— Тадаки-сан, у меня пока нет возможности принимать арестованных. Участок разрушен. Пусть остается у вас. Если что-то расскажет — сообщите. — Само собой. — Идемте, сенсей, — сказал капитан Масе. — Мне не следует здесь находиться. — Сейчас, у меня развязался шнурок. Маса опустился на одно колено около Кибальчича. Тот хрипло затянул «Варяга»: Из пристани верной мы в битву идем, Навстречу грозящей нам смерти, За Родину в море открытом умрем, Где ждут желтолицые черти! Незаметно вынув из штанины бритву, Маса чиркнул ей по веревке, обвязанной вокруг запястья арестанта. Потом сунул бритву в раскрытую ладонь. Пальцы сомкнулись. — Только не убивай мордатого, — шепнул Маса. — Иначе за тобой будет охотиться весь клан. Вместо следующего куплета Момотаро пропел: Скажите, пожалуйста, умник какой. А то бы я сам не дотумкал! Я все же японец, ты не забывай. Жену поучи свою, Ронин. А спасибо не сказал, хоть и японец. Большевики, они такие. ...Потом, выполняя долг вежливости, Сандаймэ, конечно, пригласил гостей выпить чая к себе в шатер. Там у клана «Хиномару», тоже оставшегося без крыши над головой, находился «бакуфу» (это слово, собственно, и означает «походная ставка в шатре»). Теперь, на правах уважаемого сенсея, который, с одной стороны, помогал создавать иокогамскую полицию, а с другой стороны, был потомственным якудзой и отпрыском иокогамского гасиры, погибшего красивой смертью, Маса мог перейти к главному. — У меня есть еще одно дело, — сказал он, сначала похвалив вкус чая. — Оно касается вас обоих. В Блаффе неизвестные преступники похитили тринадцатилетнюю девочку. Я взялся найти ее, пока злодеи не продали ребенка в публичный дом. — Сибата-сенсей в свое время служил с Героическим Инспектором Асагавой, а потом искоренял преступления по всему миру, — объяснил капитан. Так торжественно он перевел «международный сыщик». — Вы служите в полиции?! Вы, якудза?! — подскочил на стуле оябун. Помогать полиции (разумеется, строго в установленных кодексом рамках) было допустимо, но служить в ней — никогда. Это означало предать свой род, и сидеть, распивать чаи с таким ренегатом честному якудзе было зазорно. — Героическому Инспектору я только помогал. Вернее он мне. А потом я стал частным сыщиком, — успокоил щепетильного хозяина Маса. — А, это другое дело. — Сандаймэ снова сел. — Однако зачем вы рассказываете про похищенную девочку мне? Расследовать такие преступления — работа полиции. — Я тоже сейчас заняться этим не могу, — сказал Баба. — Какая девочка, что вы? Сами видите, что творится! — Я обратился к вам обоим, потому что это вопрос чести. И для клана «Хиномару», чье доброе имя под угрозой. И для чести иокогамской полиции. Эффект был достигнут. Сандаймэ и Баба повели себя одинаково: сдвинули брови и подались вперед. Хочешь, чтобы японский служивый и японский бандит тебя внимательно слушали, — скажи, что их честь и доброе имя под угрозой. Маса начал атаку с капитана. — Как начальник полиции Портового района вы, должно быть, ведаете всеми делами, касающимися иностранцев? В прежние времена было так. — Так и осталось, — подтвердил Баба. — Мне приходится заниматься поножовщиной среди моряков, торговлей кокаином и морфием, вообще — любыми преступлениями, жертвами или виновниками которых являются иностранные подданные. Прежде чем получить эту должность, я сдавал экзамен по английскому. Но при чем туг иностранцы? — Девочка — англичанка. Из очень влиятельной семьи. А похитили ее японцы. На глазах у многочисленных свидетелей-иностранцев. При этом одного человека преступники убили. — (Что убитый — японец, Маса уточнять не стал.) — Сейчас внимание всего мира будет привлечено к Японии. Сюда уже плывут специальные корреспонденты из Европы и Америки. Они обязательно накинутся на эту историю. Для западных репортеров история о белой девочке, утащенной желтолицыми чертями в свой азиатский бордель, будет лакомым подарком. — (О том, что Глэдис Тревор не совсем белая девочка, говорить тоже не следовало.) — Представьте себе, как будет выглядеть бездействующая иокогамская полиция и лично вы. Хуже того: представьте, как пострадает честь Японии. Баба представил — и побледнел. Для японского служаки мысль о том, что из-за него пострадает престиж родной страны, невыносима. Следующий шаг был — сделать капитана своим должником. — Я знаю, у вас не осталось людей и нет возможности заняться поисками, — сочувственно произнес Маса. — Поэтому я помогу вам. Буду искать девочку сам. — Правда?! Вы готовы исполнить работу полиции?! Сенсей, вы меня очень, очень выручите! Полицейский дернулся вперед всем туловищем, застыл в поклоне. — Да, я буду искать английскую девочку Глэдис Тревор. Но мне понадобится ваша помошь. — Всё, что смогу, сенсей! Всё! Так. Полдела сделано. Маса повернулся к оябуну. — Вас, Тадаки-сан, это преступление затрагивает ещё больше, чем полицию. Потому что убили слугу-катаги и похитили ребенка люди из якудзы. Не знаю, ваши ли это бойцы, но ведь вся Иокогама — территория клана «Хиномару». Подумают на вас. Словом «катаги» якудза называют мирных обывателей, обижать которых без особой причины кодекс строжайше воспрещает. В народе знают это, потому и относятся к преступным кланам с уважением. — У меня в гуми нет и не может быть мерзавцев, которые грабят и убивают катаги, тем более воруют девочек, — гордо ответил Сандаймэ. — Опять же «Хиномару-гуми» не опускается до работы с публичными домами. Это запрещено нашим Никёдо. Кодекс Никёдо, что буквально означает «Путь Сострадания и Рыцарственности», у каждой гуми свой, вводящий дополнения и разъяснения к общим правилам. Чем кодекс строже, тем клан почтенней. — Тогда еще хуже. — Маса сокрушенно поцокал языком — европейская привычка. Оябун странному звуку удивился. — Выходит, в вашем сима орудуют бойцы другого клана... «Сима» («остров») — территория, подконтрольная гуми и зорко оберегаемая от чужаков. Всякое вторжение извне для клана — потеря лица и потому заканчивается войной между бандами. — Ну да, я знаю, сейчас такой хаос, — деликатно вздохнул Маса. — Люди поймут, что вы не можете за всем уследить, и, конечно, извинят вас... Оябун грозно зашевелил своими красивыми бровями. Оставалось подлить еще чуть-чуть керосина в огонь. — ...Правда, некоторые наверняка подумают, что это ваши люди решили немножко подзаработать. Ну, да на каждый роток не накинешь фуросики. Каменный кулак оябуна ударил по столику. Драгоценный старинный чайник подпрыгнул. — Я знаю, как выглядит главарь, — быстро сказал Маса, пока Сандаймэ не ослеп и не оглох от ярости. — Может быть, вы его опознаете. И перечислил приметы. — Нет, такого человека у меня нет, — все еще взволнованно, но с явным облегчением молвил Сандаймэ. — Однако вы правы. Нельзя допустить, чтобы на «Хиномару-гуми» легла хоть малейшая тень. Негодяев необходимо найти и наказать Мой вакагасира знает всех мало-мальски заметных якудза области Канто. Подождите, я спрошу. Он вышел из шатра. Раздался громкий крик: — Эй, Фугу ко мне! Живо! Множество голосов подхватили: — Фугу-сан! Фугу-сан! К оябуну! Самое время для Кибальчича удрать, подумал Маса. Капитан Баба сидел багровый, переживал за честь Японии. Вежливость предписывала смягчить напряжение светской беседой, поэтому Маса заметил: — Тадаки-сан совсем непохож на потомственного якудзу. Говорит и держится, словно катаги. — Он и не должен был стать якудзой. Отец, Тадаки Второй, прочил ему другую жизнь. Там был старший сын, которому полагалось унаследовать семейное дело. А младшего отдали в военное училище. Он стал офицером, отличился на войне с немцами, при штурме крепости Циндао. Но восемь лет назад произошло столкновение между кланами. Отец со старшим братом попали в засаду и погибли, гуми осталась без оябуна. Курано-сенсей написал своему воспитаннику, что долг предписывает ему вернуться. Потому что храбрых офицеров у империи много, а возглавить клан «Хиномару» больше некому. И Сандаймэ подал в отставку.