Билли Бил, помощник Мейси Доббс, стоял у дверей, приветствуя посетительницу, которую Мейси на крыльце пропустила вперед. — Благодарю. — Джорджина рассмотрела секретаря. Его улыбка показалась ей заразительной, а глаза добрыми. — Я заварил свежего чаю. — Спасибо, Билли, то, что нужно. На улице ужасно, — улыбнулась Мейси и жестом пригласила посетительницу в кабинет. Три стула у газового камина, поднос с чашками на столе. Джорджина сняла пальто, повесила его на крючок за дверью и села на средний стул. Между сыщиком и секретарем чувствовалась удивившая ее теплота. Помощник явно боготворил начальницу, хотя романтической любовью тут и не пахло. Тем не менее журналистский нюх Джорджины мигом уловил какую-то связь, и она предположила, что специфика работы породила доверие и уважение друг к другу, хотя кто тут главный, становилось ясно с первого взгляда. Джорджина переключила внимание на Мейси, а та тем временем достала новую картонную папку, несколько цветных карандашей, пачку карточек и бумагу. Ее темные курчавые волосы были когда-то подстрижены под боб, однако стрижку давно пора было освежить. Не очень-то следит за внешностью? Или просто слишком занята работой? Кремовая шелковая блузка и длинный синий кашемировый жакет, черная юбка в складку и черные туфли на ремешке смотрелись достаточно стильно, но вместе с тем оставляли впечатление, что удобство для их хозяйки важнее капризов моды. С Джорджиной Мейси не заговорила до тех пор, пока секретарь не налил гостье чаю и не убедился, что она удобно устроилась. Джорджина не позволила себе откровенно рассматривать хозяйку, однако ей показалось, что та сидит с закрытыми глазами, словно погрузившись в мысли. Посетительница вновь ощутила то же тепло, что охватило ее на улице, ей захотелось задать вопрос, но вместо этого она рассыпалась в благодарностях. — Огромное спасибо, мисс Доббс, что согласились принять меня. Я вам очень обязана. Мейси дружелюбно улыбнулась. Не так широко и открыто, как ее секретарь, скорее как человек, который полностью уверен в себе и чувствует себя в своей стихии. — Питаю надежду, что вы поможете мне… — Джорджина подалась к Мейси. — Мне рекомендовал вас человек, которого мы обе знаем со времен учебы в Гертоне. — Не мать Констанция? — склонила голову Мейси. — Как вы догадались? — В прошлом году мы возобновили отношения. Я всегда любила ее лекции, особенно потому, что на них надо было ходить в монастырь. Какое удачное совпадение, что орден переехал в Кент. — Мейси помолчала. — Итак, в связи с чем вы навестили мать Констанцию и что побудило ее направить вас ко мне? — Я, в свою очередь, не могу не признаться, что ее уроки наводили на меня тоску. Зуб отдала бы, лишь бы не ходить. И все-таки именно к ней я обратилась, когда… — Джорджина сглотнула. — Когда мой брат… мой брат… — Она не смогла выговорить следующее слово. Мейси вытащила из черной сумочки, висевшей на спинке ее стула, носовой платок и положила посетительнице на колени. Ноздрей Джорджины коснулся аромат лаванды. Она всхлипнула, вытерла глаза и продолжила: — Мой брат погиб несколько недель назад, в начале декабря. Заключение — смерть от несчастного случая. Она взглянула сперва на Мейси, потом на Билли, словно убеждаясь, что они оба слушают, потом уставилась на пламя в камине. — Он художник… был художником. Трудился ночью в картинной галерее накануне первой за долгие годы крупной персональной выставки и вроде бы как свалился с лесов, возведенных для работы над самой большой картиной. — Она помолчала. — Очень хочу, чтобы кто-нибудь помог проверить мои… подозрения. И мать Констанция послала меня к вам. От полиции, как я уже поняла, толку никакого — тот, что позвонил мне, как только нашли брата, был, похоже, очень рад, когда я объявила, что намерена обратиться к частному детективу. Честно говоря, мне показалось, ему больше всего на свете хочется от меня избавиться. — И как его имя? — Мейси с готовностью подняла ручку. — Инспектор Ричард Стрэттон из Скотленд-Ярда. — Стрэттон был рад, узнав, что вы решили обратиться ко мне? — подняла голову Мейси. Джорджина удивилась, заметив, что щеки сыщицы вспыхнули, а темно-синие глаза сощурились и потемнели еще сильнее. — Н-ну, да… Как я уже сказала, я страшно надоела ему своими расспросами. Мейси сделала еще одну пометку и осведомилась: — А какой помощи вы бы хотели, мисс Бассингтон-Хоуп? Что именно я могу для вас сделать? Джорджина выпрямилась на стуле и запустила пальцы в густую влажную от снега шевелюру, завитки которой, подсохнув в натопленной комнате, выглядели еще роскошнее. Подергала лацкан твидового пиджака цвета мускатного ореха, поправила на коленях мягкие коричневые брюки. — Я уверена, Николаса убили! Не мог он сам упасть с лесов, я знаю: кто-то толкнул его или устроил так, чтобы он упал! — Джорджина сверлила взглядом Мейси. — Моего брата окружали как друзья, так и враги. Он был вдохновенным художником, а люди, с готовностью открывающие душу, легко вызывают в окружающих как любовь, так и ненависть. Его работы собирали и похвальные, и негодующие отзывы, в зависимости от того, кто на них смотрел. В общем, я хочу, чтобы вы разобрались, отчего он погиб. Мейси кивнула, все еще хмурясь. — Я так понимаю, полицейские составили какой-то протокол? — Как я уже сказала, к месту гибели вызвали инспектора Стрэттона… — Да, и мне непонятно, почему именно его. — Несчастье случилось ранним утром, возможно, инспектор как раз дежурил? — предположила Джорджина. — К его приезду патологоанатом уже закончил предварительный осмотр… — Она осеклась, комкая в руках платок. — Однако я уверена, что инспектор Стрэттон провел тщательное расследование. Чем же помогу вам я? Джорджина застыла, мускулы на шее заметно натянулись. — Я подозревала, что вы спросите что-то в этом роде. Думаете, я хочу использовать вас в роли адвоката дьявола[29], да? Джорджина невольно продемонстрировала напор, который когда-то принес ей скандальную известность. Мисс Бассингтон-Хоуп, бесстрашная журналистка и путешественница, прославилась в двадцать два года во Фландрии, когда переоделась мужчиной, чтобы поближе подобраться к линии фронта. Она привезла оттуда истории не о генералах и успешных сражениях, а о простых людях, об их смелости и страхе в бою, о жизни солдат на передовой. Ее очерки публиковались в газетах и журналах по всему миру и, подобно картинам брата, вызывали столько же критики, сколько и обожания, а сама она заслужила репутацию как храброго репортера, так и закоренелой карьеристки. — Я знаю, чего хочу, мисс Доббс. Я хочу правды и, если понадобится, отыщу ее сама. Но мои возможности ограниченны. Кроме того, я уверена: делаешь что-то — используй лучшие инструменты, невзирая на цену. В данном случае лучший инструмент — вы. — Она дотянулась до чашки с чаем, взяла ее обеими руками и покачала в ладонях. — Вы зададите вопросы, которые не задали другие, и заметите подозрительное там, где они оказались слепы. Джорджина мельком взглянула на Билли и снова обратилась к Мейси. Теперь ее голос не дрожал, да и взгляд стал твердым. — У Ника необыкновенные работы, убеждения его были всем известны, тем более что картины говорили сами за себя. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу, Мейси Доббс, и предали его суду. Мейси прикрыла глаза и, помедлив несколько секунд, предположила: — Вы с братом были очень близки. Глаза Джорджины блеснули. — Да, мисс Доббс. Мы с Ником близнецы. Две горошины в стручке. Он работал с красками, текстурой, освещением, я — со словами. И мне кажется, что убийца брата, кем бы он ни был, хочет заставить замолчать и меня. Мейси только кивнула в ответ на замечание, которое было сделано специально, чтобы заинтересовать ее, а потом встала и отошла к окну. Снег все шел. Коснувшись земли, он превращался в бурую жижу, которой и без того было уже так много, что кожаная обувь промокала почти мгновенно. Билли улыбнулся гостье и кивнул на чайник, предлагая еще чашечку. Он тоже делал какие-то пометки во время беседы, а сейчас его задачей было окружить посетительницу вниманием, чтобы она тихо посидела и подождала, пока Мейси соберется с мыслями. Наконец сыщица отвернулась от окна. — Скажите, мисс Бассингтон-Хоуп, почему вы несколько раз переносили нашу договоренность? Вы отменяли ее два раза, но все-таки пришли сюда, на Фицрой-сквер. Что заставляло вас передвигать встречу? Джорджина потрясла головой. — У меня нет доказательств. Совершенно не с чего начать — а ведь я привыкла полагаться на факты. Никаких зацепок, сама готова признать, что все походит на обычный несчастный случай — неосторожное движение уставшего человека, которому приходится балансировать на шаткой доске, чтобы повесить работу, на которую он потратил годы и годы. — Она перевела дыхание. — У меня нет ничего, кроме этого. — Джорджина прижала ладонь к груди. — Кроме чувства вот тут, в самом сердце, что все не так, как выглядит, что брата все-таки убили. Мне кажется, я знаю время его смерти до секунды — в тот момент, когда, по словам патологоанатома, он погиб, меня пронзила жуткая боль. Причем я понимаю, что для постороннего человека все это звучит на редкость несерьезно. Мейси подошла к Джорджине и мягко положила руку ей на плечо. — В таком случае вы определенно пришли по адресу. У меня сложилось мнение, что ваше чувство и есть главная улика и достаточный повод взяться за дело. — Она кивнула Билли, который тут же достал новую карточку. — Итак, начнем. Сперва позвольте ознакомить вас с моим методом и условиями нашего сотрудничества. Психологом и частным детективом Мейси Доббс стала всего два года назад, а прежде она служила ассистенткой у доктора Мориса Бланша, своего наставника с детских лет. Кроме медицины, Бланш занимался психологией и философией, что дало Мейси такие возможности для обучения, которых в любом ином случае она была бы лишена. В последнее время к ней потянулся уверенный ручеек клиентов, и Мейси воспрянула духом. Хотя страна билась в тисках экономической депрессии, представители определенных классов, вроде Джорджины Бассингтон-Хоуп, не замечали никакого кризиса, а значит, работы для детектива с крепнущей день ото дня ко дню репутацией по-прежнему было достаточно. На горизонте маячило лишь одно облачко, которое, как надеялась Мейси, там и останется. Осенью прошлого года у нее самой обострились последствия контузии, что привело к серьезным проблемам со здоровьем. И болезнь, и трещина в отношениях с Бланшем заставили ее потерять доверие к наставнику. С одной стороны, Мейси даже приветствовала внезапно свалившуюся на нее самостоятельность и независимость от учителя, с другой — частенько с грустью вспоминала ритуалы и правила предыдущей работы. Перед тем как взяться за очередной случай, Морис обычно предлагал прогуляться или, если погода не располагала к прогулкам, хотя бы перейти в другую комнату. «Подписывая договор, Мейси, мы взваливаем на плечи груз, открываем ворота и выбираем путь. Хорошо бы немного подвигаться, чтобы взбодрить свое любопытство после скучной бумажной работы». Поскольку договор уже был подписан, а погода к прогулкам не располагала, Мейси предложила всей троице продолжить беседу за столом у окна. Позже, когда клиентка уйдет, Мейси и Билли раскатают на столе рулон обыкновенных обоев, приколют углы к столешнице и из фактов, домыслов, чувств, вопросов и подозрений начнут составлять карту расследования. По мере работы массив информации будет расти, пока в общей мозаике не проступят невидимые ранее связи, указывающие на истину, которая и приведет к развязке очередного дела. Если, конечно, все пойдет как надо. Мейси уже набросала на карточке несколько вопросов, заранее зная, что ответ клиентки на каждый из них вызовет волну новых. — Мисс Бассингтон-Хоуп… — начала она. — Зовите меня Джорджиной. На «мисс Бассингтон-Хоуп» можно язык сломать, и если нам некоторое время суждено общаться, мне было бы приятней отбросить формальности. — Джорджина вопросительно посмотрела на хозяев кабинета. Билли бросил на Мейси взгляд, явно выдававший его неловкость. Мейси улыбнулась. — Да, конечно, как вам будет удобно. А я в таком случае Мейси. По правде сказать, она не была уверена, что готова перейти к столь неофициальным отношениям, но желание клиента — закон. Если Джорджина расслабится, от нее легче будет получить необходимую информацию. Обе женщины посмотрели на Билли, чем тут же вогнали его в краску. — Если не возражаете, я бы все-таки по фамилии… — Он глянул на Мейси словно в поисках поддержки. — А вы, ежели захотите, можете звать меня Билли, мисс Бассингтон-Хоуп. Джорджина улыбнулась, поняв, в какое неловкое положение она поставила сыщицу и ее секретаря. — Прекрасно, Билли! А что вы думаете насчет мисс Би-Эйч? — То, что нужно! Договорились, мисс Би-Эйч. Мейси кашлянула. — Ну, раз формальности улажены, продолжим. Джорджина, не могли бы вы как можно подробней рассказать об обстоятельствах гибели брата? — Ник готовится… готовился к этой выставке довольно долго, не меньше года. Его работы стали очень известны, особенно в Америке — несколько местных миллионеров скупают все, что осталось ценного в старушке Европе. В общем, Стиг Свенсон из картинной галереи с Албемарл-стрит предложил Нику устроить персональную выставку как давних, так и новых работ. Брат от радости чуть не до потолка прыгал, тем более когда понял, что галерея — идеальное место для того, чтобы представить картину, над которой он работал несколько лет. Сыщики переглянулись, и Мейси спросила: — А что такого идеального в этой галерее? Почему он так радовался? — Стиг совсем недавно перестроил и перекрасил помещение, и брат тут же предупредил, что ему нужно сразу несколько залов. — Джорджина, помогая себе руками, попыталась описать галерею. — Понимаете, там в передней стене два квадратных эркера — огромных! — а между ними дверь, и каждый прохожий с улицы видит все, что внутри, — конечно, в общем и целом, а не каждую картину. Свенсон применил современные скандинавские принципы использования пространства. В галерее очень светло, каждый дюйм организован так, чтобы наилучшим образом показать выставленные работы. Освещение по новейшему слову техники: особые устройства направляют лучи так, что игра теней и света манит посетителя, побуждая его войти. — Она перевела дух и удостоверилась, что оба слушателя сохраняют интерес. — А дальняя стена — пустая, огромная, в два этажа — специально для больших картин. По обе ее стороны спускаются лестницы с площадками, так что вы чувствуете себя словно в театре, разве что кресел нет. Можно подойти к любому краю картины, подняться по любой из лестниц, однако все помещение разделено перегородками, и вам ни за что не увидеть весь зал целиком. Очень умно.