Матвей в оцепенении смотрел на Тамару и не решался закончить начатый суд. — Я тебе обещаю, я клянусь тебе. Отпусти меня. По лицу девушки покатились слезы, теплые и чистые, такие же, какие были и у него в детстве. Рука, сжимающая горло Тамары, обмякла. Она вырвалась из смертельных объятий и, не поднимая сумки с земли, убежала прочь. Находясь в оцепенении от экстаза, Матвей сел на корточки и опустил вниз свою голову, зажатую с двух сторон руками. На земле что-то сверкнуло. Это было зеркальце, которое выпало из сумочки Тамары. Она, как и все прочие девушки, убежала от него в жутком страхе и без оглядки, словно от ужасного чудовища, прочь. Подняв зеркальце с земли, Матвей посмотрел в свое отражение. На него смотрел свирепый, неистовый взгляд его отца, который бил его за любую оплошность. По его лицу так же сочился пот, и он имел вид свирепого зверя. — Нет. Нет. Отец, нет. Я не такой. Нет. Тридцатипятилетний Матвей, будто ребенок, заплакал и отбросил зеркальце в сторону. Это было его последнее беспамятство, которое проросло в нем незаметной для него тихой тенью, сделалось фобией, обострилось и стало болезнью. «Нет, нет», — еще долго можно было слышать доносившиеся из темноты чьи-то крики. Со временем брошенное, красивое, в позолоченной оправе, зеркальце срослось с землей, обросло густой травой теплого лета, покрылось инеем от леденящего душу холодного поцелуя зимы, снова пропало в едкой зелени ласкового мая. Прошли годы, сменились вокруг люди, и оно забыло теплоту человеческих рук, забыло те моменты и переживания, которые когда-то в нем отражались. Находясь в безжалостной схватке со временем, зеркальце, как и все приходящее в этот эгоистический мир людских оценок: любовь, дружба, верность, со временем обесценилось, забылось и раскололось на части. Что такое правильная жизнь? Как обычно человек решает, что будет хорошо, а что плохо? Для одного жить правильно — это внутренний голос, для другого — молитва, для третьего — любовь. Для одних будет победой сдержать гнев внутреннего зверя и не навредить, а для других наоборот его выпустить. Есть ли на самом деле это незримое мерило справедливости под названием Совесть? Где она живет и как выглядит? И вот когда ты наконец разобрался со всеми этими вопросами остаётся всего лишь один: А смогу ли я вот так жить? Вот так — правильно и без оглядки? Ведь в конце всякого благого пути идущего к свету в разрез собственного счастья всегда стоит личная жертва именуемая торжественно и коротко — Подвиг. Эта жизнь ждет от всех нас подвигов, и мы все в ней неисправимые герои.