— Его увезли в Институт судебной экспертизы. — А что с ним будут делать? — Вскрывать. Неужели известие о том, что будут копаться в теле мужа, заставило ее улыбнуться лукавой улыбкой? Неужели в ее глазах отразилось нечто вроде свершившейся мести, компенсации за все, что она вытерпела, живя с ним? Вероятно, она была девушкой, молодой женщиной, похожей на всех остальных. Какую же жизнь устроил ей Фюмаль, чтобы привести в такое плачевное состояние? Мегрэ случалось встречать таких, как она, но это почти всегда было в трущобах, в бедных кварталах, и нищета неизменно была в основе их деградации. — Он приходил к вам вчера вечером? — Кто? — Ваш муж. Она покачала головой. — Он иногда приходил? — Иногда приходил, но я бы предпочла его не видеть. — Вы не спускались к нему в кабинет? — Я никогда не спускалась в его кабинет. Именно в своем кабинете он виделся с моим отцом в последний раз, а через три часа отец повесился. Казалось, именно в этом и заключался порок Фюмаля: разорять других, не только тех, которые встали ему поперек дороги или которые могли навредить ему, а разорять все равно кого, лишь бы утвердиться в своем могуществе, лишь бы убедить в этом себя самого. — Вы знаете, кто приходил к нему вчера вечером? Позже нужно будет приказать одному из инспекторов обыскать ее апартаменты. Мегрэ не хотелось делать этого самому. А провести обыск было необходимо. Ничто не доказывало, что эта женщина не набралась наконец смелости и не убила мужа, а тогда, вполне возможно, оружие находится где-то здесь. — Я не знаю… Я не желаю ничего больше знать… Я хочу остаться совсем одна! Мегрэ все еще стоял около кровати мадам Фюмаль, когда увидел, что ее взгляд остановился на чем-то за его спиной. Полыхнула вспышка, и в этот миг женщина, отбросив одеяло, с неожиданной энергией бросилась к фотографу, который неслышно появился в дверном проеме. Он попытался уйти, но она уже вырвала у него из рук фотоаппарат, бросила его на пол, потом подобрала для того лишь, чтобы с удвоенной силой швырнуть снова. Мегрэ узнал репортера одной из вечерних газет и нахмурился. Кто-то проинформировал прессу, многочисленных представителей которой он наверняка увидит внизу. — Минутку… — властно сказал он, поднял с пола фотоаппарат и вытащил пленку. — Уходите, малыш, — сказал он молодому человеку и обернулся к мадам Фюмаль: — Ложитесь. Прошу прощения за все, что здесь произошло. Я распоряжусь, чтобы впредь вас не беспокоили. Однако необходимо, чтобы один из моих инспекторов обыскал ваши апартаменты. Он торопился уйти из этой комнаты и очень хотел бы навсегда уйти из этого дома. Фотограф ждал его на лестничной площадке. — Я подумал, что мог… — Вы слишком далеко зашли. Ваши коллеги здесь? — Некоторые. — Кто их проинформировал? — Я не знаю. Приблизительно с полчаса назад меня вызвал главный редактор и… Наверняка кто-нибудь из Института судебной экспертизы. Везде есть люди, которые находятся в сговоре с прессой. — Что произошло на самом деле, комиссар? — Если бы я это знал, дети мои, меня тут уже не было бы. Я прошу вас дать нам возможность спокойно работать, и я обещаю вам, если мы что-нибудь обнаружим… — Можно сфотографировать место происшествия? — Да, только побыстрее… Людей, которых предстояло допросить, было слишком много, чтобы везти их на набережную Орфевр. Поэтому для этой цели отвели большое пустовавшее помещение. Лапуэнт был уже за работой, так же как и Бонфис, только что приехали Торранс и Лезюэр. Торрансу комиссар поручил обыскать апартаменты на третьем этаже, а Бонфиса послал в жилище месье Жозефа. Тот еще не вернулся с улицы Рамбюто. — Когда он вернется, допроси его на всякий случай, но я очень сомневаюсь, что он много расскажет. Господа из прокуратуры уехали, большинство специалистов отдела установления личности тоже. — Позовите одну служанку, только одну, Ноэми, которая прислуживает мадам Фюмаль, а остальные пусть подождут в салоне. Когда в кабинете убитого раздался телефонный звонок, естественно, Луиза Бурж подняла трубку: — Говорит секретарь месье Фюмаля. Да. Ну да, он здесь. Я передаю ему трубку. — Она повернулась к Мегрэ: — Это вас. С набережной Орфевр… — Алло, да… Говорил директор криминальной полиции. — Мне только что звонил министр внутренних дел… — Он уже знает? — Да. Все в курсе. — Один из журналистов сообщил на радио? — Вполне возможно. — Министр взбешен? — Да нет, нельзя так сказать. Скорее раздосадован. Он просит, чтобы ему сообщали о ходе расследования. У вас есть какие-нибудь предположения? — Никаких. — Скоро поднимется большой шум. Этот человек был еще более влиятельным, чем сам считал. — О нем сожалеют? — Почему вы об этом спрашиваете? — Так просто. На мой взгляд, люди скорее испытывают облегчение. — Вы сделаете все возможное, не правда ли? Ну конечно! И тем не менее комиссар никогда не испытывал так мало желания найти убийцу. Конечно, ему было любопытно узнать, кто решился убрать Фюмаля, какой мужчина или какая женщина не смогли больше терпеть и поставили все на карту. Но будет ли он испытывать неприязнь к этому человеку? Не защемит ли у него сердце, когда он наденет на него наручники? У него редко было так много гипотез, все одинаково правдоподобные. Мадам Фюмаль? Ей пришлось бы только спуститься на один этаж, чтобы отомстить за двадцать лет унижений, и конечно же она в придачу к обретенной свободе получит в наследство состояние, целиком или частично. Был ли у нее любовник? Это казалось маловероятным, но у Мегрэ все же имелись некоторые сомнения. Месье Жозеф? Он казался полностью преданным торговцу мясом, в тени которого жил. Одному Богу известно, какие грязные делишки обделывали они вдвоем. Не подчинил ли Фюмаль себе этого человека, как подчинял всех, кто ему служил? Даже такие люди, как месье Жозеф, восстают! Луиза Бурж, секретарша, которая пришла к Мегрэ на набережную Орфевр? До настоящего момента она была единственной, кто говорил, что патрон сам написал анонимные письма. Феликс, шофер, был ее любовником. Оба хотели поскорее пожениться и уехать в Жьен. Предположим, что она или Феликс обокрали Фюмаля или же попытались выманить у него деньги, шантажируя его. В этом деле у каждого имелись причины убить, включая Виктора, бывшего браконьера, которого патрон держал на коротком поводке. Покопаться следует и в жизни других слуг. Был еще Гайярден, который не вернулся на улицу Франциска Первого, после того как побывал у Фюмаля. — Вы уходите, патрон? — Вернусь через несколько минут. — Он хотел пить, а еще хотел подышать другим воздухом. — Если меня будут спрашивать, пусть Лапуэнт принимает сообщения.