— Это так сложно… — Что — сложно? — Все. Вся эта жизнь… Я знал, что меня не поймут, и поэтому ушел… — Минуточку, Лантен. Давайте по порядку. Ваша сестра принесла вам поесть. Вы попросили у нее выпить. Вы не знаете, который был час, но уже стемнело, не правда ли? — Да, конечно. — Вы выпили вместе? — Только одну или две рюмки. Она не очень хорошо себя чувствовала. Последнее время у нее случаются приступы удушья. Она пошла спать. — Что потом? — Я лежал и курил. Очень хотелось узнать, который час. Я слушал звуки, доносившиеся с бульвара, там только изредка проезжали машины. Не надевая ботинок, вышел на лестничную площадку и увидел, что дом погружен в темноту. — Каковы были ваши намерения? — У меня не было ни гроша. Даже монетки в десять франков. У Жанны тоже не было денег — Фюмаль ей денег не давал, и частенько она вынуждена была занимать у служанок. — Вы хотели попросить денег у зятя? Он усмехнулся: — Конечно нет! Ну ладно, я все скажу! Ну так вот! Вам говорили, каким он был подозрительным? Не доверял никому. Все ящики в доме были заперты на ключ. Но я обнаружил одну вещь. У секретарши, мадемуазель Луизы, в ящике стола всегда были деньги. Немного. Не более пяти или шести тысяч франков мелочью или мелкими купюрами, чтобы покупать марки, оплачивать на почте заказные письма, давать чаевые. Они это называли «маленькая касса». Ну и время от времени, когда сидел на мели, я спускался в кабинет и брал несколько стофранковых монет… — Фюмаль никогда не заставал вас за этим занятием? — Нет. Я обычно выбирал вечер, когда его не было дома. Правда, один или два раза он уже спал и ничего не услышал. Я хожу тихо, как кошка. — Он вчера не лег? — По крайней мере, не в свою кровать. — Что он вам сказал? — Он мне ничего не сказал по той простой причине, что лежал, растянувшись во всю свою длину, на ковре, мертвый. — Вы все-таки взяли деньги? — Я хотел было взять у него бумажник. Вы видите — я откровенен. Подумал, что рано или поздно обвинят именно меня и я не скоро смогу вернуться в этот дом. — В кабинете горел свет? — Будь это так, я бы увидел полоску света под дверью и не вошел бы. — Вы включили его? — Нет. У меня был карманный фонарик. — До чего вы дотрагивались? — Сначала я дотронулся до его руки, она была холодной. Значит, он был мертв. Потом я открыл ящик стола секретарши. — На вас были перчатки? — Нет. Это было легко проверить. Специалисты уже сняли отпечатки пальцев в обоих кабинетах и сейчас наверху занимались их классификацией. Если Лантен говорил правду, то отпечатки его пальцев найдут на столе мадемуазель Бурж. — Вы не видели револьвер? — Нет. Первая моя мысль была, что мне лучше уйти, ничего не говоря сестре. Потом я подумал, что лучше сообщить ей об этом. Я поднялся к ней, разбудил и сказал: «Твой муж мертв». Она не хотела в это верить. Спустилась вместе со мной, в ночной рубашке, и я посветил на тело, а она смотрела, стоя у двери. — Она ни до чего не дотрагивалась? — Сестра даже не вошла в комнату. Она сказала: «И вправду, он, похоже, мертв. Наконец-то!» Это объясняло отсутствие реакции со стороны женщины, когда Мегрэ сегодня утром сообщил ей о смерти Фюмаля. — А потом? — Мы поднялись наверх и выпили. — Чтобы отпраздновать это событие? — Более или менее. Через некоторое время мы оба были навеселе и, мне кажется, даже смеялись. Я уж не помню, кто это сказал, я или она: «Наш отец повесился слишком рано». — А вам не пришло в голову известить полицию? Лантен удивленно посмотрел на него. К чему им было вызывать полицию? Фюмаль умер. Для них это было самое главное. — В конце концов я подумал, что мне лучше уйти. Если бы меня обнаружили в доме… — В котором часу это было? — Не знаю. Я дошел до площади Клиши, почти все бары были закрыты. Точнее, был открыт только один. Я выпил рюмку или две. Потом пошел по бульварам до площади Пигаль, зашел в еще один бар, потом я, должно быть, заснул за столиком, но не знаю, где именно. На рассвете меня выставили за дверь. Я снова пошел. Я даже пришел посмотреть на дом с бульвара Батиньоль. — Зачем? — Хотел узнать, что там происходит. Перед домом было несколько машин, а у двери стоял полицейский. Я не стал подходить, опять пошел… Это слово было лейтмотивом: и в самом деле, ходить, как и стоять у стойки бара, было основным занятием Лантена. — Вы никогда не работаете? — Время от времени подрабатываю в Алье или на стройке. Должно быть, иногда он открывал дверцы машин перед гостиницами, а порой приворовывал с лотков. Мегрэ решил дать указание проверить по картотеке, не привлекался ли тот к уголовной ответственности. — У вас есть револьвер? — Будь он у меня, я бы давно его продал. Или же его давно у меня отобрала бы полиция, так как меня уж не помню сколько раз забирали. — А ваша сестра? — Что — моя сестра? — У нее не было оружия? — Вы ее не знаете. Я устал, господин комиссар. Признайтесь, что я вел себя хорошо и рассказал вам все, что знал. Если бы вы дали мне еще капельку выпить… — Он умоляюще посмотрел на Мегрэ: — Совсем капельку! Похоже, из него больше нечего было вытянуть, и Мегрэ направился к шкафу, а Лантен следил за ним просветленным взглядом. Как и Мартине Гийу, Мегрэ вдруг начал говорить ему «ты»: — Не жалеешь, что ты не с женой и детьми? Держа стакан в руке, Лантен не торопился с ответом, потом залпом выпил коньяк и произнес с упреком: — Почему вы мне об этом говорите? Во-первых, дети уже большие. Двое уже женаты и даже не посмотрят мне вслед на улице. — Ты не знаешь, кто убил Фюмаля? — Если бы я это знал, поблагодарил бы этого человека. А если бы у меня хватило смелости, я сделал бы это сам. Я решил это для себя после смерти отца. Я сказал об этом сестре. Ну а она мне объяснила, что это приведет лишь к тому, что я проведу остаток своих дней в тюрьме. Но если бы я нашел такой способ, чтобы меня не уличили… А что, если тот или та, кто действительно убил Фюмаля, рассуждали таким же образом и выжидали момент, когда можно будет действовать без опаски? — Вы хотите еще о чем-то меня спросить? Нет. У Мегрэ больше не было к нему вопросов. Он только сказал: — Что будешь делать, если я тебя отпущу? Лантен сделал неопределенный жест, который очерчивал весь город, по которому он снова будет бродить. — Я задержу тебя на день или два.