– Ой, нет, вот последняя пластина осталась. Ну да, план по продажам выполнять всё-таки надо, пусть и на мелочёвке. – Пятьдесят пять рублей с вас, – сказала провизорша, всем свои видом выражая недовольство. Я взяла, хотя в интернет-аптеке анальгин стоит в полтора раза дешевле. Что сейчас было? Аптекарша пыталась ободрать меня как липку. Самым бессовестным образом. Глядя в глаза и ничуть не стесняясь. Я помню времена, когда в аптеках, если у тебя подскочило давление или разболелся живот, давали бесплатную таблетку и стакан воды, чтобы её запить. Представляете? Бесплатную таблетку! Сейчас это не укладывается в голове. Вообще на столике всегда стоял графин с кипячёной водой для всех страждущих. Да, это было в Советском Союзе. А сегодня, чтобы запить купленную таблетку, тебе надо также купить в аптеке бутылку воды – кстати, по сравнению с магазином, стоить она будет втридорога. Потом эта самая аптекарша пойдёт в супермаркет, где её точно так же разведут. Подсунут просрочку, и точно такая же продавщица в возрасте под полтинник будет уверять: «Вкуснятина, беру каждый день, вся семья в восторге!» А потом она обратится к юристу, который вместо того, чтобы честно сказать, что дело не выиграть никогда, даст ложную надежду, и будет тянуть из неё деньги за каждое бессмысленное заседание суда. А потом будет Пенсионный фонд, сотрудник которого назначит ей минимальную пенсию. А мог бы подсказать, какие справки нужны, чтобы на законных основаниях получать от государства чуть больше. Но не подскажет. Потому что всем на всех плевать. Вот в такой блевотной стране мы сейчас живём. Куда делись хорошие советские люди? Добрые, отзывчивые, с чувством собственного достоинства? Мы предали самих себя. И я только что предала себя, советскую пионерку Люсю Лютикову, когда так легко отказалась от подруги. Мне сказали, что Галина Афонина сумасшедшая, а я с этим согласилась. Я уже готова забыть про неё, наслаждаться вкусными пирожными и радоваться жизни. Как будто и не было у меня никогда такой подруги. «Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…» В чём клянусь я? Что буду сжирать по три эклера за раз? А что бы сделала пионерка Люся? Я не знаю. Но что-то бы она обязательно сделала! Хоть один шаг, один маленький шажочек. Она точно не дала бы так легко успокоить свою совесть. Что лично я могу сейчас предпринять? Я могу хотя бы узнать, откуда у Валеры Афонина вдруг появились огромные деньжищи. Это в моих силах. Возможно, деньги добыты преступным путём, потому что большое бабло из воздуха не появляется. От трудов праведных не наживёшь палат каменных. Конечно, это не избавит Галку от наказания за убийство, но вдруг приговор будет чуть мягче? Хотя бы на полгодика. Это огромный отрезок времени, когда проводишь его за решёткой. Если бы мне удалось хотя бы немного облегчить участь подруги! Это самое малое, что я могу сейчас сделать в память о хорошей стране и хороших людях, которыми мы когда-то были. Глава 10 Кто может знать, откуда у Валеры появились деньги? Законная жена ни сном ни духом, а что насчёт любовницы? Она как раз могла быть в курсе. Или эта шустрая дамочка уже стала новой законной женой? Насколько я помню, она предвкушала, как пойдёт с Валерой в ЗАГС, и у неё было три дня, чтобы успеть оформить отношения. Сейчас вспомню, как её зовут. Кажется, Елизавета Чумакова. Нет, фамилия не та… вертится на языке, но вспомнить не могу… И чего я мучаюсь? Я открыла социальную сеть ВКонтакте, нашла там Галку Афонину, через неё вышла на Валеру Афонина – и вуаля! у него в друзьях есть некая Елизавета Чубарова. Взглянув на фото, я сразу же узнала двойника Галки. Семейное положение у неё теперь значилось: «Всё сложно». Конечно, будет тут сложно, когда молодого мужа убили. Но я поражаюсь: и как только люди находят время и силы, чтобы бесконечно менять свои статусы в социальных сетях? Неужели это первая вещь, которую должна сделать вдова после смерти супруга? Совсем уже с катушек съехали с этой жизнью напоказ. Мне надо было как-то связаться с Елизаветой. Номер своего телефона она не указала, поэтому я отправила ей сообщение. «Галина Афонина арестована, – написала я. – Пожалуйста, позвоните мне, очень нужно с Вами поговорить». И я оставила свой телефон. Конечно, полиция сообщила вдове, что Валеру убила бывшая жена. Я понимала, что Елизавета вряд ли горит желанием помогать убийце, но не придумала, как можно её заинтересовать. А если она никогда не ответит? Однако Чубарова перезвонила буквально через минуту. – Афонина в тюрьме? – возбуждённо спросила она. – Это не розыгрыш? Кто вы? Значит, полиция не сообщила вдове. Ну, естественно, зачем капитану Липскому утруждать себя? За это ведь очередное звание не присвоят. Придётся мне взять на себя печальную миссию. – Меня зовут Людмила Лютикова, я подруга Галины Афониной. Очень вас прошу, уделите мне время. Я бы хотела поговорить с вами, задать несколько вопросов. Если можно, при личной встрече. – Да сколько угодно! Сейчас можете приехать? Какая-то странная у вдовы реакция, она как будто даже обрадовалась. Возможно, бедняжка в одиночестве переживает своё горе, и ей не хватает человеческого общения. – Диктуйте адрес. Елизавета назвала адрес и добавила: – Обязательно приезжайте сейчас, через три часа я уйду на работу в ночную смену. Да что же это такое творится! У работодателя нет ничего святого: гнать несчастную вдову на работу, когда тело её мужа даже не предано земле! Какое бессердечие! Вот раньше, при Советском Союзе, такого не было! Я поймала себя на том, что в который раз за сегодня ностальгирую по прошлому. Неужели я старею? Вот так незаметно превращаюсь в брюзжащую бабку с вечной присказкой «раньше было лучше»? Я тут же отогнала от себя эту мысль. Причём тут старость, если при СССР объективно было лучше? Всё было для человека, всё во имя человека! А сегодня во главе угла стоят только деньги. Елизавета жила на улице Ротерта. Я посмотрела карту города: это в Ярославском районе. О, нет, только не это! Ярославский район с востока граничит с гигантским природным парком Лосиный Остров, и на этом плюсы района заканчиваются. Потому что добираться туда на общественном транспорте – задача не для слабонервных. Ближайшие станции метро расположены на расстоянии пяти-шести километров, район отрезан от остального города Ярославским шоссе с его вечными пробками. Помнится, пару лет назад я ездила в Новый драматический театр, расположенный как раз в этом месте, и прокляла всё на свете. Но сейчас у меня не было выбора. Ехать надо, и быстро, чтобы застать Елизавету дома. К моему удивлению, от станции метро «ВДНХ» автобус домчал меня до улицы Ротерта по специальной выделенной полосе для общественного транспорта за 37 минут. Я пялилась на часы и не верила своим глазам – 37 минут! Это фантастически мало для Москвы, особенно сейчас, в час пик. Ещё минут десять я блуждала в поисках нужного дома, пока не упёрлась в серую панельную многоэтажку. Елизавета жила на первом этаже. Когда она открыла дверь, в нос ударил тошнотный запах, в котором перемешались ароматы детских подгузников, убежавшего молока и подвала. Я от всего сердца посочувствовала жильцам. Если запахи детской и взрослой жизнедеятельности ещё можно выветрить из квартиры, то подвальная затхлость неистребима. Это бич всех квартир на первых этажах, уж я-то знаю! Когда-то давно я снимала «однушку» в старом доме на первом этаже, где щели между панелями в полу были шириной с мизинец. К тому, что в квартире всегда холодно, я в конце концов привыкла, но этот запах сводил меня с ума! Из подвала просачивалось сложное амбре, состоящее из протёкшей канализации, плесени и дохлых крыс. Представили? А теперь помножьте на двадцать лет – таков был возраст дома. Подвальный запах въелся мне в кожу, он преследовал меня повсюду, даже на улице, у меня на этой почве начался психоз. Чтобы сохранить рассудок, я съехала с квартиры, хотя аренда была очень дешёвой. – Ты Люда Лютикова? – уточнила Чубарова. – Проходи. В тесной прихожей было не развернуться. Почти всё пространство занимал громоздкий полированный шкаф, стоящий здесь, видимо, с самых первых дней. Пол был заставлен разнообразной обувью, какими-то коробками, пакетами… Расстёгивая пряжку на туфлях, я ударилась локтем о детский трёхколёсный велосипед, а головой упёрлась в дверь, ведущую в туалет. В коридор вышел маленький мальчик с игрушечной балалайкой. Он нажимал на кнопочку, и из балалайки раздавалась пронзительная мелодия. Когда она заканчивалась, мальчик снова нажимал на кнопочку, и мелодия звучала вновь. В глубине квартиры другой ребёнок ныл и капризничал. Женский голос сначала пытался его увещевать, но в итоге сорвался на крик: – Да ешь же ты эту чёртову кашу! В туалете оглушительно спустили воду. Оттуда вышла тучная пенсионерка во фланелевом халате, которая немедленно набросилась на Елизавету: – Бумага кончилась! Просила же купить! Ну и дочери у меня! Что одна, что вторая – идиотки! Никакого толку от вас нет! У бабки был такой противный скрипучий голос, что хотелось её придушить. Елизавета, однако, проявляла олимпийское спокойствие. – Здравствуйте, – сказала я. – Здрасьте, – прошипела бабка и, бросив на меня подозрительный взгляд, скрылась в комнате. Мальчик с балалайкой в очередной раз включил свою мелодию. Каждая её нота уже отпечаталась у меня в мозгу калёным железом. Я будто бы снова попала в сумасшедший дом. Причём, подозреваю, что в реальной психушке, где я была сегодня утром, обстановка намного спокойнее. – Вот так и живу, – вздохнула Елизавета, – никакого просвета. – Примите мои соболезнования, – сказала я. Конечно, она прожила с Валерием не двадцать лет, а всего лишь два дня, но всё равно у женщины горе – муж умер. – Чего уж тут, – обречённо ответила Чубарова, – знать, судьба такая. Проходи на кухню, там поговорим. Коридор был такой маленький, что мы уже практически стояли на кухне. Я видела, что обстановка там довольно непритязательная. Старый, ещё из восьмидесятых годов прошлого века, наборный гарнитур. Пластиковый кухонный стол, такие же дешёвые пластиковые стулья, более уместные на даче. Большой холодильник невпопад выделялся ослепительно белым пятном, как богатый европеец в нищей вьетнамкой деревушке. Пожалуй, это была единственная вещь, изготовленная не в двадцатом столетии. В люстре горела одна тусклая лампочка, хотя рожков было три. Так обычно поступают в коммуналках: жильцы не могут мирно договориться, чья очередь покупать лампочки, и освещают места общего пользования по минимуму, лишь бы не свернуть шею в потёмках. Чтобы разглядеть лицо Елизаветы, мне пришлось пристально на неё пялиться. Сейчас она была без макияжа, в своём первозданном виде, поэтому совсем не походила на Галку Афонину. Во-первых, Чубарова была старше Галины на несколько лет, значит, ей около сорока. Лицо вытянутое, глаза небольшие, карего цвета, взгляд колючий. Волосы каштановые, на лице россыпь веснушек, как у многих рыжих от природы людей. От Елизаветы попахивало спиртным. Тут же на столе стояла початая бутылка молдавского вина. Однако было заметно, что Чубарова пила не только сегодня по случаю смерти мужа. У меня сложилось впечатление, что до состояния «пьёт, не просыхая» дамочка ещё не дошла, но за воротник она закладывает регулярно. В точности как говорила сотрудница ЗАГСа, Елизавета не выговаривала букву «р». Но выглядело это совсем не мило. Мило это выглядит у прелестной девочки четырёх лет. А когда перед тобой сидит опытная бабец, с расчётливым взглядом и одутловатым от спиртного лицом, то понимаешь, что её логопедические проблемы – это следствие того, что выросла она в неблагополучной семье, где родителям было просто плевать на ребёнка. – Выпьешь со мной? – предложила Елизавета. Я не люблю обращаться к незнакомым людям на «ты», у меня какой-то внутренний барьер, да и крепкие спиртные напитки я с ними не распиваю, но сейчас мне надо было втереться к Чубаровой в доверие, так что пришлось сделать над собой усилие.