любопытство. Нет ничего плохого в том, чтобы он просто взглянул. Когда он приблизился к зданию, то изумился заботе, с какой оно было построено. Брёвна на стены были вырублены быстро и неровно, но пазы выглядели достаточно прочными, чтобы простоять годы и десятилетия. Он заметил, что колонисты ничем не заделали проёмы там, где длина брёвен не совпадала. — Вы собираетесь использовать что-то для влагоизоляции? — Ничего. — Ничего? — Разве наша работа не прекрасна? Так и было. Проёмы создавали причудливый узор, придававший простому зданию невидимую издали сложность, которая распадалась на отдельные части, если приглядеться слишком близко. — Это будет плохим укрытием даже от простого ветра, — заметил Каншелл. — Загляни внутрь, — попросила его Ске Врис. Каншелл заглянул. Там не было окон, но был свет. Даже в вечных сумерках Пифоса он сиял в проёмах на стенах. Увиденный снаружи сервом узор внутри становился сильнее. Ему казалось, что постоянный внешний свет становился резче, проходя через каждую щель, создавая пересекающееся поле света на свете. Он пытался увидеть точные очертания узора, но не мог. Свет был слишком рассеянным. Он не видел пересекающих друг друга лучей, а скорее чувствовал слои оттенков и тонов. Это было игрой света, которая скорее виделась, чем чувствовалась. Эффект был необыкновенный. — Как… — заговорил Каншелл, но сбился с мысли, ведь у него было столько вопросов. Как колонисты построили это так быстро? Как они добились такого с такими примитивными материалами? Как они вообще это сделали? Ске Врис прошла мимо него и встала в самом центре. — Присоединяйся. Войди и ощути прикосновение божественного. Каншелл шагнул вперёд. Когда он вошёл в ложу, то паутина света стала крепче. Она танцевала по его нервным окончаниям. Его кожа словно стала гусиной, а волосы на руках встали дыбом. Внутри не стало светлее, но теперь он видел яснее. Он почти мог различить подробности узора. Если он присоединится к Ске Врис в центре паутины, то наверняка увидит всё. Он обретёт ясность и поймёт смысл схемы. И Ске Врис обещала ему божественное откровение. Нет. Соблазн утешения был слишком велик. Было бы слишком легко поддаться инстинктам. Его разум и сердце были вымотаны от попыток цепляться за рациональность, но гордость ещё не покорилась. Он хотел бы верить, что именно верность придаёт ему упорства, но в этом не было смысла. Верность Танауры была неоспоримой. Она бы сказала ему идти вперёд. — Нет, — сказал он Ске Врис, Танауре и себе. — Спасибо тебе, но нет. Мне нужно вернуться к работе. Йерун направился к выходу из ложи. — Значит в другой раз, — окликнула его Ске Врис. — Здесь нет дверей, лишь порог. Пересеки его, когда будешь готов.