За день успели на пару переделать кучу дел. Поменяли и постирали бельё из второй комнаты. Устроили банный день Морне. Она же и подоила вечером вернувшуюся из стада Мысу. Елина собрала яйца, но одну куру оставили высиживать, так что все собранные она под неё и положила. Немного покопалась в огороде, сорняки уже начали подниматься. Пока Морна достирывала, Елина приготовила нехитрый ужин. Готовить на костре Вера умела, хоть и давно не доводилось, но справилась. Заодно пересмотрела всю посуду, прикинула, чего не хватает. Ужинали с удовольствием, а за вечерним чаем Елина приступила к расспросам. — Морна, скажи, а вот паучий шёлк из чего делают? — Дак из пауков, ясно дело. Я еще до замужества в Кроуне бывала один раз, отец ездил по делам туда и я напросилась с ним, молодой-та, сама знаешь, всё интересно посмотреть. Ну, вот, тама один за мной ухаживал навроде как. А брат старший у него как раз на прядильне работал, дак мы однажды ему обед носили. Тама агромадное помещение и пауки эти — ох и страшенные, прям больше кулака, ещё и лапы мохнатые во все стороны. Фу, как вспомню, аж передергивает. И там такие из досок сделаны навроде канавок, длинные-длинные, и паука тонкой такой палочкой трогают — они и бежит, а свернуть не может, потому как — некуда ему сворачивать. А за ним эта самая нить и тянется. Только тонкая очень. И сзади за погонщиком идет тетка, а в руке у нее такая как бы палка толстая. и она, тётка эта, быстро-быстро в четыре нити мотает на палку. Но не прямо мотает, а что бы нитка не соприкасалась. Ну, как бы спиральку такую вьёт. Потому как иначе склеится намертво. А потом ловко так — раз и накинет на палку ткани лоскут и новый ряд вьёт. А в четыре паутинки получается нитка крепкая и такая ровная-ровная. А пауки как до конца добегают — их сразу на новых меняют. А этих, навроде как устали они, в отдельную такую коробушку сажают. У каждого паука — своя личная коробушка, навроде как домик его. И тама его кормят специальными такими летательными насекомыми. Они прям вот как пчелы или там бабочки летать могут. Их отдельно разводят и пауков ими кормят. И, слыш-ка, девка, говорят чем кормят этих летательных то, такого цвета и нитка получается. И вроде как страшный это секрет. И из за этого никого не подпускают к этим тварям. И кормов рецепты прямо очень берегут и сторожат. Только от отца к сыну переходят рецепты. Поэтому с разных мануфактур у тканей и цвет разный. Чем ярче нитка — тем дороже. Ну, ты вышивальщица, дак это и сама знаешь. А летательные эти очень, говорят, нежные твари. Чуть что не по их корм будет — все и издохнут. Но это я сама не видела, не стану врать. — Интересно то как! Морна, а еще какие бывают летательные насекомые? — Дак пчёлы вот. Мёд то ты любишь, вот пчёлы и делают. — Это я помню, но пчёлы — они полезные. А другие бывают? — Ну дак бабочки. От них вот никакой пользы нету. — Бабочки — красивые, и жить не мешают. А вредные бывают? — Не понимаю я тебя, Еля. Какие это ещё вредные? — Ну такие, летают и кусаются. — Ой, сохрани нас Единый! Что ты вечно на ночь ужасти всякие придумываешь? Пчелу не трогай — она и не укусит. А других кусателей нам и не надо. Не бывает больше никаких кусателей летучих. Давай-ка спать, девка. Видать от усталостти тебе всяка дурь в голову лезет. Отлив в кувшин чистой тёплой воды Елина пошла в свою комнату. Глава 11 Намочила тряпку, обтерлась. Надо, всё же, подумать об устройстве быта нормальном. Ну, что это такое — целый день бегала, вспотела не один раз, а душ то и принять негде. Накинула тряпку на светящуюся доску и улеглась. Сон не шёл. — Стоит завтра спросить, чем это доски пропитывают, что они светятся так долго. И нужно придумать, как зарабатывать. Тут явно ручной работы вышивок — в каждом доме. Где получше, где похуже, но денег на этом не заработаешь больших. Что бы такое делать, что бы хватило на дом и на жизнь нормальную? Ну, не идти же, в самом-то деле, замуж за увальня деревенского. Нет, может он и хороший человек окажется, но замуж в двадцать лет идти, если впереди еще минимум сто пятьдесят лет… Да я с ним свихнусь. Сто пятьдесят лет огород сажать и коров доить — точно не мой смысл жизни. А если подумать? Весь мир передо мной лежит… Вот что бы я хотела? Ну, для начала — просто хорошие условия проживания. Чтобы душь, туалет нормальный, дом удобный и полы не земляные. Вроде и не так уж много хочу, а в таких условиях — не так и мало. Уходить от Морны мне страшно. Тут, как ни крути, а — еда, крыша над головой, хоть и фиговая, опять же, сама Морна — славная такая. Ни злобы в ней нет, ни жестокости. Пожалуй, стоит напросится в город съездить. Посмотреть, что местные делать умеют. Глядишь, что-то и придумается. Так то, если вспомнить, у нас в деревнях так же и жили. Корова или какая другая живность, огород… А из интересов телевизор, изредка — книги. Ну, думаю про телевизор можно забыть, а книги… А кто его знает? Если печатают даже — всё равно дорогие будут. Ну, если быт обустрою свой — найду чем интересным заняться. Надо посмотреть будет, что здесь ценится. В девяностых выживали — не сильно лучше условия были. Что-то я всё не о том думаю. Это всё вторично. Не бездельница безрукая, на кусок хлеба я себе всегда заработаю. А вот как тут с правами женщин, интересно? У нас-то в средние века, в основном прав — что у женщины, что у коровы в стойле — поровну было. Вот ведь я балда. Спрашиваю всякую ерунду, про пауков да про мух. А ведь сперва нужно выяснить, не корова ли я бессловесная на брачном рынке. Ну, Морна-то в семье командует, тут всё видно и понятно. Но ведь при любых законах были бой-бабы, которые мужиками крутили. Хотя, она же сказала, что Вара в примаки пришёл. С другой стороны, вдовам всегда было полегче, даже у нас. Если аристократию не брать, а вот взять средний класс, ну, там ремесленника вдова или купца, и имущество у них было, и не подчинялись они мужикам особо. Да, но для этого сперва нужно выйти замуж и овдоветь. Тьфу-тьфу… И правда, к ночи сплошная дурь в голову лезет. Спать пора, завтра Морна опять с утра недобудится. Стыдно нахлебничать то. Да и времени мало у меня, если так взять. Завтра уже Вара и Гантей должны вернуться. Особо и не поговорить будет. Пожалуй, учитывая сколько лет у меня ещё впереди, стоит не дёргаться, а остаться здесь. Три года по любому есть, до двадцати не выгонят. Но тогда стоит занятся обустройством этого дома. Полы — ладно, а вот мыльню нужно построить хоть как. Зимой под водопадом не помоешься. не буду же я три месяца тряпками обтираться. Как бы подобраться с этим вопросом к Морне? Вряд ли она захочет на непривычную блажь деньги и время тратить. Тут если только я оплатить сумею… Ну вот, опять всё в деньги упирается. Ладно, в городе посмотрю, что да как, там и решу. Вот уж никогда не мечтала, что на старости лет буду бизнес проекты обдумывать. Хотя, какая у меня теперь "старость лет". Я почти вдвое моложе Иришки сейчас. Стало очень тоскливо. Вера утешала себя тем, что не ребенка малого оставила, а взрослую самостоятельную женщину. Но, как-то мало помогло. Так и уснула со слезами на глазах. Глава 12 После кучи утренних хлопот сели завтракать. Опять яичница, лепёшка уже — совсем сухарь. — Надо бы хоть пару раз в неделю суп варить что ли. А то буду полтораста лет язвой маяться. — Мысли были не самые радужные, Вера нервничала и не знала, как приступить к расспросам о правах женщин. Всё же Морна простая сельская жительница, вряд ли в законах хорошо разбирается. Ну, с чего-то всё равно нужно начинать. — Морна, я вот спросить хотела… — Ну, хотела — дак спроси. — Морна потянулась и погладила Елину по волосам. — Ты, как отболела, прям золота девка стала. И работа в руках спорится, и заставлять да ругаться не нужно — сама ищешь. Слава Единому, повзрослела прям и поумнела! — Ну вот смотри, если я, допустим, деньги заработаю. То они чьи будут? — Как это — чьи? Ты заработаешь — дак твои, вестимо. — Не знаю, как тебе и объяснить… Вот смотри, у нас в семье кто хозяин? — Не пойму я, Еля, тебя. Я — хозяйка в доме. — А деньгами кто распоряжается? — Дак я и распоряжаюсь, смотрю, что из еды прикупить нужно, что продать, чего из одёжи не хватает. — Нет, как-то я бестолково спрашиваю. А вот аристократы? У них кто в семье распоряжается? Вот город, ты говорила — баронский. Значит барон с города налоги получает. Так? А налоги эти он как тратит? — Дак вестимо как. У него жонка молодая да красивая, дак у него и денег нет никогда. Дорога вон возле города разбитая вся, а она только об нарядах и думает. Сказывают, что даже по будням бархат носит и туфли из кожи змейной. Аж из самого Сарандана ей возят. — Сарандан — это что такое? — Страна такая, дальняя-дальняя. Сказывают, там один песок и люди черные. Ну, я не видела, врать не стану, а в Кроуне когда была — там ухажёр мой сказывал. Ещё сказывал, что там не в Единого верят и жён по многу держат… Ну, он такой охальник да баламут — может и приврал. Мысли у Веры совсем разбежались. — Ну, ведь ничего о мире не знаю и что спрашивать — тоже не знаю. Ведь не обратишься с прямым вопросом. Типа — дорогая Морна, а как у вас обстоят дела с правами женщин и феминизмом? Как к теме-то подобраться? Так ведь и будем отвлекаться. Если только о ней самой начать расспрашивать? Ну, попробую. — Морна, а расскажи, как ты замуж выходила первый раз? Морна засмеялась и махнула рукой… — Ой, Елька, ты как спросишь! Дак как как, обнаковенно выходила. Гуляли мы с Лахом чуть не год вместе, а потом он пришёл к отцу моему, всё честь честью, с родителями и с Телепом. Ну, родители уже ждали, стол богато накрыли. Так и сговорили меня. — А если бы ты не хотела за него? — Не понимаю я тебя. Как не хотела, когда я хотела? — Ну, вот представь, не ты с Лахом, а аристократка какая-то. И к ней старик сватается. Вот что она делать будет? — Ах вона ты про чооо… — Морна нахмурилась. — Бывает такое у ристократов, бывает. Родитель договорится да и отдаст девку за богатого. Ну, девка, ежли не дура и не неженка, всегда может в храм к Единому уйти. Ну, только тама за просто так-та не станут держать, работать придется. Ну, кто поупорнее — работают. До тридцати лет работают, а потом она вся на своей воле будет. Ну, только если родители огневаются — ей ведь и дальше как-та жить нужно. А они, девки то ристократные, не больно приспособлены к работе. Так что выходят они против воли, бывает такое, да. А потом мужа охмурят да и крутят им, как последние, прости Единый за мысли дурные. Наша-та баронесска, сказывают, как раз из этих самых и будет. И то сказать, барону за сто сорок завалило, у него уже вон и седина пробивается, а ей двадцать три только, одни любови на уме да наряды. Потому с ней завсегда этот менустрель-та и разъезжает. — Менестрель? — Ну, вродеба так его называют. Тьфу, аж смотреть стыдно. Видала я их в том году. Честна девка так себя вести не станет. — Морна, а если я не захочу замуж выходить? — Тюууу… А чего ты при мне будешь сидеть пришитая?. Ежели так подумать, дак я то не против, помошница с тебя знатная. Ежели взад дурить да молчать не начнешь, дак и живи, тока в радость мне будет. Но ведь это не хорошо будет-та. Век девичий короток. Тридцать-сорок лет будет — дак и всё, только вдовец какой тебя и возьмёт. — Почему? Детей родить не смогу? — Почему не сможешь? Сможешь, конечно. Бабы, кто крепкие, и в восемдесят, бывает, рожают и в сто. Ну, говорят вредно это для ребёночка-та. Больные часто выходят детки. Да и бабы быстро после такого стареют совсем. Ну, только вот так принято. Всяк семью хочет и гнездо своё. — Морна, а вот я ещё спросить хотела, только мне вроде как неловко… — Дак говори уже, никто ведь не слышит, тока я. — Ну тебе уже больше пятидесяти? — Дак пятьдесят семь мне. — А сын у тебя один. — Дак и чево? — Ты больше рожать не можешь? — Тьфу на тебя, девка. Чо-та не могу? — А как ты предохраняешься? — Чево? — Ну, как предохраняешься, что бы случайно не забеременеть? — Дак не сплю с Варой-та, вот и вся наука. — Совсем не спишь? Морна притихла. Смотрела, брови хмурила и опять губами жевала. Видно, что задумалась. — Морна, я что то плохое сказала? Или обидела чем? — Ты иной раз взрослая да разумная, а иной — как дитё мало… Ну, всё одно, научить-та тебя надо. Мало ли чо, всяко в жизни бывает. Слухай, ежели кто тебе по душе будет, а дитё рано тебе, да, упаси Единый, не замужем ты, дак ты в женские дни с мужем не спи.