«Господи, неужели ей уже двадцать один, как утверждает Дан?» – подумала Эрика. Она бы дала ей скорее семнадцать. Хорошенькая, конечно, – этого даже она не могла не признать. Эрика с грустью взглянула на свои тяжелые груди и констатировала, что дни, когда их соски были устремлены ввысь, как у Марии, вероятно, миновали. Вечер получился не самым удачным из тех, что у них бывали. Эрика и Патрик изо всех сил старались поддерживать разговор, но Дан и Густав оказались людьми с разных планет, а Мария выпила слишком много вина, причем в слишком быстром темпе, и ее вырвало в туалете. Хорошо себя чувствовал только Ларс, который весьма сосредоточенно подбирал всю оставшуюся еду, благополучно игнорируя убийственные взгляды Биттан. Уже в восемь часов все разошлись, и Патрик с Эрикой остались один на один с грязной посудой. Они решили с ней немного повременить и уселись каждый со своим бокалом в руке. – Ох, как мне сейчас хочется вина. – Эрика мрачно посмотрела на свой бокал с колой. – Да, я понимаю, что после такого ужина тебе требуется выпить. Господи, как нас угораздило собрать такую разнородную компанию? О чем мы только думали? – Он засмеялся и покачал головой. – Ты знаком с E-Type? Патрик повысил голос до фальцета, передразнивая Марию, и Эрика просто не смогла не захихикать. – Боже, как круто! – продолжил он фальцетом, и смешки Эрики перешли в безудержный хохот. – Моя мама говорит, что если девушка хоро-о-шенькая, то некоторая глупость не помеха! – произнес он, мило склонив голову. Эрика держалась за живот и тяжело дышала. – Прекрати, я больше не могу. Разве не ты говорил мне, что я должна проявлять доброту! – Да, помню. Просто очень трудно остановиться. – Патрик перешел на серьезный тон. – А что ты думаешь об этом Густаве? Пожалуй, его не назовешь самым душевным человеком на свете. Ты действительно считаешь, что он подходит Анне? Смех Эрики резко смолк, и она наморщила лоб. – Нет, я довольно сильно волнуюсь. Надо, видимо, считать, что все лучше, чем мучитель женщин, и так оно, собственно, и есть, но только… – Она заколебалась, подыскивая подходящие слова: – Только мне хотелось для Анны чего-то большего. Ты заметил, какой у него был неодобрительный вид, когда дети шумели и повсюду носились? Готова биться об заклад, что он из тех, кто считает, что детей должно быть видно, но не слышно, а Анне это совершенно не подходит. Ей нужен кто-нибудь добрый, душевный, любящий, с кем она будет хорошо себя чувствовать. Что бы она ни говорила, я вижу по ней, что ей не слишком хорошо. Но ей кажется, что она большего и не заслуживает. Прямо перед ними огненным шаром опускалось в море солнце, но красота вечера Эрику на этот раз не трогала. Ее тяготило беспокойство за сестру, и ответственность временами казалась настолько большой, что ей становилось трудно дышать. Если она ощущает такую ответственность за сестру, как же она справится с ответственностью за еще одну маленькую жизнь? Она прислонилась головой к плечу Патрика и полностью отдалась опускающейся на них вечерней темноте. ⁂ Понедельник начался с радостных новостей. Из отпуска вернулась Анника. Загорелая и цветущая, расслабленная после обильных занятий любовью и винных возлияний, она сидела на своем месте в приемной и, сияя, улыбнулась Патрику, когда тот вошел. Обычно он утро понедельника ненавидел, но при виде Анники день сразу показался легче. Она являлась своего рода втулкой, вокруг которой вращалось все отделение полиции. Анника организовывала, спорила, ругала и хвалила – смотря по необходимости. Приходя с любой проблемой, от нее всегда можно было услышать мудрое и утешительное слово. Даже Мелльберг начал относиться к ней с определенным уважением и больше не решался ее потихоньку щипать или бросать на нее сальные взгляды, что слишком часто случалось в первое время его пребывания в отделении. Всего через час после прихода Патрика Анника с серьезным выражением лица постучала к нему в дверь. – Патрик, ко мне пришла пара, которая хочет заявить об исчезновении дочери. Они встретились взглядом, и оба знали, что каждый из них подумал. Анника привела взволнованных супругов, которые с поникшими плечами сели перед письменным столом Патрика. Они представились как Бу и Керстин Мёллер. – Наша дочь Йенни вчера не вернулась домой. Это произнес отец – маленький коренастый мужчина лет сорока. Пока он говорил, он нервно теребил шорты с ярким рисунком, не отрывая взгляда от стола. Реальность того, что они сидят в отделении полиции и заявляют об исчезновении дочери, казалось, привела их в полную панику. Голос срывался и у него, и у жены – тоже маленькой и полненькой, когда она продолжила: – Мы живем в кемпинге, в Греббестаде, и Йенни собиралась около семи часов поехать во Фьельбаку с друзьями, с которыми тут познакомилась. Думаю, они хотели пойти в кафе, но она пообещала вернуться домой к часу. Они, конечно, заранее договорились о том, что их кто-то привезет домой, а туда они планировали поехать на автобусе. – Ее голос тоже стал хриплым, и ей пришлось сделать паузу. – Когда она не пришла домой, мы заволновались. Мы постучались к одной из девушек, с которыми она собиралась ехать, и разбудили и ее, и ее родителей. Она сказала, что Йенни не пришла на автобусную остановку, как они договаривались, и они подумали, что она просто решила не ездить. Тогда мы поняли, что произошло нечто серьезное. Йенни никогда бы с нами так не поступила. Она наш единственный ребенок и всегда тщательнейшим образом следит за тем, чтобы предупредить нас, если собирается прийти поздно или что-нибудь в этом роде. Что с ней могло случиться? Мы слышали о девушке, которую нашли в Королевском ущелье. Вы думаете, что… Тут голос изменил ей, и она разразилась отчаянными рыданиями. Муж утешающе обнял ее, но в его глазах тоже собирались слезы. Патрик заволновался. Сильно заволновался, но постарался не показывать этого супругам. – Я считаю, что пока нет причин проводить подобные параллели. «Черт, до чего корректно я говорю», – подумал Патрик, но ему было очень трудно разбираться с такими ситуациями. От страха, испытываемого этими людьми, у него сковывало горло от сочувствия, но он не мог позволить себе поддаться этому чувству и в качестве защиты прибег к почти бюрократической корректности. – Давайте начнем с некоторых сведений о вашей дочери. Вы сказали, что ее зовут Йенни. Сколько ей лет? – Семнадцать, скоро будет восемнадцать. Керстин продолжала плакать, уткнувшись лицом в рубашку мужа, поэтому давать Патрику необходимые сведения пришлось Бу. В ответ на вопрос, нет ли у них ее недавней фотографии, мать Йенни вытерла лицо бумажной салфеткой и достала из сумочки школьный снимок, напечатанный с использованием четырехцветной автотипии. Патрик аккуратно взял фотографию и посмотрел на нее. Типичная семнадцатилетняя девушка, чуть слишком сильно накрашенная и с несколько упрямым выражением глаз. Он улыбнулся родителям, пытаясь изобразить полный оптимизм. – Красивая девочка, вы ею наверняка гордитесь. Они оживленно закивали, и на лице Керстин появилась слабая улыбка. – Она хорошая девочка. Правда, с подростками, конечно, бывает непросто. Она не хотела ехать с нами в отпуск на кемпере, хотя мы так отдыхали с самого ее детства, но мы стали упрашивать, объясняя, что это, вероятно, последнее лето, когда мы можем предпринять такую совместную поездку, и тогда она согласилась. Услышав собственные слова о последнем лете, Керстин вновь расплакалась, и Бу успокаивающе погладил ее по волосам. – Вы ведь отнесетесь к этому серьезно? Мы слышали, что должно пройти двадцать четыре часа, прежде чем начинают поиски и тому подобное, но вы должны поверить нашим словам о том, что с ней наверняка что-то случилось, иначе она связалась бы с нами. Она не из тех девочек, кто мог бы просто на все наплевать и заставить нас волноваться. Патрик вновь постарался изобразить на лице максимальное спокойствие, но в голове у него уже с бешеной скоростью вертелись мысли. Перед глазами встала картина обнаженного тела Тани в Королевском ущелье, и он заморгал, чтобы отделаться от нее. – Мы не будем ждать двадцати четырех часов, так поступают только в американских фильмах, но пока мы ничего не выяснили, вам нужно постараться не волноваться. Хотя я и верю вам на слово, что Йенни очень правильная девушка, но мне уже доводилось с таким сталкиваться. Они с кем-то встречаются, забывают о времени и пространстве, забывают о том, что дома волнуются папа с мамой. В этом нет ничего необычного. Но мы сейчас же начнем опрашивать людей. Когда будете уходить, оставьте у Анники номер телефона, по которому мы сможем с вами связаться. И пожалуйста, сообщите нам, если она вам позвонит или объявится дома. Вот увидите, все уладится. Когда они ушли, Патрик задумался, не пообещал ли он слишком много. Какой-то зуд, появившийся в области желудка, ничего хорошего не предвещал. Он посмотрел на оставленную ему фотографию Йенни. Только бы она просто загуляла. Он встал и пошел к Мартину. Лучше начать поиски сразу. Если произошло самое худшее, нельзя терять ни минуты. Согласно отчету судмедэксперта, Таня до смерти прожила неделю в плену. Время пошло. Лето 1979 года Из-за боли и темноты время проходило в каком-то лишенном снов тумане. День или ночь, жизнь или смерть – не имело значения. Даже шаги снаружи, понимание приближающегося зла, не могли заставить действительность проникнуть в ее темное жилище. Звук трещавших костей смешивался с чьим-то полным боли криком. Возможно, с ее криком. Она толком не знала. Тяжелее всего было выносить одиночество. Полное отсутствие звуков, движений, ощущения прикосновения к коже. Она никогда не представляла, насколько мучительным может быть отсутствие человеческого контакта. Оно перекрывало любую боль. Словно ножом, вонзалось в сердце и заставляло ее дрожать в приступах лихорадки, сотрясавших все тело. Запах незнакомца стал к этому времени уже хорошо знакомым. Не отвратительным. Не таким, как ей представлялось, должно пахнуть зло. Запах был свежим, полным обещаний лета и тепла. Казался отчетливее по контрасту с темным, влажным, постоянно попадавшим ей в ноздри запахом, который обволакивал ее, словно одеялом, постепенно подбираясь к последним остаткам того, кем она была перед тем, как попала сюда. Поэтому, когда приближался незнакомец, она жадно впитывала аромат тепла. Это стоило того: пережить зло, чтобы на мгновение вдохнуть запах жизни, продолжавшейся там, наверху, своим чередом. Вместе с тем он пробуждал глухое чувство тоски. Она стала уже не той, какой была когда-то, и тосковала по человеку, которым больше никогда не станет. Болезненное прощание, но необходимое, чтобы выжить. Впрочем, больше всего ее терзала мысль о малышке. На протяжении всей коротенькой жизни дочки она винила ее в том, что та родилась, но сейчас, в последний момент, она поняла, что дочка была даром. Воспоминание о ее мягких ручках вокруг шеи или больших глазах, жадно смотревших на нее в поисках чего-то, что она не могла ей дать, преследовало ее в цветных снах. Она видела ее перед собой в мельчайших деталях. Видела каждую малюсенькую веснушку, каждый волосок, маленький завиток на затылке, расположенный точно в том же месте, что у нее самой. Она раз за разом давала себе и Богу обещание, что, если ей удастся вырваться из этой тюрьмы, она компенсирует малышке каждую секунду, когда той отказывали в материнской любви. Если… – В таком виде ты не пойдешь! – Это не твое дело, в чем захочу, в том и пойду. Мелани злобно уставилась на отца, который уставился в ответ. Предмет ссоры был хорошо знаком: сколько чего на ней надето или, скорее, не надето. Конечно, ткани в выбранной ею одежде было не много – этого Мелани не могла не признать, но она считала свои вещи красивыми, да и подруги одеваются так же. Ей уже семнадцать, она не ребенок и может сама решать, в чем ходить. Она презрительно изучала отца, который от шеи вверх приобрел от злости красноватый оттенок. Черт возьми, как противны эти опустившиеся старики! Глянцевитые адидасовские шорты вышли из моды еще пятнадцать лет назад, а пятнистая рубашка с короткими рукавами не подходит к шортам. Из-за приобретенного в результате злоупотребления чипсами перед телевизором живота несколько пуговиц вот-вот оторвутся, и общую картину довершают жуткие купальные тапочки из пластика на ногах. Она стыдилась с ним показываться и ненавидела необходимость торчать все лето в этом проклятом кемпинге. Будучи маленькой, Мелани очень любила отпуски в кемпинге. Там всегда была масса детей, с которыми она играла, и они могли купаться и свободно бегать между кемперами. А теперь друзья остались дома, в Йончёпинге, и самое ужасное заключалось в том, что ей пришлось уехать от Тоббе. Теперь, когда она не может держать все под контролем, он наверняка спутается с этой проклятой Мадде, которая постоянно липнет к нему, как пластырь, и Мелани торжественно поклялась, что в таком случае возненавидит родителей на всю оставшуюся жизнь. Сидеть привязанной к кемпингу в Греббестаде омерзительно, и вдобавок они обращаются с ней так, будто ей пять лет, а не семнадцать. Даже одежду не разрешают выбирать самой. Она презрительно вскинула голову и поправила малюсенький топ. Коротенькие джинсовые шорты, конечно, неприятно резали между ягодиц, но взгляды, которые она вызывала у парней, стоили любых неудобств. Главной изюминкой были туфли на высоченной платформе, которые добавляли по крайней мере десять сантиметров к ее метру шестидесяти. – Пока мы оплачиваем тебе еду и крышу над головой, решать здесь нам, а теперь, будь добра… Отца прервал резкий стук в дверь, и, обрадовавшись отсрочке, Мелани бросилась открывать. Снаружи стоял темноволосый мужчина лет тридцати пяти, и она автоматически выпрямила спину и выставила вперед грудь. Пожалуй, немного староват на ее вкус, но выглядит приятно, и потом – это всегда злит отца. – Меня зовут Патрик Хедстрём, я из полиции. Можно мне ненадолго зайти? Дело касается Йенни. Мелани отодвинулась, пропуская его, но ровно настолько, что ему пришлось протискиваться мимо ее полуобнаженной фигуры. Поздоровавшись, они уселись за маленький обеденный столик. – Жену тоже позвать? Она на пляже. – Нет, в этом нет необходимости, ведь я хотел бы поговорить с Мелани. Как вам, возможно, известно, Бу и Керстин Мёллер подали заявление об исчезновении их дочери Йенни, и они сказали, что вы договаривались вчера встретиться, чтобы ехать во Фьельбаку. Верно? Перед тем как ответить, она незаметно слегка оттянула топ, чтобы сделать вырез побольше, и увлажнила губы. Полицейский – это очень сексуально. – Да, мы собирались встретиться в семь на остановке, чтобы ехать на автобусе в семь десять. Несколько парней, с которыми мы познакомились, должны были подсесть возле пляжа в Тануме, мы договорились, что просто прокатимся, посмотрим, не происходит ли там что-нибудь интересное, никаких особых планов. – Но Йенни не пришла?