Это удивило, и в груди разлилось приятное тепло. Кайден явно мне симпатизирует, для него я уже не только работа. Но кто? Возможно, друг. Я промыла рану водой — пришлось снять митенки, — потом взялась за штопку. Было жутко. Раньше не приходилось заниматься вышиванием по живому фейри. Кайден даже не поморщился, пока я трясущимися пальцами завязывала узелки, затем мазала шов мазью и цепляла сверху готовую липучую повязку. — Спасибо! — Кайден поймал мои пальцы в ладони, наклонился и поцеловал наружную сторону кисти, словно я была леди. — Ты самый лучший целитель в моей жизни. По крайней мере, за то время, что я помню. — Тебе явно не везло. Я отвратительный целитель. — Я поспешно отдернула руку. — Швы сниму сам. — Хорошо. Мне жутко не нравилось смущаться, тем более я совершенно не понимала, как на это реагировать. — Кай, зачем? — Я показала на ладонь. — Достаточно слов. Хотя, думаю, увидь целитель, что я там тебе наштопала, он бы меня собственноручно в заросли кактусов на лечебное иглоукалывание запихнул. Кайден едва заметно улыбнулся, пожал плечами. ГЛАВА 7 Что можно успеть за без малого две недели полета? Многое. Очень многое. Это Кайден выяснил на практике. Пока их разношерстная компания ехала в колеснице, он складывал мозаику прошлой жизни, краем уха слушая тихую перебранку Летты и Эмриса. Девушка задалась целью вытрясти из проклятия все, что оно знает о лепреконах. И у нее это получалось гораздо лучше, чем у охотника — совладать с памятью. В голове творилась такая мешанина, что любой вставший на место кусок, даже самая обычная мелочь, был в радость. Неизвестно, или по закону подлости, или те, кто лишил прошлого, перестарались, но ярче всего вспоминались именно незначительные детали, а не что-то глобальное. …Первая пара клинков, которую вручил отец, чье лицо и имя оставались для Кайдена тайной. Но клинки были весьма недешевые. Темная сталь с серебристым узором стояла перед глазами. …Магия фейри, что струится по жилам и может обуздать любую стихию, кроме тьмы. Ощущение восторга и торжества, когда у него получалось. …Редкие полосатые розы в саду матери. Их любила одна девушка. У нее была длинная льняная коса — все, что он помнил. А еще помнил, что когда-то испытывал к светловолосой особе теплые чувства. И Кай понимал — к Летте он чувствует что-то похожее. Но немного иначе, по-другому, острее, ярче. Казалось, с каждым днем пути девушка все больше прорастает в его душу, заставляя оживать. И задавать вопрос: действительно ли Неназванная отпускает охотников? А если нет, то куда они исчезают? Гибнут? Или все же уходят, заслужив покой? И заслужил ли он его? И как узнать? В день, когда Кай очнулся без памяти в храме богини ночи, он просто понял, что стал охотником. Не было ни грома, ни молний, ни гласа. Тогда это показалось ему хорошим знаком: Неназванная — отличный полководец, не любит пускать пыль в глаза. Все четко и доходчиво. Возможно, и сейчас он просто поймет. Но обрывки прошлой жизни, что медленно становились на место, меняли Кайдена. Теперь он знал, что покорность судьбе и смирение не были ему свойственны, что это — часть печати на памяти, которая, кроме воспоминаний, блокировала еще и некоторые черты характера. Охотник словно находил себя заново, знакомился с собой. И новый-старый Кайден решил, что займется поисками ответа на свои вопросы сразу, как только поможет Летте. Одержимость, которую они сотворили с Эмрисом, помогла на две недели избавить девушку от последствий разрушения печати. Но это не означало, что она в безопасности. Крупинка за крупинкой, крохотная искорка за искоркой, сила Летты снимала печать, медленно приближая развязку. А проклятие, то самое, первое, которое Кай, видавший всякое, по-прежнему не мог отнести ни к одному из известных, по капле набирало мощь. И неизвестный маг это чувствовал. Химеры становились злее, наглее. Одним рассеченным виском охотник не отделался. Правда, от Летты ранения удалось скрыть. В роль вышивальщицы по охотникам вживался Эмрис. Он ругался, бурчал, обзывал их противника тупицей, потому что не понимал, зачем тратить силы на девушку и отправлять химер, если проклятие скоро ее и так убьет. Кайден тоже не мог этого объяснить. Зачем химеры? Не терпится убить? Или тут было еще что-то? Разгадка крутилась в голове, но поймать ее за хвост пока не удавалось. А самое логичное предположение — касательно невыдержанности темного Кая не устраивало. Слишком явно, слишком просто. Кстати, о другом проклятии. Точнее, о том, кто за него себя выдает. Об Эмрисе. Маскирующаяся под проклятие сущность имела феноменальную способность выводить охотника из себя. Будь котопопугай материальным, непременно бы схлопотал по наглой морде. Однако Кай мог с уверенностью сказать, что при всей изворотливости Эмрис крепко прикипел к нему, а еще больше — к Летте. Охотник прекрасно понимал, что для девушки кот — друг, старший товарищ, но не парень. Однако ухаживания Эмриса, которые Летта всерьез не воспринимала, а порой даже не замечала, — он же проклятие! — раздражали. Впрочем, Кай и сам недалеко ушел от Эмриса. Пока был охотником, его занимало только дело, девушкам в его жизни не было места. До храма Неназванной у него имелся опыт в общении с дамами. И даже была любимая. Однако память из лоскутов — не лучший советчик. Кайден чувствовал себя так, словно бегал по полю, утыканному магическими ловушками. Знаки внимания вызывали у Летты удивление и оторопь, хотя Кайден был уверен, что симпатичен девушке. И симпатия эта иного рода, чем та, что она испытывает к Эмрису. Это не могло не окрылять. И толкать на новые эксперименты на основе всплывающего в памяти опыта. Спасал легкий характер Летты. Или не спасал. Тут как посмотреть. С одной стороны, Кай мог продолжать ухаживать за девушкой, не боясь вызвать подозрений у нее. С другой — для Летты он оставался охотником. Борцом с темными, с химерами. А еще Кай понял: то, что он назвал ее работой, сыграло с ним злую шутку. Теперь девушка стала сама считать себя работой. Охотнику не оставалось ничего другого, кроме как заботой и вниманием доказывать обратное. Именно так, а не комплиментами, не поцелуями рук, не чуть более продолжительной, чем требовалось, поддержкой, когда девушка притягивала чье-то невезение. С невезением тоже большой вопрос. Никто из лепреконов не притягивал невезение. Откуда эта особенность взялась у Летты, неясно. Лепреконы могли лишь одарить везением. Их магия направлялась в таком случае на конкретного человека или нелюдя, а точнее — на конкретную цель. Бить везением, растрачивая силы, могла только Летта. Так вот, благодаря их магии тот, кому повезло, мог быстрее прийти к цели. При условии, что к ней стремился. И действовал сам, не за счет других. У внутреннего везения лепреконов был тот же принцип. Они не были всемогущими, просто если у них была цель, магия помогала достичь ее чуть быстрее. Но у магии лепреконов были свои нюансы, которые Летта сейчас старательно изучала. — А как я пойму, что человек, например, хочет использовать кого-то против его воли? Как выяснить, не нанесет ли его желание кому-нибудь вреда? — От усердия я сильнее стиснула стило. Без малого две недели Эмрис при молчаливом участии Кая пытался вдолбить в мою голову знания по магии лепреконов, и все равно я не понимала главного: как, опунция вам в салат, они определяют, кому помогать, а кому нет?! В остальном более-менее ясно. Чары лепреконов не исполняют желания, а помогают достичь цели или усиливают магию, если их добавить к чуждому заклинанию. Их нельзя швырять, как гирю, цель нужно конкретизировать. Иначе можно выгореть. Когда я возмутилась тем, что Эмрис «забыл» об этом сказать, когда я с везением наперевес скакала по лесу гиан, он заявил, что тогда не был уверен, нужна я ему или нет. И кстати, выгореть я не могла и не могу — печать ограничивает мои силы. В общем, за плохую память проклятие получило от меня по клюву, но легче не стало. Я все еще не разобралась, как узнать, кого отправить гулять, а кому — букет ромашек. Везения. Потому как если поможешь тому, кто задумал дурное или решил чужими руками жар загрести, — просто зря потратишь силы, магия не сработает, рассеется. Вот в чем причина привередливости лепреконов. Они об этом не распространяются, естественно. Вон Арвель не в курсе, хотя мать и тетка лепреконы, да и нянька-советник с женой тоже. Хотя с братца станется — может, и знает, но думает, что это отговорка. Или не видит в своем желании заполучить ту фрейлину ничего плохого. — Понять, кому можно помочь, а кто решился на дурное, просто. Вы, лепреконы, это ощущаете интуитивно, — прошептал прямо в ухо хомячок на моем плече. Хотя мы вполне могли говорить нормально — колесница пустовала, наша троица была единственными пассажирами: лето, сезон, много транспорта, идущего в Агрону — столицу Хевина, одного из четырех королевств оборотней, где Кара видела ундину. Иногда возницам не везет, и приходится лететь порожняком. Нашему, видимо, очень не везло, потому что у меня одно за другим сломалось три стержня (теперь я их покупала пачками), оторвалась пуговица на блузке и нога распухла — укусила оса. Хорошо еще, что до посадки в карету я отправила очередную партию семян для отца, а то, чувствую, пришлось бы скакать по салону, собирая их с пола. Перевод на дополнительную закупку семян и черенков отец прислал в начале первой недели. Похоже, ему понравилось то, что я купила на ярмарке альвов. На каждой остановке я приобретала новые, понемногу, чтобы денег хватило подольше, и отправляла домой с записками для отца и радостными воплями для сестер и мамы, как мне нравится у альвов. Обратный адрес не указывала, только имя. А штемпель воздушная доставка ставит только при получении. — Интуитивно ощущаете, — задумчиво повторил Эмрис, глядя блестящими бусинками глаз на возницу, который громко болтал со сменщиком. — Хотя это, видимо, не про тебя. В общем, забудь. — Как это забыть? — возмутилась я. — А как мне помогать? Нападет на нас химера, что делать? — Обычные варианты тебя конечно же не устраивают? — фыркнул Эмрис. — Это какие? — Упасть в обморок, бросить в химеру туфелькой… — …надавать одному вредному проклятию по мордочке? — подхватила я. — Я так понимаю, что нет? — театрально вздохнул хомяк. Кайден, молча слушавший нашу перепалку, лишь хмыкнул. Отогнав мысли об охотнике, я вернулась к проблеме везения. — В обморок можешь падать сам, если уж так хочется, а мне понятно и ясно скажи, что делать? Химеры темного, одна хуже другой, посещали нас с завидной регулярностью, еженощно. Кайден и Эмрис, акация их подери, умудрялись скрыть от меня часть нападений. При желании проклятие могло заболтать кого угодно так, что и не заметишь, что с тебя сняли подштанники. Но в последние дни я не велась на провокацию. Правда, и помочь особо не могла. Поняв, что маневр с отвлечением не удался, Эмрис, которому с недавних пор мне очень хотелось общипать перья с крыльев за излишнюю летучесть, банально возносил меня над верхушками деревьев. И оттуда великодушно позволял пульнуть в Кая везением. Обычно к тому времени тот справлялся сам. Вот я и задалась целью научиться правильно применять магию, чтобы одаривать ею охотника до нападения. — Ну? — А кто его знает, — задумчиво отозвался хомяк. — Надо думать. Угораздило же меня вытащить самого ненормального лепрекона на континенте. И это мне говорит живое проклятие, в памяти которого столько всего, что не во всякой библиотеке уместится? Откуда это богатство к нему привалило, кот не признавался. Уж точно не из головы принца. За две недели провалов к названому братцу я убедилась, что знания — точно не то, к чему тянется сильф. Маэль — да. Арвель — нет. Но проклятие сидело в голове разгильдяя-братца, а не в голове фейри и не в закрытой секции библиотеки короля сильфов, откуда Арвель стащил книгу, с помощью которой вызвал меня. Так откуда знания? Может, Эмрис, как всегда, недоговаривает? И до принца он обретался в голове какого-то профессора? — Попробую направлять силу на Кая. — Я бросила быстрый взгляд на занятых разговорами возниц, повернулась к охотнику: — Как думаешь, получится? Кай задумчиво посмотрел на меня, нахмурился, что-то мысленно прикидывая. Медленно кивнул. — Только направляй везение на силу охотника. Магия фейри во мне заперта. — Не фейри, а сокровищница прямо! — Эмрис, цепляясь за воротник блузки, спрятался от руки Кайдена за моей шеей. — Замок на замке! — Это плата за дар богини, — опередил Кайден мой вопрос. Чем больше я общалась с охотником, тем меньше мне нравилась его богиня. Конечно, она давала возможность жить дольше, но и забирала много. Фейри без магии. Его сила ведь не выгорела, она по-прежнему бурлит в крови, он ее чувствует и… не может воспользоваться. — Это приемлемая плата, — усмехнулся Кайден, правильно истолковав мое сердитое сопение. А потом вытянул руку и накрыл мою ладонь своею, заставляя расслабить стиснутые пальцы. — Осторожно, это последнее стило, — спокойно предупредил он, но готова поклясться, что в глазах его блеснуло веселье.