люди были разные. Кто-то охотно делился секретами, кто-то жался. Ну, тут она не давила. Нельзя у людей силком секреты выведывать. Так она и познакомилась с фромом Дюше. Почтенный вдовец ста двадцати лет от роду. Один сын, два работника и кухарка. Не гуляка и не буян. Но — фанатик, аж глаза горели, когда разговаривал. Свой участок у него был мал, негде ему развернутся. Не голодала семья, но сына отделять бы пора, пятый десяток парню, а он еще не женатый. А некуда отделять-то. Не нажил фром Дюше золотых. Потому, как половину дохода тратил на новинки всякие. Что-то приживалось и давало урожай и казалось вот-вот можно будет отложить. Но следующая привозная диковинка себя не оправдывала и всё, что заработано уходило на жизнь. А посадить ему хотелось всё и сразу, хотя часто такие опыты бывали во вред доходу. Елина такой энтузиазм оценила очень высоко. В два золотых в год, комнату с прислугой и едой, и огромный кусок земли для разных опытов. Но сад сажать по ее рисунку. А опыты разны — отдельно, в стороне. Что себя из растений хорошо покажет — тому и будем место в саду искать. Наняли ему для работ трех человек, но будет нужно — ещё наймут. Так и договорились. Очевидно, больше всех радовался сын, так как через месяц женился на кухарке. Это слегка удивило почтенного фрома. Но особо ему было некогда вдаваться в детали женитьбы. Не маленький уже, сын-то, сам разберется. Он честно сходил на свадьбу, подарил молодым всё, что нажил за эти годы — три золотых и окончательно перебрался в замок. Там, где тоненькие нитки родников сливались, выкопали отводную канавку. Туда и направили оба ручья, а на месте слияния стали рыть яму. Не глубокую, меньше метра глубиной, неправильной формы. В самом широком месте было метра три. Дно хорошо утрамбовали, оштукатурили толстым слоем глины, а сверху такой же толстый слой промытого песка. Совсем мелкое блюдце получилось. Камушки Елина отбирала лично, своими ручками. Их, промытые и очишенные от грязи, привозили прямо к яме. Выложила слой камней и ручей снова пустили на старое место. Озерцо радовало взгляд. Копались вокруг рабочие, перепачканый землей фром Дюше аккуратно высаживал рассаду цветов. Такие тонкие вещи он не мог доверить рабочим, только сам. Вокруг озерца еще нужно будет папоротники посадить, просто для красоты. Тут они были единодушны с Елиной. Не всё нужно для еды выращивать, что-то нужно и для души. Самой тяжелой работой оказалось доставить каменную глыбу к началу ручейка. Хоть и не далеко нашли, но катками пришлось катить, подкладывая освободившиеся валики вперед. Куча народу и четыре дня работы. Да и коней вымотали. Зато встал камень так, как будто там и стоял всю жизнь. На берегу нужно будет еще скамеечку поставить. Деревья в саду все молодые. Самые взрослые — вишни и груши трех и четырёхлетки. Их мало, всего десятка полтора, но с ними сад выглядит гораздо солиднее. Тут повезло — решил хозяин переехать в другой город, жениться там собрался и продавал сад. Елина выкупила. Старые деревья там и остались, а что смогли — перевезли. Участок с садом не сильно большой. Его она подарила фрому Сорму. Пусть ставит дом и мастерскую отдельно. Хочет отец зеркала лить — пусть, дело хорошее и прибыльное, а новому начинанию тоже место нужно. Мальчишки уже в росте обогнали Елину. Оба. С ума сойти, как бежит время. Глен с приходом весны оживился. И приступы пореже стали и настроение всё время хорошее было. В деревне активно строились, в остальных сажали-сеяли, жизнь везде кипела. Вечером, во время очередного чаепития барон положил перед Елиной красивую шкатулку. — Дорогая, я плохой муж и совсем не балую подарками, но может быть вот это тебе понравится? В шкатулке лежал бархатный мешочек. Тяжеленький. Елина развязала и оттуда выпал крупный золотой кулон. Довольно красивый, с чеканкой и крошечными красными рубинчиками по краям. — Спасибо, Глен, мне очень приятно! — А открыть подарок ты не хочешь? — Глен улыбался. — Я открыла — Елина немного растерялась — Нет, Еля, нужно нажать с боку на самый крупный камешек. Это был белый эмалевый круг по которому двигались две красные стрелки. Часы! Самые настоящие часы. Красные камушки по краям — это вместо цифр. Потрясающе! Все же у них с мастером Люке получилось! Глава 74 История с часами заставила Елину надолго задуматься. Крутила мысли разные и так и этак, но все не могла придти к какому- то решению. — Еля, я вижу, что ты уже несколько дней сама не своя. Что тебя беспокоит, детка? — Глен, а ты сейчас свободен? — Ты же знаешь, для тебя я всегда найду время. — Пойдем в сад, поговорим? У крошечного озера с проточной водой было не так жарко. Молодые вишни давали легкую ажурную тень. Над клумбами мелькали бабочки. Часть цветов уже распустилась. Особенно благоухали гроздья розовой ликеи — привозного кустарника, с которым фром Дюше носился, как с любимым ребенком. Лаконичная скамейка и небольшой столик. Люта поставила запотевший кувшин холодного лимонада и ушла, на белой вышитой салфетке — бокалы тонкого розового стекла. Хорошо-то как… Посидели, помолчали. — Глен, понимаешь, я иногда думаю, зачем я здесь? — Ты здесь, потому, что ты часть моей жизни и моя жена. — Нет, я не о том. Я о мире. В целом. Понимаешь? — Не очень. Ты задумалась о смысле жизни? — Ну, можно и так сказать — Елина заулыбалась. — Но я думаю о том новом, что я храню в секрете. Пусть это просто другое отношение к быту, но все секреты производства я тщательно прячу. Правильно ли это? иногда мне кажется, что в этом есть что-то не честное. Принести в мир новинку и оставить секрет себе. Этот мир был добр ко мне. Я понимаю, что пафосно звучит, но я думаю, что могла бы попасть не в семью Морны, например, а прислугой к Бюве. Понимаешь? Но нет, у меня ест Морна, и Гантей, и Вара. У меня есть ты и Санчо, и этот замок и много еще чего. А что я дала миру? Я агностик, помнишь, я тебе рассказывала, кто это? — Да, я помню. Но не очень понимаю, как агностицизм сочетается в тебе с такими размышлениями. — Да очень просто. Я не знаю, есть ли высшие силы или нет. Но я верю в добро. В мире, в хорошем мире, должно быть некое равновесие дел и поступков. Мир дает тебе, а ты возвращаешь миру. А получается — я принимаю добро этого мира и ничего не даю взамен. Ну, сперва мне просто нужны были деньги, но сейчас-то у меня есть всё, а я по прежнему не даю миру ничего. — Еля, я не верю, что в твоем мире ты была пожилой женщиной! Просто не верю! — барон откровенно веселился. — Пойми, солнце моё, мир вовсе не нуждается в твоем секрете мастики. Рано или поздно кто-то и сам додумается. Или "страшная" тайна покрывал "Морина" нечаянно всплывет наружу. Это совсем не важно. Ты несешь в этот мир гораздо больше. Тепло для меня и Санчо. Уважение к чужим знаниям и к чужой работе, даже простой. Знаешь, раньше, когда конюх награждал не слишком усердного мальчишку на конюшне затрещиной, я не видел в этом ничего плохого. Заслужил — получи! И это правильно. Но ты ухитрилась перевернуть мои представления о правильном. Ты не понимаешь, ты просто не видишь, как меняются люди в твоем окружении. Они становятся добрей. Терпеливее в чужим промашкам, в их жизни появляется больше радости. Ты заметила, что горничные часто напевают за работой? Я не видел такого никогда. Горничные — всегда много и тяжело работали. Легче, чем в поле, безусловно, но — трещины на руках от постоянной чистки каминов. Как ты называешь это вещество? Щёлоч? Да, так вот. Никто и никогда не шил для горничных перчатки из кожи. Никого не заботило, что у неё в спальне холодно, что она по пятнадцать-шестнадцать часов на ногах. Это ты поставила их работать по сменам и у них есть и достойный отдых и теплые комнаты и вкусная еда. Странно мне, человеку прошедшему не одну войну и не одну кровь, рассуждать о доброте. Но это чистая правда, детка, ты меняешь этот мир без войны. Помолчали… — Ладно, раз я такая душечка — засмеялась Елина, — то скажи, что делать с деньгами? Их становится слишком много. — А это плохо? — Мне кажется, это — опасно. Да, может быть я и трусиха, но я не хочу пережить еще одно нападение. И, главное, я совершенно не хочу, что бы охотились на мальчиков. — Умница, ты у меня просто умница. Я думал об этом, Еля. Теоретически мы можем начать скупать землю и дальше, кто знает, возможно баронство со временем перерастет во что-то более серьезное. Но это если ты хочешь. — Нет, мне вполне достаточно того, что уже есть. Возможно, когда Санчо вырастет, он захочет управлять не скромным баронством, а чем то большим. Ну, я помогу ему, безусловно. Но самой мне точно не нужны лишние хлопоты. Согласись, Глен, эти шесть деревень — то, что обеспечит нам безбедную жизнь. Но если прикупить еще несколько — придется тратить гораздо больше времени на управление. На налаживание жизни у крестьян, на сбор налогов и отчет. Нет, слишком хлопотно, а, главное — незачем. — Значит, дорогая, нужно рассредоточить твои интересные штучки по разным местам и людям. Ты уже наигралась с обоями, передай дело кому нибудь за процент. Расти свой сад и мальчишек. Когда нибудь у тебя будут дети. Просто — живи. — Рейв Барн, присаживайтесь. Чай, лимонад? — Бокал лимонада, если можно. Благодарю. — Рейв Барн, у меня к вам просьба. Немного необычная. — Слушаю, госпожа бараонесса. — Вы не могли бы ответить мне на несколько личных вопросов? — Ну, я не очень понимаю… А что вы хотели узать, госпожа баронесса? При поступлении я дал господину барону все необходимые сведения. — Расскажите мне, пожалуйста, про вашу маму. Мне не нужны семейные тайны. Самые обычные вещи. Сколько ей лет? Когда она овдовела? Чем занималась до того, как пришлось продать дом? Сколько лет сестре, не собирается ли она замуж. Всё, что вы сочтете возможным рассказать. — Это немного странный интерес… Ну, в этом нет ничего секретного. Маме сто двадцать четыре года, у нас было небольшое поместье вблизи Карбуло. Вдовой она осталась очень рано, отец погиб в бою. Она вела дом и дела поместья, у нее была небольшая пенсия на детей. — Как случилось, что ваш брат так небрежно обшелся с матерью. — Она не его мать. Он старший сын от первого брака отца. Его мать умерла родами. Мама заменила ему родную, но он всегда был слишком охоч до удовольствий, когда ему исполнилось тридцать лет, дом перешел в его владение. Он не выгнал мать, нет, но существенно усложнил ей жизнь. Он промотал все деньги, которые были собраны для него за то время, что мама управляла поместьем. Он приходил, плакал и клялся, что больше — никогда… Но всё повторялось. За десять лет он совершенно раззорил крестьян и поместье просто отобрали за его долги. Всё. — А сестра? — Она живёт с мамой, но, возможно, скоро выйдет замуж. — Скажите, рейв Барн, а ваша мама не думала открыть мастерскую, или ателье или ещё что-то? — Думала. Но после смерти брата, кроме всего прочего, остались долги. Я почти выплатил их, осталось не так много. Потом я заработаю маме на маленькую мастерскую. — Замечательно, просто замечательно. Только почему — маленькую? Справится ваша мама с большой? Глава 75 Пришло письмо от Морны. Она писала, что очень рада была получить весточку. Вара товар возил в город и привёз ей на радость. Вместе вскрывали и читали. Ну, он не больно здоров читать-та, а больше слушал. Писала, что скучают по Гантею и по ней, сидели ба дома-та, дак оно спокойнее… Оченно волнуюсь за вас и письму вашему оченно рада. Она писала, что здоровье в порядке у неё, что Вара зимой ухитрился промокнуть и простыть, но Единый миловал, выздоровел уже. Что Куберт стал делать мебель прям королевску, красоты неописуемой, и сделал им такой стол — просто так, в подарок. Что наняла четырех швей, они ей стегают морины, а закладывает слои и режет она сама, продавать Вара возит и разбирают их сразу же. А еще работают у нее две девочки, тоже с деревни, так они делают брошки с ткани, как ты поучала, помнишь, детка? Цену не ломит сильно, берут модницы хорошо, но такие стала делать и фру Шарп, так что неизвестно, как дальше обернется. А в целом, Хвала Единому, всё хорошо дома. И вот ещё бы вас с Гантеем повидать. Этой же почтой пришло приглашение на весенний бал. Большой лист с вензелями и позолотой, всё написано от руки красивым почерком и заверено малой именной королевской печатью. Прилагалось к листу и письмо от его величества. Он спрашивал о здоровье барона и говорил, что на приглашение можно и наплевать. Нет, безусловно, он написал гораздо вежливее, но барон прочитал именно так. Ответили, что весенний бал пропустят, приедут ближе к осени, определять мальчиков на учебу. Елина приложила к письму записку для ее величества, обещая порадовать её осенью приятным и симпатичным пустячком. На официальное письмо барон выслал не менее официальный ответ с такими же заковыристыми вензелями и заверенное личной печатью. С почтовым обозом приехала в город мать рейва Барна. Выглядела дама ровесницей сына, не старше. Одета была согласно модным канонам, с одним скромным цветком казанши на плече, освежающим наряд. Но все вещи были не новые. Видно было, что переживает рейва не лучшие времена в жизни. Рейву Римину Барн Елина пригласила остановится в замке. Держалась дама очень скромно, но с достоинством. Елина поспрашивала слуг — все были довольны вежливым обхождением, ни на кого не кричала, претензий не предьявляла, даже когда Кица, из деревенских девочек, что учёбу не осилили, пролила у неё в комнате чай — не кричала и не ругалась. Наоборот, видя, как девочка испугалась, сказала — Ничего страшного, дорогая, с любым может произойти. И на этом инциндент был забыт. Пожалуй, вполне достойная дама. Елина пригласила её к себе в кабинет. — Присаживайтесь, рейва Барн. Лимонад, чай? Или может чашечку кафы? — Благодарю, госпожа баронесса. Если не сложно — лучше лимонад. Лето в этом году такое жаркое.