Ответ: «В хорошую погоду Владимир Степанович всегда совершал прогулку с 22.30 до 23.00. Поскольку до 23.00 он не вышел, я решил заглянуть и проверить, все ли в порядке. Он лежал возле камина без признаков жизни. Телефонная трубка была снята. Я убедился, что пульс отсутствует, и немедленно поднял тревогу. Ни к каким предметам в комнате я не прикасался». Вопрос: «Может ли кто-нибудь подтвердить, что к Замятину не входили с момента ухода Филипповой до 23.01?» Ответ: «С 21.30 до 22.30 мы играли в шахматы с моим напарником в беседке, примерно в десяти метрах от крыльца. При этом присутствовало еще несколько человек». Турецкий бегло просмотрел результаты экспертизы. Смерть наступила в промежуток с 21.50 до 22.10. Яд был нанесен на телефонную трубку и обладал мгновенным действием. Все указывает на мадам Филиппову. Позвонил Меркулов: — Ты Оласаева готов допрашивать? — Да. — Ну жди тогда. Скоро доставят. Турецкий. 17 апреля. 15.00 Было обеденное время, Оласаев выглядел на удивление хорошо. Жировой запас позволял ему не обедать, наверное, недели две, а может, и три. Турецкий засомневался, выдержит ли подследственного стул. Стул жалобно заскрипел, но устоял на ножках. — Гражданин Оласаев, — сказал Турецкий, — вы признаёте, что являетесь организатором убийства Косых? — А кто такой Косых? — Оласаев смерил Турецкого таким взглядом, как будто он был надоедливой мухой, забившейся в недоступное место и, пользуясь временной безнаказанностью, жужжащей в свое удовольствие. — Я говорю о человеке, который оказался очевидцем вашей вечеринки в «Ирбисе» тридцатого марта сего года. — Впервые слышу эту фамилию. — То есть не признаёте? — Нет, конечно. — Мы располагаем магнитофонной записью вашего разговора с киллером по фамилии Вилков, в этой беседе вы совершенно конкретно просили его разобраться со старичком, который вас видел и может опознать. — Поздравляю, у вас замечательные доказательства. А на этой пленке есть произнесенные мною слова «убить», «застрелить», «задушить», «утопить» или еще какие-нибудь однозначно свидетельствующие, что «разобраться» не значит поговорить по душам или предложить сотрудничество? Видите ли, если даже вам удастся доказать, что на той пленке мой голос, то, во-первых, вы ни за что не докажете, что я приказывал убивать, а во-вторых, пленка не будет доказательством в суде. Так что поищите более веские аргументы, прежде чем мы начнем разговаривать о каких-то косых, хромых и прочих. Могу вам по секрету рассказать, что ваш коллега, который давеча пытался повесить на меня другой заказ, обломался по тем же причинам. И организацию убийства следователя Турецкого, то есть вас, вы мне тоже не пришьете. И вашу фамилию я услышал впервые от него, а до того даже не подозревал о вашем существовании. Хотите, можете устроить мне очную ставку с вашим киллером, пусть он мне в глаза скажет, что я ему приказывал и за что платил. — Я бы не был на вашем месте столь оптимистичен. — Турецкий долго и ожесточенно смотрел на Оласаева, изо всех сил сжимая пальцами ручку, чтобы унять раздражение от его наглой, и не без основания, физиономии. — Кроме магнитофонных записей, гражданин Оласаев, есть еще показания Вилковой, которая была соучастницей убийств, совершенных ее мужем по вашему указанию. Вы в курсе? — Да. — Оласаев презрительно усмехнулся. — В совокупности это достаточно веские доказательства. Суд, если вам с вашим адвокатом не удастся совершить чего-то экстраординарного, накрутит вам на полную катушку: пятнадцать лет, а то и пожизненное. — Посмотрим! — Оласаев усмехнулся еще более презрительно. — Посмотрим. Что вы можете сказать об убийстве Замятина? — Вы и его собираетесь на меня навесить? — захохотал Оласаев. — Не тужьтесь, не выйдет. Замятина убила Инара, и правильно сделала. — Инара Филиппова? — Инара Филиппова. Ей нужно было это сделать еще лет двадцать назад. Хотите, расскажу вам очень поучительную душещипательную историю? — Оласаев попытался поудобнее устроиться на стуле, отчего тот снова жалобно заскрипел. — Давным-давно в городе Свердловске жили и дружили три товарища. И все трое любили одну девушку, прямо как у Ремарка, правда? Один из них погиб, только в отличие от Ремарка убили его не какие-то там ребята, а его же друзья, он, впрочем, и сам был виноват. В результате из двоих оставшихся один все свалил на второго, остался чистеньким и, в конце концов, дослужился до генпрокурора. Естественно, девушка автоматически досталась ему, поскольку второй сел. И надолго. Но девушку наш чистенький не любил, не ценил, а просто и банально использовал. В конце концов (поздновато, правда, через двадцать пять лет) ей это надоело, и она прикончила его, раздавила как таракана. Он и был натуральным тараканом. — Вы забыли про второго, который отсидел, набрался в колонии опыта и, вернувшись, наверняка напомнил «чистенькому», кому он обязан своим положением. Этот второй, «грязненький», стал «чистенького» тоже банально использовать, а когда пришла беда, откуда не ждали, использовал по назначению не в меру пылкие чувства той самой девушки, которая теперь уже бабушка. — Нет, гражданин следователь, сказочник из вас получился бы, конечно, отменный, но в нашей истории не было ничего подобного. У девушки и без чьих-либо добрых советов было достаточно оснований покончить с давним другом. Он ее подставил. Он держал на ее счете свои деньги, заработанные, естественно, преступным путем. Ради него, будучи уверенной, что он ее любит… все это, конечно, странно звучит, если вспомнить, что речь идет о людях, которым уже пятьдесят, но не важно. Ради него лично она еще готова была рисковать. Но когда выяснилось, что он регулярно просит ее снимать со счета… с ее, заметьте, счета деньги, которые потом тратит на своих не в меру обнаглевших любовниц, тут она, конечно, не выдержала. Так что вы имеете классическое убийство из ревности. — Очень интересно, гражданин Оласаев. И откуда, позвольте полюбопытствовать, у вас столь обширные сведения по убийству Замятина, к которому вы, если верить вашим словам, тоже не имеете никакого отношения? — Не тоже, а просто не имею. Жизненный опыт. — А по поводу местонахождения гражданки Филипповой ваш жизненный опыт вам ничего не подсказывает? — Нет. В этот момент в дверь постучал Позняк. Турецкий подошел к нему и поинтересовался вполголоса: — Глухо? — Глухо, — кивнул Позняк. — Я так и понял. — То есть с арестом пока глухо. Филиппова вчера утром вылетела в Грецию. А найти ее в Греции — раз плюнуть, вопрос: захотят ли греки ее выдать. Может, у нее там двадцать адвокатов, и все схвачено. — Думаю, и найти ее будет не раз плюнуть, — пробурчал Турецкий себе под нос, — уж больно легко Оласаев про нее колется. Ладно, это уже не наши проблемы. Все, на сегодня вы с Ильиным свободны. Турецкий вернулся на место. — Так когда, гражданин Оласаев, вы встречались с Филипповой в последний раз? — Примерно две недели назад, точнее — четвертого числа, в воскресенье. У Инары в салоне. Чтобы вы лишний раз не спрашивали, Замятина я в последний раз видел там же и тогда же. Мы втроем сидели. Традиция у нас такая. Инара как бы хозяйка, собирает старых друзей. — И из разговора Филипповой с Замятиным вы вынесли убеждение, что она собирается его убить? — Нет, гражданин Турецкий. Это убеждение, как я уже сказал, я вынес из жизненного опыта. А что такое жизненный опыт, я вам объяснять не собираюсь. И вообще, вы мне надоели. — Взаимно. — Турецкий вызвал конвоира. — Можете везти арестованного в следственный изолятор. Турецкий. 18 апреля. 10.00 — Ну что? У тебя? — Турецкий повернулся к Ирине Генриховне спиной, чтобы не действовала ему на нервы своими укоряющими взглядами. Объяснять ей, что предстоящая пьянка с Грязновым не проходная, а, наоборот, весьма ответственная, он не хотел, полагая это ниже своего достоинства. — Нет. — Грязнов замялся. Турецкий уже подумал, что он сейчас снова откажется. — Давай лучше у тебя в кабинете. У меня в другой раз. — Ты, что ли, неделю посуду не мыл и стесняешься меня на порог пустить? — удивился Турецкий. — Ну… Короче, встретимся — объясню… — Так что там у тебя? — продолжил Турецкий прерванный диалог полчаса спустя, на пороге своего кабинета. Грязнов уже его ждал. — Последний раз мы пили у меня с Ростиком, — Грязнов скривился, как от неспелого лимона, — что-то как-то мне… Не хочу! Давай с ним разберемся и забудем, а в следующий раз посидим у меня — обновим.