– Нет, должно быть, фермер сказал это, пока я на пару минут отлучался в туалет. – Он сердито уставился на Эрнста. – Я об этом не подумал, – раздраженно сказал Эрнст. – Нельзя же, черт подери, помнить все. – Это как раз, черт подери, и требуется. Но об этом мы поговорим позже, сейчас вопрос в том, что это для нас означает. Мартин поднял руку, будто сидел в школе: – Только мне одному кажется, что у нас в качестве подозреваемого все отчетливее вырисовывается Якоб? – Никто не ответил, поэтому он пояснил: – Во-первых, у нас есть показания, хоть и от сомнительного источника, согласно которым Таня непосредственно перед исчезновением была в Вестергордене. Во-вторых, ДНК с тела Тани указывает на кого-то из родственников Юханнеса, а в‐третьих, мешки похищались с хутора, который находится буквально по соседству с Вестергорденом. На мой взгляд, этого достаточно для того, чтобы привезти его сюда для небольшой беседы, а тем временем осмотреть его владения. Все остальные по-прежнему молчали, поэтому Мартин продолжил аргументировать: – Как ты сам сказал, Патрик, нам надо спешить. Мы ничего не теряем, если просто немного посмотрим вокруг и зажмем Якоба в тиски. Потерять мы можем только в случае, если ничего не будем предпринимать. Конечно, мы получим ответ, когда всех протестируем и сравним ДНК, но мы не можем все это время просто сидеть и плевать в потолок. Нам надо что-то делать! – Мартин прав, – в конце концов сказал Патрик. – У нас достаточно причин, чтобы стоило с ним поговорить, и осмотреть Вестергорден тоже не повредит. Мы поступим так: мы с Йостой поедем и заберем Якоба, Мартин, ты свяжешься с Уддеваллой и попросишь подкрепление для проведения в его владениях обыска. Попроси Мелльберга помочь получить разрешения, но проследи за тем, чтобы они распространялись не только на жилой дом, но и на остальные постройки тоже. Связь при необходимости будем держать через Аннику. О’кей? Что-нибудь неясно? – Да, а как мы поступим с образцами крови? – спросил Мартин. – Черт, забыл… Нам нужно разделиться. – Патрик ненадолго задумался. – Мартин, ты можешь это тоже взять на себя, если получишь помощь из Уддеваллы? – Мартин кивнул. – Отлично, тогда свяжись еще с поликлиникой во Фьельбаке и возьми с собой оттуда кого-нибудь, кто сможет взять кровь. И потом проследи, черт возьми, чтобы кровь правильно пометили и с быстротой молнии доставили Педерсену. Вроде все, тогда вперед. И не забывайте, почему мы спешим! – А что делать мне? – Эрнст усмотрел шанс вновь выйти из немилости. – Ты останешься здесь, – заявил Патрик, не тратя лишних слов на обсуждение. Эрнст поворчал, но он знал, когда лучше промолчать. Однако когда все это закончится, он серьезно поговорит с Мелльбергом. Ничего уж такого чертовски страшного не произошло. Он ведь всего лишь человек, разве нет? ⁂ Сердце Мариты переполняла гордость. Служба на открытом воздухе проходила, как всегда, великолепно, и в центре находился ее Якоб. Прямой и сильный, он уверенным голосом проповедовал слово Божье. Народу собралось много. Помимо большинства обитателей хутора – некоторые, правда, еще не увидели свет и отказались – пришла еще сотня верных сторонников. Они сидели на траве, устремив взгляды на Якоба, который встал на своем обычном месте, на скале, спиной к озеру. Вокруг них тесным кольцом возвышались березы, дававшие тень, когда жара становилась непереносимой, и шелестевшие, словно аккомпанируя мелодичному голосу Якоба. Иногда Марита с трудом верила своему счастью – мужчина, на которого все смотрят восхищенными взглядами, выбрал именно ее. Когда она встретилась с Якобом, ей было всего семнадцать лет. Якобу было двадцать три, и он уже имел репутацию одного из столпов прихода. Отчасти благодаря деду, чья слава отбрасывала на него свой свет, но в основном благодаря его собственному обаянию. Необычное сочетание мягкости и силы придавало ему притягательность, которую было невозможно не чувствовать. Ее родители, а тем самым и она долго жили в этом приходе и никогда не пропускали ни одного богослужения. Еще прежде чем они пошли на первое богослужение, которое предстояло вести Якобу Хульту, Марита ощущала волнение, словно предчувствуя, что что-то должно произойти. И произошло. Она не сводила с него взгляда и не могла оторвать глаз от его уст, откуда с легкостью текущей воды лилось слово Божье. Когда он начал встречаться с ней взглядом, она принялась молить Бога, лихорадочно упрашивая, взывая. Твердо усвоившая, что нельзя ничего просить для себя, она просила о чем-то таком житейском, как о мужчине. Она не могла остановиться. Невзирая на то что она чувствовала, как жар чистилища начинает обжигать ее в погоне за грешницей, она продолжала лихорадочно просить и прекратила лишь тогда, когда поняла, что он с удовольствием остановил на ней взгляд. Вообще-то она не понимала, почему Якоб выбрал в жены ее. Она знала, что внешность у нее всегда была самая заурядная, а по характеру она молчаливая и замкнутая. Но он выбрал ее, и в тот день, когда они поженились, она пообещала себе никогда не размышлять над волей Бога и не ставить ее под сомнение. Он, очевидно, узрел их обоих в толпе и посчитал, что получится хорошо, – этим ей и оставалось довольствоваться. Возможно, такому сильному человеку, как Якоб, требовалась слабая вторая половина, чтобы его не изнуряло сопротивление. Откуда ей было знать. Сидевшие рядом с ней на земле дети беспокойно завертелись. Марита сердито шикнула на них. Она знала, что им не терпится побегать и поиграть, но для этого потом будет время, а сейчас они должны слушать отца, проповедующего слово Божье. – Вера проверяется, когда мы встречаемся с трудностями. Но при этом она и укрепляется. Без сопротивления вера ослабевает, и нас посещают пресыщение и апатия. Мы начинаем забывать, почему следует обращаться к Богу за благословением. И вскоре мы уже сбиваемся с истинного пути. Мне самому в последнее время пришлось, как вы знаете, выдержать испытания. И моей семье тоже. Злые силы стремятся испытать нашу веру. Но это обречено на провал. Ибо моя вера только укрепилась. Она стала настолько сильной, что силам зла меня не достичь. Слава Господу, наделяющему меня такой силой! Он возвел руки к небу, и собравшиеся воскликнули: «Аллилуйя!» с лицами, сияющими от радости и убежденности. Марита тоже возвела руки к небу и возблагодарила Бога. Слова Якоба заставили ее забыть трудности последних недель. Она полагается на него и полагается на Господа, и, если только они будут вместе, ничто не сможет их поколебать. Когда Якоб вскоре завершил богослужение, его окружила толпа людей. Всем хотелось взять его за руку, поблагодарить и выразить поддержку. Все, казалось, испытывали потребность прикоснуться к нему и унести с собой таким образом часть его спокойствия и убежденности. Всем хотелось заполучить частицу его. Но Марита держалась на заднем плане, торжествующе сознавая, что Якоб принадлежит ей. Иногда она с чувством стыда задумывалась, не грешно ли ощущать такое желание владеть своим мужем, хотеть, чтобы ей принадлежала каждая его клеточка, но она всегда отбрасывала подобные мысли. Совершенно очевидно, что они вместе по воле Господа, и это едва ли может быть неправильным. Когда толпа вокруг Якоба начала рассеиваться, Марита взяла детей за руки и подошла к нему. Она так хорошо его знала и видела, что наполнявшее его во время богослужения пошло на убыль, и в глазах появилась усталость. – Давай поедем домой, Якоб. – Не сразу, Марита. Я должен сперва кое-что сделать. – Это может подождать до завтра. Я забираю тебя домой, чтобы ты мог отдохнуть, я вижу, что ты устал. Он улыбнулся и взял ее за руку. – Ты, как всегда, права, моя мудрая жена. Я только заберу из кабинета свои вещи, и поедем. Они уже двинулись в сторону дома, когда им навстречу показались двое мужчин. Поначалу они не видели, кто это, поскольку солнце светило им прямо в глаза, но, подойдя ближе, Якоб издал раздраженный стон. – Что вам теперь надо? Марита с недоумением переводила взгляд с Якоба на мужчин и обратно, пока по тону мужа не поняла, что это, должно быть, полицейские. Она посмотрела на них с ненавистью – они за последнее время причинили Якобу и всей семье столько неприятностей. – Якоб, мы хотим с тобой немного поговорить. – Что, скажите на милость, я могу добавить к тому, что сказал вчера? – Он вздохнул. – Ну хорошо, лучше уж с этим покончить. Давайте пройдем в мой кабинет. Полицейские не двинулись с места. Они озабоченно поглядывали на детей, и Марита заподозрила неладное. Она инстинктивно притянула детей к себе. – Не здесь. Нам бы хотелось поговорить с тобой в отделении полиции. Произнес это более молодой полицейский. Тот, что постарше, стоял чуть в стороне, с серьезным видом наблюдая за Якобом. Страх сковал ей сердце. Воистину приближаются силы зла, в точности как сказал во время проповеди Якоб. Лето 1979 года Она поняла: второй девушки больше нет. В темноте из своего угла она услышала ее последний вздох и, сцепив руки, исступленно молила Бога принять ее подругу по несчастью. В каком-то смысле она ей завидовала. Завидовала тому, что ей больше не придется страдать. Девушка была рядом, когда ей становилось невмоготу. Страх поначалу парализовывал ее, но обвивавшие ее руки девушки и тепло ее тела странным образом придавали уверенность. И все же она не всегда проявляла доброту. Борьба за выживание вынужденно объединяла их, но и разводила. Сама она сохраняла надежду, а вторая девушка нет, и она знала, что временами ненавидела ее за это. Как же она могла позволить надежде ускользнуть? Всю жизнь ей внушали, что из каждой невозможной ситуации есть выход, так почему же с этой будет по-другому? Внутренним зрением она видела лица отца и матери и нисколько не сомневалась в том, что они скоро найдут ее. Бедная вторая девушка. У нее ничего не было. Едва ощутив в темноте ее теплое тело, она сразу поняла, кто перед ней, но они никогда не говорили о жизни там, наверху, и по молчаливому соглашению не называли друг друга по именам. Это слишком напоминало нормальную жизнь, и им было не вынести этого бремени. Но она рассказала о дочери – единственный раз, когда ее голос оживился. Чтобы сцепить руки и молиться за ушедшую девушку, требовались нечеловеческие усилия. Конечности не слушались ее, но, собрав остатки сил, она чистым усилием воли сумела почти правильно свести неуправляемые ладони в молитве. Со страшной болью она терпеливо ждала в темноте. Теперь это только вопрос времени, и они найдут ее, мать и отец. Скоро… – Ладно, я поеду с вами в отделение, – раздраженно сказал Якоб. – Но на этом все! Вы слышите? Уголком глаза Марита заметила, что приближается Кеннеди. Она всегда испытывала к нему неприязнь. В его глазах было что-то жуткое, смешивавшееся с обожанием, когда он смотрел на Якоба. Но когда она рассказала о своих ощущениях Якобу, тот сделал ей выговор. Кеннеди – несчастный ребенок, который наконец начал обретать покой в душе. Ему требуются любовь и забота, а не подозрительность. Однако полностью беспокойство ее не покинуло. Одним движением руки Якоб заставил Кеннеди нехотя попятиться и уйти обратно к дому. «Он точно сторожевой пес, стремящийся защитить хозяина», – подумала Марита. Якоб повернулся к ней и взял ее лицо в ладони. – Поезжай с детьми домой. Ничего страшного. Полицейские просто хотят немного добавить огня костру, который их самих же и поглотит. Он улыбнулся, чтобы смягчить свои слова, но она прижала детей еще крепче. Они с беспокойством переводили взгляды с нее на Якоба, по-детски ощущая, что что-то нарушает равновесие в их мире. Тут снова заговорил полицейский помоложе, на это раз с несколько смущенным видом. – Я посоветовал бы вам до вечера не ехать с детьми домой. Мы… – он заколебался, – мы будем во второй половине дня проводить у вас обыск. – Чем это вы, по-вашему, занимаетесь? – Якоб был настолько возмущен, что слова застревали у него в горле. Марита почувствовала, как дети беспокойно зашевелились. Они не привыкли слышать, чтобы отец повышал голос. – Мы тебе объясним, но в отделении. Тогда поехали? Не желая еще больше волновать детей, Якоб покорно кивнул. Он погладил детей по головам, поцеловал Мариту в щеку и пошел между двумя полицейскими к их машине. Когда полицейские увезли Якоба, она стояла, словно остолбенев, и смотрела им вслед. Возле дома Кеннеди тоже стоял и смотрел. Глаза у него были чернее ночи. ⁂ В господском доме тоже бушевали эмоции. – Я позвоню своему адвокату! Это чистое безумие! Брать у нас образцы крови и обращаться с нами как с примитивными уголовниками! Габриэль настолько разозлился, что рука на ручке двери дрожала. Первым на лестнице стоял Мартин и спокойно смотрел Габриэлю в глаза. Позади него стоял районный врач Фьельбаки, доктор Якобссон, и обливался потом. Его крупное тучное тело плохо подходило для установившейся жаркой погоды, но главная причина текшего у него по лбу пота заключалась в том, что он находил ситуацию крайне неприятной. – Пожалуйста, звоните, только опишите ему, какие у нас с собой документы, и он наверняка объяснит вам, что мы в своем праве. Если же он не сможет прибыть сюда в течение пятнадцати минут, учитывая крайнюю срочность дела, мы имеем право выполнить означенное решение без его присутствия. Мартин сознательно говорил максимально бюрократическим языком, полагая, что такой язык доходит до Габриэля лучше всего. И действительно сработало – Габриэль нехотя впустил их в дом. Он взял предъявленные Мартином бумаги и сразу отправился звонить. Мартин помахал рукой двум прибывшим из Уддеваллы в качестве подкрепления полицейским, чтобы они заходили, и приготовился к некоторому ожиданию. Габриэль, жестикулируя, возмущенно говорил по телефону, и через несколько минут вернулся к ним в холл. – Он будет здесь через десять минут, – мрачно сообщил Габриэль.