— О! Так, значит, мистер Джек тоже… подрался? — Ну, он оттащил других, и, конечно, это мне помогло, — правдиво объяснил Давид. — А потом он пригласил меня домой — он и Джилл. — Джилл! Она тоже в этом участвовала? — Нет, только ее кошка. Ей надели на голову мешок, а к хвосту привязали жестянку, и, конечно, я не мог так это оставить. Кошке было больно. А сейчас, Госпожа Роз, сыграйте еще, пожалуйста! Мисс Холбрук молчала, рассматривая Давида со странным выражением глаз. Наконец, она протяжно вздохнула. — Давид, ты переходишь все границы, — выдохнула она, поднялась и села перед арфой. Игра привела Давида в явный восторг. Когда она закончилась, мальчик взмолился о продолжении, но мисс Холбрук покачала головой. Казалось, ею овладело некое беспокойство, и она принялась расхаживать по комнате, привлекая внимание Давида к новым и новым предметам. Затем мисс Холбрук вдруг предложила подняться наверх. Она торопила мальчика, переходя из комнаты в комнату и едва обращая внимание на оживленные комментарии и еще более оживленные вопросы. Лишь когда они достигли самой верхней комнаты в башне, она устало опустилась на стул и на секунду как бы успокоилась. Давид с удивлением огляделся. Здесь был совершенно другой мир. Ни роскошных ковров, ни шелковых портьер, ни снежных занавесей — конечно, там были книги, но, кроме них, только простой низкий стол, корзинка для рукоделия и три-четыре стула с деревянными сиденьями, которые, однако, были весьма удобными. С растущим удивлением Давид посмотрел в глаза мисс Холбрук. — Так это здесь вы сидите… весь день? — робко спросил он. Лицо мисс Холбрук залилось ярким румянцем. — Ну и вопрос, Давид! Конечно, нет! С чего ты это взял? — Ни с чего, только я все время, пока был здесь, думал, как же вы могли сказать такое, когда внизу вас окружают эти прекрасные вещи. — Что сказать? Когда? — В тот раз, в саду — что все ваши часы лишены солнца. И сегодня я подумал, что вы живете здесь, прямо как миссис Холли — она не пользуется своими лучшими комнатами, и поэтому все ваши часы мрачны. Мисс Холбрук резко поднялась. — Чепуха, Давид! Не стоит запоминать все, что тебе говорят люди. Подойди, ты же еще не смотрел из окон. Мы в большей башне. С этой стороны Хинсдейл, а отсюда прекрасный вид на дальние горы. Ах да, с другой стороны — дом твоего друга мистера Джека. Кстати, как поживает мистер Джек? — задав этот вопрос, мисс Холбрук наклонилась, чтобы поднять с коврика кусок нитки. Давид бросился к окну, выходящему в сторону «дома, который построил Джек». С высоты башни домик казался еще меньше. А еще он был в тени и выглядел странно одиноким и заброшенным. Давид сравнил это с только что увиденным великолепием и ответил дрогнувшим голосом: — Он нездоров, Госпожа Роз, и несчастен. Ужасно несчастен. Стройная фигура мисс Холбрук резко распрямилась. — О чем ты, мальчик? Откуда ты знаешь, что он несчастен? Он сам тебе сказал? — Нет, но миссис Холли рассказала мне о нем. Мистер Джек болен, а ведь он как раз нашел свою работу в большом мире, когда пришлось оставить ее и вернуться домой. Но… о, скорее! Вот он — видите? Вместо того, чтобы подойти, мисс Холбрук отпрянула в центр комнаты, но ее глаза были по-прежнему обращены в сторону домика. — Да, вижу, — пробормотала она и выхватила платок из вытянутой руки Давида. — Нет-нет, я бы не стала махать, — торопливо запротестовала она. — Пойдем со мной вниз. — Но я думал… я был уверен, что он смотрит сюда, — заверил Давид, неохотно отворачиваясь от окна. — А если бы он увидел, что я ему машу, он был бы очень рад, разве нет? Ответа не последовала. Очевидно, Госпожа Роз не слышала его. Она уже спустилась вниз по лестнице. Глава XV Секреты Давид хотел столько рассказать Джеку и Джилл, что отправился к ним прямо на следующий день после визита в «Солнечный холм». С собой он взял скрипку. Однако дома была только Джилл. Она сидела на ступенях веранды. На сей раз дети уже не смущались так сильно — возможно, потому, что были на открытом воздухе, где Давид чувствовал себя свободнее. Однако, узнав, что мистера Джека нет дома, он явно разочаровался. — Но я хотел с ним повидаться! По особому поводу, — посетовал он. — Тогда лучше останься. Он вот-вот будет дома, — утешила его Джилл. — Ушел горшковать. — Горшковать? Что это такое? Джилл хохотнула. — Ну, видишь ли, дело обстоит так: он кое-что продает, чтобы другие люди могли сварить это в горшке, и тогда нам тоже будет, что сварить в нашем горшке. Это овощи с огорода. Мы выращиваем их на продажу. Бедный Джек — он так это ненавидит! Давид сочувственно кивнул. — Я знаю — и, должно быть, это ужасно — все время мотыжить и полоть. — Но он, конечно, понимает, что должен это делать, ведь так он проводит время на свежем воздухе, а ему просто необходимо постоянно быть на воздухе, — возразила девочка. — Он же болен, знаешь, а порой так несчастен! Но Джек не говорит об этом. Он вообще мало говорит — но по лицу видно, о чем думает. И я все знаю, и от этого… хочется плакать. Услышав это, Давид в ужасе охнул, а Джилл тут же вскочила на ноги. Девочке вдруг пришло в голову, что она рассказала незнакомцу слишком много семейных секретов. Она тут же предложила сбежать с холма наперегонки, а потом, чтобы еще сильнее отвлечь Давида от недавнего предмета обсуждения, нарочно проиграла и объявила его победителем. Однако очень скоро возникли новые осложнения в виде маленькой калитки, за которой шла тропа, в свою очередь, ведущая к мостику, переброшенному через ручеек. Над деревьями с другой стороны виднелась самая высокая башня «Солнечного холма». — Она ведет к Госпоже Роз! — радостно закричал Давид. — Пойдем посмотрим! Девочка покачала головой. — Не могу. — Почему же? — Джек мне не разрешит. — Но тропинка ведет в прекрасное место. Я был там вчера, — заспорил Давид. — А еще я поднимался на башню и почти уже помахал мистеру Джеку, который был на веранде. Я видел его. Может, она позволит нам с тобой подняться туда и сегодня. — Но я же сказала, не могу — несколько нетерпеливо повторила Джилл. — Джек не разрешает заходить сюда даже на шаг. — Но почему? Может, он не знает, куда ведет тропа. Джилл опустила голову, а потом вызывающе вскинула подбородок. — О нет, он знает, ведь я сама ему сказала. Я ходила туда, когда была маленькой, а его здесь не было. А однажды, когда Джек уже переехал, я дошла до середины моста, но пришлось вернуться. Он очень разозлился, но это было как-то… странно — лицо побелело и стало таким строгим, и губы сильно сжимались после каждого слова. Он сказал, что я никогда, никогда, никогда не должна входить в калитку. Они повернули, чтобы подняться на холм. Давид хмурился. Он, не колеблясь, решил просветить мистера Джека, дабы разрешить это маленькое недоразумение. Он расскажет, что за прекрасное место этот «Солнечный холм» и попытается доказать, что ему с Джилл и даже самому мистеру Джеку желательно перейти мост при первой же возможности. Брат Джилл довольно скоро вернулся домой, и Давид сразу позабыл об этом разговоре — главным образом потому, что мистер Джек достал скрипку и попросил мальчика сыграть с ним дуэтом. Однако дуэт скоро превратился в соло — мистер Джек пришел в такое восхищение от игры Давида, что начал выкладывать перед ним нотные листы один за другим, умоляя играть еще и еще. Давид охотно продолжал. Он уже выучил большую часть этой музыки, когда жил в горном доме. Мелодии казались старыми друзьями, и мальчик был так рад вновь увидеть их ноты, что заканчивал каждое исполнение восторженным приветствием в виде маленькой импровизированной каденции — к еще большему удивлению и восторгу мистера Джека. — Вот это да! Давид, ты чудо! — наконец, воскликнул он. — Ха! И ничего чудесного, — засмеялся мальчик. — Я это выучил сто лет назад, мистер Джек. Просто я был так рад снова увидеть их — эти ноты. Знаете, у меня теперь совсем нет нот. Все, что мы взяли, осталось в сумке. Но мы оставили ее на дороге. — Оставили! — Ну да, она был такая… тяжелая, — рассеянно пробормотал Давид, перебирая стопку нот, лежащую перед ним. — О, а вот и еще одна, — воскликнул он взволнованно. — Здесь ветер дует в ветвях сосен: «ууу — ууу». Послушайте! И он снова умчался на крыльях скрипки. А когда вернулся, мистер Джек глубоко вздохнул. — Давид, ты чудо, — вновь заявил он. — И эта твоя скрипка тоже чудо, если я не ошибаюсь, хотя мне не хватает знаний, чтобы сказать, действительно ли она ценная. Это скрипка твоего отца? О нет. У него тоже была скрипка, и обе они хорошие. Папа так сказал. Теперь папина у Джо. — У Джо? — У Джо Гласпела. — Ты же не о сыне вдовы Гласпел — слепом мальчике? Я не знал, что он умеет играть. — Он и не умел, пока я не показал. Но ему нравится слушать, как я играю. И он все понял — я хочу сказать, сразу. — Понял! — Что я играл, знаете. И он был почти первым — с тех пор, как папа ушел. И теперь я играю каждый раз, когда прихожу к ним. Джо говорит, раньше он не знал, как на самом деле выглядят деревья, трава, закаты, восходы, птицы и ручейки, пока я не рассказал ему своей скрипкой. Теперь он думает, что знает их облик лучше меня, потому что, раз его внешние глаза слепы, он не видит все эти уродливые вещи вокруг и может сделать так, чтобы внутренние глаза смотрели только на прекрасные вещи, которые ему нравятся. Так и бывает, когда я играю. Поэтому я сказал вам, что он понял.