— Он играл в гольф, — поясняю я. — Но откуда мы знаем, что это правда? Вдруг полиция Чикаго и тут что-то проигнорировала? — Это, конечно, интересно, — вяло говорит Андреа — она явно слишком устала, чтобы хорошо это скрывать. — Но сначала давай попробуем сосредоточиться на уже имеющихся у нас данных, а потом уже займемся теми, которые, возможно, отсутствуют, хорошо? — Ладно, — говорю я, словно это слово колет мне язык. Выплевываю его, как лезвие, когда Андреа достает из сумки диктофон. — Вряд ли стоит медлить с записью. Расскажи еще раз то, что говорила мне по телефону. Она нажимает на кнопку записи, ставит диктофон между нами и ждет, когда я заговорю. Некоторое время я упираюсь. Сердито гляжу на нее, не желая слишком легко мириться с ее указаниями, а цифры на дисплее диктофона тем временем растут. Но ведь мне мало доказать невиновность Колина. Или выяснить, почему исчез Дилан. Мне нужно как-то связать одно с другим. Мне нужно, чтобы близость Сары к дому, где я выросла, была не просто совпадением. Андреа вскидывает брови. При первом же признаке нетерпения с ее стороны я сдаюсь. Я по-прежнему дочь, на которую не обращают внимания. Одинокая младшая сестра, которая всегда ждет одобрения. Молча проклинаю собственную хрупкость, пересказывая всю историю для подкаста. И тут же вспоминаю, какой хороший из Андреа продюсер. У нее есть дар задавать правильные вопросы, не давая мне сгладить подробности или отвлечься. Легко предположить, что у слушателей будет достаточно информации, чтобы сделать такие же выводы, как и я, но Андреа всегда велит мне говорить медленнее, заставляет объяснять ход мыслей, подсказывает, когда надо напомнить аудитории, кто наши ключевые действующие лица и какие детали важны. К тому времени, как Андреа отключает диктофон, все остатки моей злости уже испарились. — Вопрос вот в чем, — говорю я, когда Андреа начинает перебирать окружающие нас листы бумаги, явно пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка. — Стоит ли нам рассказать полиции Чикаго об исчезновении Дилана? Она поднимает глаза. — Думаешь, они не в курсе? — Иногда меня поражает, с какой неохотой полицейские управления делятся информацией, — отвечаю я, вспомнив межведомственную грызню между Сатклифф-Хайтс и Роджерс-парком по поводу дела Мэгги. — Особенно по прошествии нескольких лет. В Милуоки, возможно, знают, что он имеет отношение к делу, произошедшему в Чикаго, но в Чикаго могут не знать о его исчезновении. Андреа складывает ладони и прижимает их ко рту, и я знаю, что она собирается произнести что-то, что сама считает ужасным. — С нашей стороны будет очень плохо, если мы немного подождем? — спрашивает она. — В смысле, с моральной точки зрения обязаны ли мы проинформировать об этом полицейское управление Чикаго? Я знаю, о чем она думает: если мы расследуем данное направление самостоятельно, подкасту это пойдет на пользу. И я понимаю ее импульс; в конце концов, от Дилана уже несколько месяцев нет вестей. В Чикаго какую бы то ни было связь между исчезновением Дилана и убийством Сары Кетчум могут вообще не воспринять серьезно, особенно учитывая, что здесь все считают, что убийца Сары уже в тюрьме. И все же меня что-то задевает. Желание сделать все возможное, чтобы помочь Дилану. Где бы он ни был. Если он еще жив. — Хорошо, — говорю я. — Давай позвоним на «горячую линию» в Милуоки и расскажем им, что он связан с делом Сары. Если они захотят поделиться этой информацией с полицией Чикаго, пускай. Но я хочу быть уверена, что люди, которые ищут его, знают, что контекст шире, чем кажется. — Ладно, — соглашается Андреа. — Позвоню из дома. — Ты ведь понимаешь, что все это значит? — спрашиваю я. — Если эти дела связаны, Колин точно невиновен. Все, что нам нужно, это доказать связь, и тогда подозрения будут с него сняты. — Знаю, — медленно, задумчиво произносит Андреа. — Но мы должны быть осторожны, Марти. Понимаешь? Мы только что через это проходили. Обе делали поспешные выводы. Находили связь, потому что нам она была нужна. И последствия всего это были… слишком тяжелыми. — Последствия, — повторяю я, хотя знаю, что она имеет в виду. Мой маленький прыжок в бездну. — Это произошло не потому, что мы ошиблись, Андреа. Ты действительно так думаешь? — Если честно, я думаю, что это, наверное, было ошибкой, — отвечает Андреа, сложив руки на коленях и переплетая напряженные, полусогнутые пальцы. — Расследование дела Неизвестной. Неважно, насколько популярен подкаст. Я бы никогда не предложила записывать его, если бы знала, что может произойти. Она взмахивает рукой, указывая на меня, на эту квартиру. Состояние моей жизни. Урну, полную стеклянных бутылок. Ребенка, которого у меня не было. Я беру ее за руку и сплетаю наши пальцы. — Если бы это оказалась Мэгги, я бы все равно развалилась, — отвечаю я. — Даже если бы мы не записали ни слова. Сейчас по крайней мере я чувствую себя так, словно прилагаю какие-то усилия. Словно я не просто бросила ее. — А если мы никогда ее не найдем? — тихо спрашивает Андреа, не желая в полный голос высказывать другие варианты, чтобы не искушать судьбу, которая всегда висит над нами, словно нож, готовый вот-вот упасть. — А если ты никогда не узнаешь правду? Этот вопрос преследует меня с восьми лет. Не только загадка Мэгги, но то, как я могу выстроить жизнь на основании вопроса без ответа. На фундаменте из песка. Однажды я попробовала, и все рухнуло в одночасье. — Не знаю, — отвечаю я. — Может, просто продолжу этим заниматься. Так и буду искать. — Я боялась, что ты это скажешь, — говорит Андреа. Вспыхивает экран моего телефона. Номер незнакомый. — Надо ответить, — покосившись на Андреа, говорю я. — Вчера кто-то избил Колина, и Ава обещала позвонить. Замявшись, Андреа коротко кивает в знак согласия. Обещая не злиться за то, что я прервала наш небольшой сеанс психоанализа ради телефонного звонка. Встаю и беру телефон. — Мне пришлось дать Сильвии взятку, чтобы получить ваш номер, — говорит мужской голос на том конце провода. — Так что вы должны мне пачку «Мальборо Лайт» и фраппуччино с карамелью. Он говорит тем самым ровным тоном, который я впервые услышала в полицейском участке Роджерс-парка. Привычно невозмутимый голос с легкой хрипотцой. Как и прошлой ночью, когда я наклонилась достаточно близко, чтобы прошептать ему на ухо, у меня по коже пробегает дрожь. — Вы же знаете, что она вас облапошила? — спрашиваю я под пристальным взглядом Андреа. — Обычно она все разбалтывает только за кофе. — Учту на будущее, — говорит он. — Итак, чем могу помочь, детектив? — спрашиваю я. От взгляда Андреа меня бросает в жар. Встаю с дивана и иду в кухню. Она идет за мной, явно пытаясь расслышать слова Олсена в трубке. — Вы вчера так быстро ушли, что я не успел вам сказать… — Что именно? Андреа уже весьма успешно изображает французского мима, преувеличенными жестами выражая срочность, но я отмахиваюсь от нее, всеми силами стараясь не дать Олсену услышать рядом со мной какие-то звуки. Наконец убегаю в ванную и закрываю дверь прямо у Андреа перед носом. — Я добыл электронный адрес детектива Ричардса, — говорит Олсен. — И мне всего-то пришлось пообещать приятелю, что вы с ним поужинаете. На секунду замираю. — Скажите, что вы шутите. Иначе я брошу трубку и перееду в другую страну. По-моему, я слышу в его голосе намек на озорство. — Ага, — отвечает он. — Но не уверен, что стоит отдавать вам на растерзание человека, который наслаждается жизнью на пенсии. — Тогда не могли бы вы сами с ним связаться? — хватаюсь я за его слова. — Он вспомнит меня. Просто спросите, не хочет ли он поговорить. Без протокола. — С чего вы взяли, что я готов делать вам одолжения? — спрашивает Олсен, и на сей раз я знаю, что он точно со мной заигрывает. Я всегда вижу, когда мужчина делает ход, который, по его мнению, приведет его в постель. — А разве нет? — парирую я. — Ладно, — наигранно строгим тоном говорит он, отступая. — Но если я устрою вам встречу с ним, вы угостите меня ужином. — Хорошо, — отвечаю я. — Даже оденусь понаряднее. — Не надо заходить настолько далеко, — говорит он. Когда я выхожу, Андреа ждет меня в дверях кухни, положив руку на бедро. — И чем это ты занималась прошлой ночью? — спрашивает она, замечательно подражая школьной директрисе. — Это тебя не касается, мама, — говорю я, бросаю телефон на кофейный столик и снова усаживаюсь на пол. — Нам нужно об этом поговорить? — О чем? — спрашиваю я. — О твоей внезапной симпатии к копам. — Я ходила в бар показать Олсену материалы по делу. Посмотреть, что он скажет. — И? — Он говорил немного уклончиво, — признаю я, решив опустить рассказ о столкновении с Джимми и его шаловливыми ручками. — Но мне кажется, через него можно поддерживать связь с полицией Чикаго, а это полезно. — Ты ведь знаешь, что он, возможно, сблизился с тобой, чтобы следить за расследованием? — Знаю. — Подобная мысль приходила мне в голову. В конце концов Олсен работал под прикрытием. Он вполне мог бы немного пофлиртовать, чтобы заставить меня раскрыть карты. — Я не рассказывала ему о Дилане. Я не говорила ему ничего, что уже не является достоянием общественности. И он свяжется с детективом Ричардсом от моего имени. — Какой он услужливый, — ехидничает она. — Я потрясающе обворожительна, Андреа, — говорю я, не обратив внимания на ее сарказм. — Иногда мужчины просто хотят мне помочь. — Если ты хочешь так это называть, — отвечает Андреа и указывает на разбросанные на полу бумаги. — Так что мы делаем дальше? — Позвони в Милуоки, дай им наводку. Я свяжусь с женщиной, которую знаю по форуму, где обсуждают преступления, — отвечаю я, пока в голове формируется идея. — Она уже собрала много информации о пропавших людях, ей в этом везет. Может, она сумеет помочь с Диланом. — Я спрошу у Авы, не может ли она дать мне список людей, которых Дилан пригласил на вечеринку по случаю дня рождения Сары, — отвечает она. — Скорее всего, это хорошая отправная точка, чтобы увидеть, кого из мужчин знали и Дилан, и Сара. — Она замолкает, а потом стягивает волосы в густой хвост на затылке. — Как ты думаешь, этот парень — убийца — хорошо знает Милуоки? — Ты о чем? — Да просто это довольно серьезный риск. Отправиться в незнакомый город, чтобы кого-то убить. — Она говорит уверенно, как будто просто констатирует факт. — Особенно после стольких лет. — Наверное, — отвечаю я.