– Я постараюсь вернуться как можно скорее, – не собираясь обсуждать Кирюхино предложение, обещает он. – Может, успею еще до того, как мадам Моккавейская явится к нам в гости. Но ты же знаешь, что от нее можно ждать чего угодно. А нам с тобой не нужны лишние неприятности. Кир закатываетглаза. – А если твоя Елена Владимировна поцапается с ними? – с козырей заходит он. – У нее характер почище твоего, она церемониться не станет. Не боишься потом еще больших неприятностей? Дима усмехается: в Ленином характере Кирюха не ошибается. Но обсуждению этот вопрос все равно не подлежит. – Елена Владимировна делает нам с тобой большое одолжение, согласившись потратить собственное время на весьма малоприятное общение с органами опеки, – напоминает он, рассчитывая таким образом сыграть на Кирюхиной благодарности, но тот только еще сильнее взвивается. – Да не нужны нам ее одолжения, папка! – почти выкрикивает он. – И ничьи не нужны! Ты же сам мне говорил, что нельзя одалживаться, потом не выкарабкаешься! Вот что она у тебя взамен попросила? Или в долг, потом рассчитаешься? Дима таращится на него, не улавливая причины столь сильной вспышки. Он упустил момент, когда Кир вдруг настроился против Лены, и понятия не имеет, что стало тому поводом. Знал бы, что сын так отреагирует, нашел бы способ отказаться от Лениной помощи. А сейчас было уже поздно. Ленка не поймет. – Ничего не попросила, Кир, – как можно спокойнее отвечает он. – Лена не тот человек, от которого стоит ожидать подлости, так что... – Давно ли ты говорил, что она изменилась и теперь не заслуживает прежнего уважения? – перебивает его Кир, припомнив слова, за которые теперь Диме стыдно. Он качает головой и чуть прищуривается. – Я ошибался, – не допускающим сомнений тоном говорит он, однако на Кира это не подействовало, как предполагалось. – А вдруг ты и теперь ошибаешься? – так вызывающе интересуется он, что дальнейшие уговоры не имеют смысла. Дима серьезно смотрит на него и столь же серьезно спрашивает: – Так, Кирилл, что случилось? Что я не знаю, но должен знать? Он называл сына полным именем только в исключительных случаях, когда хотел, чтобы Кир его услышал. И он его слышит. Резко выдыхает, как будто сдувается, и словно бы даже становится меньше ростом, растеряв былой задор. Но все же бравирует, не желая проигрывать: – Все нормально, пап! Просто хотел убедиться, что ты понимаешь, во что ввязываешься, и не будешь потом жалеть. Дима хмурится. – О чем жалеть? – чуть раздраженно спрашивает он, злясь на себя за то, что не может совладать с сыном. Кирюха передергивает плечами. – О своей доверчивости, разумеется! – заявляет он. – А ты о чем подумал? Он явно темнит, и Дима подозревает, что Кир давно прознал про них с Леной, но коль скоро он не желает об этом говорить, осиное гнездо Дима не ворошит. Его первостепенной задачей является примирение Кира с мыслью о том, что на полдня он останется с Леной. И по возможности устройство этого времяпрепровождения таким образом, чтобы Черемуха после близкого знакомства с его своенравным сыном не послала все корниловское семейство пешим ходом в дальние края. У нее характер еще почище, чем у Кирюхи, это сын правильно заметил. На самом деле, Дима многое бы дал, чтобы Лена и Кир понравились друг другу. Может, и глупым было такое желание в свете полной неопределенности в их с Черемухой отношениях, но не все поддается логике. Просто Дима любил их обоих и не хотел ни делить себя пополам, ни обижать любимых собственным выбором. Ему как воздух нужен был и сын, и Ленка, и, если Кир еще все не испортил, Дима сегодня же поговорит с ним и расскажет о Лене. Пусть даже через пару недель она разберется со своим автосервисом и уедет в свою Москву, Дима хотел хотя бы это время ощущать ее частью своей жизни, а без Кирюхиного одобрения сделать это было невозможно. Забавно иногда обтесывает опыт. Дмитрий Корнилов всю школу считался бесшабашным и безответственным парнем, которого невозможно перевоспитать. Ленка сделала это одним своим исчезновением, а Кирюха – одним своим появлением. Два поросенка! – Папка! – Кир радостно взвизгнул и бросился ему на шею, едва открылась дверь, как будто не видел не четыре часа, а как минимум четыре месяца. Дима даже покачнулся. – Ну как экзамен?! На отлично?! – Само собой, – осторожно отозвался Дима, обхватывая худосочного сына одной рукой и одновременно прикидывая, куда пристроить торт, чтобы слишком активный Кир не выбил его из второй руки, а взглядом разыскивая в глубине квартиры Лену в немного тревожной надежде, что ее не выкурил ни сам Кир, ни его малоприятные гости. – А то сын – отличник, а отец – двоечник. Не могу же я тебя позорить. Кирюха хихикнул, и Дима с удивлением понял, что у него отличное настроение. Обычно после общения с органами опеки он заматывался в свой шарф, залезал с головой под одеяло и выбирался только под вечер мрачнее тучи, с полным неверием в человечество. Что могло случиться сейчас? Или благословенная Жанна Федоровна еще не изволила являться в их скромное жилище? Или это радость в честь избавления от Лены? – Значит, не зря Елена Владимировна столько вкусноты наготовила, – тут же развеял эти сомнения Кир и, сползя с Димы, отнял у него торт. – Давай разувайся, мой руки – и пошли за стол. Будем праздновать окончание сессии. Уточнить, не послышалось ли ему про вкусноту и Елену Владимировну, Дима не успел: из кухни наконец выглянула Черемуха с несколько озадаченным выражением лица. – Кажется, я сломала ваш чайник, Дим, – смущенно повинилась она. – Хотела воду вскипятить, а он не включается. Дима снисходительно улыбнулся, скрывая за этой бравадой облегченный вздох. Нет, не поцапались и не разобиделись. Осталось еще прояснить вопрос с ювенальной службой, но это пока терпело. – Это я его сломал, Елена Владимировна! Давно еще, он периодически у нас глючит! – раздался из комнаты голос Кирюхи, и Диме ничего не оставалось, как кивнуть. – Сейчас разберемся, Лен, – пообещал он и, воспользовавшись Кирюхиным отсутствием, поднес ее руку к губам. На самом деле безумно хотелось привлечь Черемуху к себе и впиться ей в губы, наверстывая почти сутки простоя, но с этим следовало повременить. Хотя бы до того момента, когда он пойдет ее провожать. Если, конечно, Кир из придури не увяжется с ними. Тогда совсем тяжко и никому ничего не объяснишь. Влип, Корнилов. Электрочайник у них был повидавший виды, еще с материнской квартиры, с перемотанным изолентой шнуром и потрескавшейся крышкой. Давно надо было купить новый, но деньги всегда находили более полезное применение, а чайник раз за разом ждал Диминых умелых рук, чтобы воскреснуть еще на несколько дней своей слишком длинной жизни. Ленка Черемных к подобной технике явно не привыкла. Чтобы загнать несвоевременные терзания по поводу своей несостоятельности поглубже, Дима взял подставку для чайника в руки и, просматривая вечно отходящий провод, спросил: – Не приходили еще дамы с блокнотиком? Однако ответ получил снова не от Лены. – Приходили! – крикнул острослухий Кирюха и следом появился в дверях кухни. – Собирались как следует поглумиться, но Елена Владимировна их быстро выпроводила. Видел бы ты их физиономии!.. – тут он скользнул взглядом по столу и посмотрел на отца. Чему-то снова заулыбался. – Я только за ножом, пап, торт надо разрезать – и больше не буду вам мешать. – Что значит «мешать»? – немного ошалев от обилия информации, уточнил Дима. – И что значит «выпроводила»? – То и значит! – очевидно, на его взгляд понятно объяснил Кир и, вооружившись чистым ножом, почти что торжественно зашагал прочь из кухни. Однако в дверях остановился и обернулся. – Да ладно, пап, знаю я все про вас, – сообщил он, окончательно уев отца. – Так что можете целоваться, сколько хотите. И нет – Елена Владимировна ничего мне не говорила! – уже из коридора крикнул вдобавок он. – Я сам такой умный! Я просто суперумный! – довольно пропел он и захлопнул за собой дверь комнаты, оставив Диму и его Ленку почти что наедине. Лена улыбнулась и забрала у совершенно растерявшегося Димы подставку под чайник. – Я склонна поддержать предложение твоего сына, – заявила она и закинула ему руки на шею. Чуть лукаво улыбнулась. – Я соскучилась, Дим… Кажется, ничего приятнее он сегодня не рассчитывал услышать. Он завладел ее губами, выкинув на время из головы все вопросы вместе со своим удивлением и замешательством. Что, на самом деле, могло быть лучше, чем вернуться домой и целовать любимую женщину, зная, что где-то за стеной хозяйничает довольный сын, а стол ломится от еды? Дима и подумать не мог, что однажды именно эти незамысловатые вещи станут самыми важными и самыми необходимыми. Если бы он еще мог все это сохранить. И надо было, конечно, спросить у Ленки про дам из органов опеки и Кирюхину догадливость, но вместо этого Дима, совершенно увязший в ее жаркой сладости, брякнул: – Я купил черемуховый торт. Нет, однажды Ленка все-таки сочтет его идиотом. Она глянула на него чуть захмелевшими глазами и улыбнулась. Вздохнула с нежностью. – Никогда в жизни не пробовала черемуховый торт. И разве это не было приглашением на второй акт? Диме не то чтобы нравился театр, зато ему безумно нравилось целоваться с Ленкой, особенно когда она сама так безыскусно и совершенно неумело заигрывала с ним, всей своей сущностью давая понять, как ей это важно. Смешная серьезная девчонка Черемуха. В которую Дима был по уши влюблен. – А я принесла курицу в медовой корочке, – немного подрагивающим голосом проговорила Лена и погладила его по щеке. Он был такой… немного растерянный, ощутимо взволнованный – и совершенно неотразимый в этой своей мужской заботливости. Лена бы целовалась с Димкой Корниловым сутки напролет, забыв обо всем остальном мире, и все равно бы не насытилась. Им нельзя было насытиться. Во всяком случае, Лене. – Никогда в жизни не пробовал курицу в медовой корочке, – усмехнулся Дима и вздохнул глубоко, понимая, что пора останавливаться, пока Кирюха не устал их ждать и не сменил милость на гнев, тем более что Дима по-прежнему не знал причину нынешних в нем перемен. И все же не удержался, не в силах так просто выпустить свою Черемуху из объятий: провел ладонями по ее точеной фигурке и вдохновленно прижался губами к ее виску. – Я так рад тебе, Ленка!.. Они сидели втроем за вынесенным в комнату кухонным столом. Стол был накрыт бумажной скатертью, а комната в честь такого раздолья носила теперь гордое название «гостиная», но Кирюха был куда более горд собой. Он явно чувствовал себя не только хозяином положения, обыграв отца и его подругу, но и виновником нынешнего спонтанного торжества, распоряжаясь стоящими на столе угощениями, как будто именно он их и приготовил, и задавая тон застольной беседе, хотя обычно излишняя болтливость за ним не водилась. Но что Лена, что Дима совершенно очевидно чувствовали себя немного не в своей тарелке, а Кирилл не преминул этим воспользоваться. – Слышал бы ты, как Елена Владимировна эту Гадюку Питоновну уела! – не уставал он радоваться столь быстрому и удачному избавлению от органов опеки, и даже отцовское неискреннее возмущение подобным неуважением к взрослому человеку не могло его остановить. – Она-то думала, что ей все дозволено, а Елена Владимировна как записи посмотреть потребовала, так Гадюка и сдулась! Елена Владимировна ее ее же оружием победила! А еще, пап, она ее тапочки надеть заставила! Нет, ты представляешь?! Гадюка и так, и эдак, и угрожать пыталась – а все одно, только в тапочках и сумела в комнату пройти! Ох, я ее физиономию в этом момент никогда не забуду!.. Параллельно он бросал на Лену совершенно восторженные взгляды, а у Димы от них что-то переворачивалось в душе. Если бы Черемуха только захотела… Если бы сумела принять его сына – забыв о том, что он сын и Ксюшки Енакиевой… Черт, да ведь не всегда же Дима будет сторожем в ее сервисе! Просто так совпало, что они с Леной снова встретились в самый поганый момент его жизни, когда та почти раздавила его своими сюрпризами. Но и квартиру рано или поздно сдадут, и образование Дима получит, позволяющее устроиться на нормальную работу, и деньги потом появятся: он умел их зарабатывать и не боялся намозолить руки, чтобы его семья ни в чем не нуждалась! Нужно было лишь время, чтобы снова встать на ноги. Вот только именно на время Дима и не мог рассчитывать. Лена определенно не собиралась задерживаться в городе детства после того, как разберется с проблемами отцовского сервиса. А час икс, судя по заметной нервозности в последние дни Милосердова, становился все ближе. Дима не удержал предательского вздоха, вообще не представляя, как станет отпускать Черемуху после всего того, что он узнал о ней за последний месяц. И дело было не только в совершенно умопомрачительном сексе, какой могла подарить лишь любимая женщина, но и в ней самой – такой сильной, такой нежной, такой ранимой и такой решительной одновременно. Лена позволила себе быть с Димой настоящей, не боясь показаться смешной или слабой, а его эта искренность покорила окончательно и бесповоротно. Он хотел всю жизнь провести со своей Черемухой. По утрам просыпаться с ней в одной постели, будить ее поцелуями и ласками, снова и снова присваивая ее себе – такую свежую и сонную, и совершенно восхитительную. Хотел днем звонить ей по какому-нибудь совершенно незначительному поводу, чтобы только услышать ее голос – хоть недоуменный, хоть радостный, хоть сердитый, хоть соскучившийся. Хотел вечером возвращаться в дом, где Ленка будет встречать его в каком-нибудь забавном фартуке и с неизменной улыбкой на губах, вынуждающей Диму немедля отозваться на эту улыбку самыми жаркими поцелуями. Хотел ночью ощущать рядом с собой теплую расслабленную девчонку, зная, что она принадлежит ему и что он больше никогда ее не потеряет. То ли слюнтяйские, то ли, напротив, слишком серьезные желания, на которые Дима в нынешнем своем статусе вряд ли имел право, но которые, кажется, все чаще задавливали и здравый смысл, и совесть собственным весом, и Дима не мог уже сказать с уверенностью, что сумеет промолчать, когда отступать окажется некуда. Предложит Ленке себя вместе со всем своим прошлым и настоящим багажом и предоставит ей право решать, принимать их вместе с Кирюхой или перешагнуть на следующую ступень, оставив бывшего одноклассника лишь воспоминанием. Черт, Ленка, что ты сделала с обоими Корниловыми? Вон и Кира уже влюбила в себя ничуть не меньше, чем его отца, и вот ему-то Дима не сумеет объяснить, чем они не подошли Елене Владимировне. Он тот еще идеалист; несмотря на вечное свое ворчание и недоверие, трудно впускал в свою жизнь людей и еще труднее с ними расставался. Шарф – бабушкин последний подарок – даже сейчас не снимал, а ведь уже больше года с ее смерти прошел. Считал, что он защитит, как Димина мать всегда защищала. А вот у самого Димы это, кажется, получалось не слишком хорошо. Кирюха с ним забыл, что такое спокойствие. Вот и сейчас едва услышал его вздох, тут же осекся, дернул шарф за концы и посмотрел с напряженным подозрением. – Думаешь, мстить она будет? – по-своему расшифровал он отцовскую печаль, выдавая тем самым собственные страхи, и Дима скрипнул зубами, признавая такую возможность. – Черт его знает, Кир, что этим тварям в головы взбредет! – не стал врать он. – Но мы с тобой что-нибудь придумаем, нас голыми руками не возьмешь! Лена смотрела то на одного Корнилова, то на другого с легким удивлением. Потом все-таки не удержалась, вставила свои пять копеек. – Дим, мне кажется, надо документы для начала изучить, чтобы понимать, что вообще в их компетенции, а что за ее пределами, – предложила она. – И потом апеллировать уже со ссылкой на закон, чтобы они понимали, что и на них есть управа и никому не дозволено творить беспредел только потому, что им выдана форма! По мере того, как она говорила, расстроившийся было Кирилл заметно воспревал духом; Дима же, напротив, только морщился и все сильнее мрачнел, явно с ней не согласный. – Все это было бы замечательно, Лен, если бы не один нюанс, – с заметной горечью произнес он. – Видишь ли, Жанна-черт-бы-ее-побрал-Федоровна имеет на меня личный зуб, а потому найдет способ нагадить, несмотря на все законы и документы. Я даже не удивлюсь, если у нее такой спортивный интерес. Вопреки всей серьезности ситуации, Лена хихикнула. – Не можешь без неприятностей, да, Корнилов? – словно бы и не было Кирилла в комнате, у одного Димки спросила она. Он пожал плечами и тоже усмехнулся.