– У вас остались еще какие-нибудь вопросы? – вежливо прерывает нас риелтор, и мы дружно отвечаем: «Нет!» Мы уже все видели. – Хорошо. Мисс Джонс, тогда я свяжусь с вами в течение нескольких дней, как только домовладелица примет решение. – Благодарю, – отзывается Мэйси, и мы идем к выходу. Напоследок я оглядываю квартиру и понимаю, как сильно хочу, чтобы у нас все получилось. Уже середина октября, а риелтор так и не позвонил. Джейн совершенно спокойна – она считает, что мы легко найдем другой вариант, но мы с Мэйси с каждым днем все больше нервничаем. Мы отчаянно хотим заполучить ту квартиру, правда, по разным причинам. Мэйси – потому что влюбилась в нее, а на дорогу от дома ее родителей до больницы уходит слишком много времени, особенно учитывая наш график; я – потому что не могу больше жить с мамой. Сегодня утром дома снова царил хаос. Ума не приложу, как она только умудряется устраивать такой беспорядок… «Сьерра, приберись! Сьерра, на что ты тратишь свою жизнь? Сьерра, почему ты нервная? Почему не слушаешь меня? Почему ты такая неблагодарная? Сьерра, никогда не влюбляйся и не совершай моих ошибок!» – заезженной пластинкой крутится у меня голове. Всегда одно и то же. Одним словом, «я ненавижу свою жизнь, и это ты во всем виновата, Сьерра». – Это тебе, малышка, – говорит Грант, сунув мне в руки стопку документов. – Откуда они только берутся? – возмущаюсь я. – Разве у нас не появилось подкрепление? Грант широко улыбается: – Появилось, но сегодня выписывают троих твоих пациентов, поэтому развлекайся с новыми. – Что? Почему троих? – Миссис Декера, мистера Мартина и миссис Эллиот. – Нет, мистера Декера выписывают только во вторник! – Сьерра, мне неловко это говорить, но сегодня и есть вторник. Ты в порядке? – В полном. Спасибо за документы, – говорю я, злясь на себя, и просматриваю медкарты. Три пациента здесь, в стационаре, два – в отделении торакальной хирургии. Но прежде чем направиться к ним, иду к мистеру Джуну, который лежит в палате 311. Его госпитализировали сегодня, и результаты обследований уже готовы. Пока мне не удалось поставить диагноз, поэтому я надеюсь, что анализ крови даст подсказку. Кроме того, мистер Джун только что вернулся с компьютерной томографии. Снимки должны приложить к карте. Мистер Джун страдает от ряда симптомов, таких как аритмия, одышка, слабость, необъяснимая потеря веса, а также периодические боли в верхней части живота. Возможно, мы имеем дело с нарушениями в работе сердечных клапанов, возможно – это легкие или печень. Пока мне остается только строить предположения. Надеюсь, это скоро изменится. – Здравствуйте, мистер Джун, – здороваюсь я. Старичок улыбается, наблюдая за мной из-под полуприкрытых век. Его седые волосы коротко подстрижены, а спина идеально выпрямлена, хотя видно, что это стоит ему немалых усилий. – Здравствуйте. Рад снова вас видеть. – Хорошо, что оптимизм при вас. Но я все же крайне недовольна, что вы так долго не обращались к врачу, – ворчливо говорю я и, подойдя к пациенту, внимательно изучаю результаты анализов. Высокий уровень лейкоцитов указывает на воспалительный процесс в организме. Я и не подозревала, что все настолько плохо. При виде результатов компьютерной томографии мне хочется выругаться. Опухоль. – Все настолько плохо, да? – тихо, с недрогнувшей улыбкой спрашивает мистер Джун, и я внезапно ощущаю комок в горле. – Нужно сделать еще несколько анализов. – Скажите уже, что происходит, доктор Харрис. Я смотрю на мистера Джуна, поджав губы, и чувствую, как громко колотится у меня сердце. До сих пор мне везло. В стационаре у меня не было ни одного пациента, за жизнь которого я бы опасалась. И вот теперь… Все зависит от того, что это за опухоль и насколько она разрослась… – Ваши показатели крови не идеальны, лейкоциты выше, чем должны быть. Из-за ваших жалоб на сердце я назначила компьютерную томографию. Результат указывает на… – Мне приходится прочистить горло, прежде чем я завершаю фразу: – На опухоль сердца. – Опухоль, значит, – говорит мистер Джун, разглаживая одеяло, потом складывает руки на животе, делает глубокий вдох и смотрит мне в глаза: – Насколько все плохо? – Пока не могу сказать. Опухоли сердца часто бывают доброкачественными. Теперь нужно проверить, доброкачественная ли у вас и можно ли вас оперировать. – А что, если опухоль злокачественная или если меня нельзя оперировать? – Мистер Джун, я… – Пожалуйста, доктор Харрис. Я слишком стар, чтобы меня успокаивали красивой ложью. Наступает моя очередь вздыхать. Закрыв медкарту, я прижимаю ее к животу. – В любом случае нужно убедиться в отсутствии метастазов. – И в том, что это не вторичная опухоль, возникшая из-за другой злокачественной опухоли, – добавляет мистер Джун. Киваю. – Так и есть. Но, поверьте, высока вероятность, что у вас доброкачественная опухоль, которая поддается хирургическому вмешательству. Мистер Джун продолжает улыбаться, почти мечтательно глядя в окно. Будто хочет поверить мне, но не решается. Будто дает понять, что многое повидал на своем веку, чтобы поверить в такую удачу. Но когда он говорит, его голос звучит тепло: – Хорошо, давайте проверим. За эти слова я им восхищаюсь. Думаю, отважиться на то, во что не веришь, требует невероятного мужества. Через несколько часов выясняется, что я ненавижу ошибаться. Я обнадежила пациента только для того, чтобы теперь объявить, что у него злокачественная опухоль. – Это вторичная опухоль, – бормочу я, разглядывая результаты обследований. – Верно. Первичная, которая и дала метастазы, находится в другом месте, – говорит доктор Пайн. Из-за симптомов мистера Джуна мы решили сделать магнитно-резонансную томографию всей верхней части тела и обнаружили метастазы в печени, легких и брюшной полости. Но первичная опухоль находится на поджелудочной железе. – Рак поджелудочной железы, – с трудом выдавливаю я. Мало того что мне придется объявить мистеру Джуну, что он выиграл джекпот в лотерее рака… доктор Пайн добавляет то, о чем я не хочу слышать: – Операцию не рекомендую. Из-за преклонного возраста пациента слишком велик риск смертельного исхода в ходе операции или в период реабилитации. Но если мы ничего не предпримем, мистер Джун в любом случае скоро умрет от того, что рак делает с его телом. – Вы уверены насчет операции? – уточняю я, и доктор Пайн отвечает мне недвусмысленным взглядом. – Хорошо. Я скажу ему. – Передайте, чтобы подумал относительно реанимации и всего остального, – добавляет доктор Пайн. Кивнув, погружаюсь в невеселые мысли и, попрощавшись, направляюсь к пациенту. У меня ком в горле, руки вспотели. К тому времени как я оказываюсь у двери в палату мистера Джуна, меня тошнит так, что приходится подождать несколько секунд. Затем я вздергиваю подбородок и вхожу. – Вы уверены? – спрашивает он после моих объяснений, и прозвучавшая в его голосе надежда, что мы могли ошибиться, разбивает мне сердце. Надежда, которая осталась, несмотря на то что мистер Джун, судя по всему, с самого начала ожидал плохих вестей. – Да. Метастазы в легких и сердце нельзя оперировать. Риск слишком высок. – Скажите лучше, что это ничего не изменит. Мистер Джун устало вздыхает и прикрывает глаза, прежде чем задать единственный вопрос, который сейчас имеет значение: – Сколько у меня осталось? Я так крепко сжимаю медкарту, что становится больно. – Месяца два. Может, меньше, но никто не знает скрытых возможностей собственного тела, – говорю я и понимаю, как глупо и жалко это звучит. – Изменит ли что-нибудь химиотерапия? – В лучшем случае поможет нам выиграть время, – честно отвечаю я. – Несколько недель, месяцев, может быть, даже год. Но учитывая ваш возраст, количество опухолей… и побочные эффекты химиотерапии… – Мне не нужно заканчивать фразу, чтобы мистер Джун понял, к чему я веду. Его тело этого не выдержит. Все, что мы можем сделать, – попытаться облегчить его страдания насколько возможно. Мистер Джун задумчиво кивает. – Хотите, я свяжусь с кем-нибудь из ваших родственников? – Моей жены давно нет в живых. Детей у нас не было. Моя сестра тоже умерла. Связываться не с кем. – Ясно. Но мы должны попытаться! – внезапно слышу свой голос. Не хочу сдаваться, пусть даже шансы на успех равны нулю. К тому же время – любое его количество – бесценно. – Нет, – качает головой мистер Джун. – У меня было семьдесят пять прекрасных лет, полных взлетов и падений. Если мое время пришло, значит, так тому и быть. Просто… не могли бы вы держать меня на обезболивающих? Пока все не закончится? Мне уже больно, а говорят, что рак поджелудочной железы, как и метастазы в легких, – не самая приятная перспектива. «Разве какую-то злокачественную опухоль можно назвать приятной перспективой?» – думаю я, но держу свои мысли при себе.