Сотрудница кивнула, взяла рацию и повернулась к входной двери. – Я узнаю, что можно сделать. Глава двадцать седьмая Уиллоу Пятница, 22 декабря 2017 года Шел сильный дождь, когда Уиллоу подъехала на такси к старому зданию санатория эдвардианской постройки в Портсмуте и расплатилась с водителем. Теперь оно было переоборудовано в слегка обшарпанный трехзвездочный отель, и, когда она звонила ранее узнать, можно ли посмотреть старые записи о пациентах, веселая девушка-администратор с певучим валлийским акцентом заверила ее, что это не проблема. Надеюсь, добавила девушка, что смотритель будет свободен, чтобы показать Уиллоу помещение, где раньше находились больные туберкулезом и к которому не прикасались с тех пор, как санаторий закрылся в 1971 году. Накинув пальто на голову, чтобы защититься от дождя, Уиллоу быстро оглядела готические башенки, остроконечные шпили и длинные узкие окна из кованого железа, смотревшие на нее сверху вниз, и поспешила ко входу. Она открыла дверь под шум голосов, звон бокалов и музыку, отбросив влажные волосы со лба. Похоже, в помещении проходила чья-то свадьба. Мимо промчались две маленькие подружки невесты. Девушка в белой рубашке с глубоким вырезом лучезарно улыбнулась ей из-за стойки администратора. – Чем могу помочь? – спросила она. Уиллоу огляделась по сторонам. Еще две гостьи в свадебных нарядах и шляпках промелькнули рядом. – Меня зовут Уиллоу Джеймс. Я звонила раньше. Хотела узнать, удалось ли вам найти какие-нибудь записи о пациентах бывшего санатория? – Извините, нет. Я поговорила с начальником, и он сообщил, что бо́льшая часть записей была уничтожена во время потопа. По-моему, они должны находиться в городском совете, но выдаются по письменному запросу, надо полагать. – Ясно, – кивнула Уиллоу, пытаясь сдержать разочарование из-за напрасного путешествия. – Я узнавала в городском совете, и они направили меня сюда. – Неужели? Странно. Я лучше позвоню им и скажу, что у нас нет никаких записей, чтобы никто больше зря не тратил время. Вы все еще хотите на экскурсию по санаторию? Я думала, вы за этим и приедете; нас многие люди просят. – Да, давайте, раз уж я здесь, это было бы здорово. Если не возражаете. Извините, я не знала, что сегодня свадьба. Наверное, не самое удобное время, – добавила Уиллоу. – Это не проблема, тут постоянно свадьбы! – Девушка улыбнулась. – Сейчас я позвоню Сэму, нашему смотрителю, он придет и проводит вас. Распишитесь вот здесь, а потом присаживайтесь и ждите. – Она передала Уиллоу книгу посетителей и ручку. Уиллоу села в коридоре и заглянула в большой зал для приемов, где веселились множество гостей, а в углу играл струнный квартет. Не самая стильная свадьба, подумала она – множество грудей, вываливающихся из блестящих сиреневых и розовых платьев, и плохо сидящих смокингов с букетами гвоздик, – но определенно счастливая. Раздавались взрывы смеха, и дети радостно бегали среди благодушно-подвыпивших родителей. Чем дольше Уиллоу смотрела, тем труднее ей было отвести взгляд. Там было, вероятно, человек шестьдесят или семьдесят, и, похоже, все они близко знали друг друга. Давние друзья, тети и дяди, бабушки, дедушки и внуки, сбившись в группки, тепло болтали: комфортно, счастливо, удовлетворенно. И хотя их смех был заразителен, Уиллоу ощутила боль в сердце, понимая, что являться частью большой семьи, испытывать защищенность, любовь, принадлежность к своим – нечто совершенно чуждое для нее. – Уиллоу Джеймс? – раздался мужской голос, и она увидела невысокого, застенчивого парня лет двадцати. Длинные волнистые каштановые волосы, серая толстовка, заляпанная краской, и мешковатые джинсы, низко сидящие на бедрах. Уиллоу вскочила и протянула руку, тепло улыбаясь: – Приятно познакомиться. – Я – Сэм. Слышал, вы хотите посмотреть старую больницу? – Он уже шел мимо нее к двойной двери. – Да, это было бы здорово, спасибо! Если вы не слишком заняты. – Уиллоу подхватила свою сумку и поспешила за ним. – Все в порядке. Мне нравится водить туда людей. – Парень говорил тихо, постоянно убирая челку со лба. – Правда? Мне казалось, это довольно скучно, показывать людям одно и то же. – Нет, это интересно. К этому крылу почти не прикасались с тех пор, как санаторий закрылся, там все еще стоят старые кровати и рентгеновское оборудование. Я не люблю подниматься туда по вечерам, имейте в виду, это жутковато. – Вас часто просят показать больницу? – спросила Уиллоу, ускоряя шаг. Они уже миновали несколько двойных дверей, свежевыкрашенные стены и недавно постеленные ковры уступили место потрескавшимся плинтусам и облупившимся обоям. – Да, довольно часто. В основном пожилые дамы, которые были здесь пациентками в детстве. Они всегда немного ошеломлены возвращением. Я люблю слушать их истории, хотя они бывают весьма печальными. Родителям приходилось оставлять детей тут, и разрешалось навещать их только раз в месяц. – Сэм оглянулся на нее и снова поправил челку. – Мне нравятся люди постарше, с ними круто. От них не ждешь никакого дерьма. Уиллоу благодарно улыбнулась, следуя за ним вдаль по коридору, увешанному черно-белыми фотографиями доков Портсмута. – Некоторые гости из ресторана после закрытия бара поднимаются в старую мужскую палату, чтобы устраивать спиритические сеансы, – продолжил он. – Однажды я попробовал это и больше сроду не буду этим заниматься. Сэм резко остановился, открывая дверь, ведущую на следующий этаж. – Нам нужно подняться сюда – берегите голову. – Спасибо, – кивнула Уиллоу, ступая на темную узкую лестницу. – Свет не работает, так что смотрите, куда ставите ногу. Сейчас я включу фонарик на своем телефоне. Уиллоу осторожно поднималась по деревянным ступенькам, скрипевшим под ногами. Наверху находился длинный узкий коридор со множеством дверей, ведущих в комнаты разного размера. Она заглянула в первую, которая была забита до потолка всяким барахлом – черными мешками для мусора, картонными коробками и пластиковыми контейнерами, до краев наполненными рождественскими украшениями и прочим имуществом. Рядом располагалась маленькая комнатка с раковиной и разбитой кафельной плиткой, осыпающейся со стен. – Женское отделение там, дальше, – пояснил Сэм, указывая в конец коридора. Уиллоу двинулась вперед, мимо нескольких небольших комнат, заставленных стульями, шкафами с папками и прочим хламом, пока не добралась до просторной комнаты с высокими потолками и окнами от пола до потолка, выходившими на маленькие балконы. – Это здесь, – сказал Сэм. – Думаю, они лежали на кроватях, поставленных вдоль стен, как бы лицом друг к другу, судя по следам занавесок на потолке. Мужская палата этажом выше, но пол там – сплошная труха, так что мы не можем туда подняться. Уиллоу увидела, что в некоторых местах потолка штанги, к каким крепились занавески вокруг кроватей, все еще держатся на штукатурке. – В прошлом месяце я водил сюда пожилую даму. Она объяснила, что пробыла тут два года, с десяти лет. Ее кровать стояла вон там, в углу. Пока она здесь лечилась, у нее появилась хорошая подруга, которая умерла. Печальная история. Ты привыкаешь к тому, что люди умирают во сне, сказала она. – С десяти лет? Грустно, – вздохнула Уиллоу. – У меня такое впечатление, что в те дни детям никто ничего толком не говорил. – Да. Многие люди, кого я встречал, говорили, что они думали, будто сделали что-то не так или что родители их бросили. Никто не сказал этой женщине, почему ее родители не могут остаться с ней или когда они приедут. Она хотела увидеть могилу подруги и засвидетельствовать ей свое почтение, потому что никогда сюда больше не вернется. – А здесь хоронили пациентов? – Да, сразу за лесом. Мы можем дойти туда за минуту, – откликнулся Сэм, словно они собирались на веселый пикник. Уиллоу подошла к одному окну и посмотрела на голые деревья. Ледяной ветер гонял опавшие листья по серому полу балкона. – Они действительно выводили сюда пациентов? – тихо спросила она. – Да, в те дни холод был единственным средством лечения. Многие старые дамы помнят это. Им не позволяли закрывать окна. Даже если падал снег. Холод останавливал распространение туберкулеза. Уиллоу оглядела палату, в которой, вероятно, лежала и Нелл – юдоль печали и одиночества, но все же просто комната, в высоких потолках которой не было ощущения прошлого. У стен стояли две или три металлические кровати. Облупившаяся краска и выцветший до серого цвета паркетный пол. Было ужасно холодно, и, несмотря на плотное шерстяное пальто, шапку и перчатки, Уиллоу начала дрожать. – Люди, которых я сюда водил, рассказывали, что им не разрешали вставать с кроватей. Медсестры были строгими, даже с маленькими детьми. – Не могу поверить, что детей отправляли сюда без родителей. Невероятно. – Многие лежали два-три года подряд. И, как я уже сказал, посещения ограничивались одним разом в месяц, чтобы снизить риск распространения микробов посетителями. У некоторых больных вообще никогда не бывало посетителей, даже у детей. Уиллоу прикусила губу, представив, что эти брошенные дети наблюдают, как родные навещают других пациентов. В конце комнаты она заметила дверь. – А там что? – Старый рентгеновский кабинет. – Сэм толкнул тяжелую дверь и, шагнув к деревянным ставням, отодвинул их, чтобы впустить больше света в комнату с тремя длинными кроватями на колесиках. Весело улыбаясь, он прошел в другой конец помещения. – Оцените это! – воскликнул он, открывая высокий шкаф и выкатывая оттуда большой рентгеновский аппарат на гусеницах. – Человек вставал вот перед этим экраном, и аппарат делал рентген легких. Круто, да? А морг прямо здесь, в соседней комнате. Уиллоу вдруг снова стало плохо, когда Сэм открыл дверь в соседнюю комнату. Там стояли четыре большие тележки и была стена с двенадцатью отверстиями, достаточно широкими, чтобы в них можно было просунуть тело. – В конце комнаты есть лифт, – пояснил Сэм. – Он больше не работает, но он вел прямо к задней части здания, где находится кладбище. – Мне пора подышать свежим воздухом, если не возражаете, – пробормотала Уиллоу. Несмотря на мороз, ее шарф внезапно показался слишком тугим, а лоб вспотел под шапкой. Она была уверена, что ее вот-вот вырвет. – Конечно, мы можем спуститься через запасной выход и осмотреть кладбище. Там довольно убого, имейте в виду, просто предупреждаю. Мало кто приезжает сюда, чтобы ухаживать за могилами. Лестница, ведущая к аварийному выходу, была узкой и плохо освещенной. Сэм включил фонарик своего мобильного телефона, и Уиллоу медленно спускалась, крепко держась за перила, в какой-то момент споткнувшись, но успев восстановить равновесие. Когда они добрались до выхода, она чувствовала, что задыхается и ее тошнит. – Обычно дверь не такая тугая, – произнес Сэм, усмехнувшись. Дверь открылась. Дождь уже прекратился, оставив след из луж на парковке для персонала позади отеля. – Вот вход на кладбище, прямо через лес. Мне придется оставить вас одну, поскольку через пять минут у меня совещание, – пояснил Сэм, когда они выбрались из тени старого санатория и направились к густому лесу. – Разумеется, – откликнулась Уиллоу. Они прошли через автостоянку к двум бетонным столбам, стоявшим по бокам осыпающегося каменного заборчика, от которых в лес тянулась узкая бетонная дорожка. Уиллоу увидела вершины надгробий над забором, когда они приблизились. – Так я побегу, если вы не против? – спросил Сэм.