— И в нем тридцать первый год указан как год смерти миссис Филипс? — Да. — И вы сказали об этом также миссис Хопкинсон? — Да, но какое… — Связь, сэр! Я еще не знаю, что это значит, но не сомневаюсь, что недостающее звено наконец найдено! Звено, которое я искал все это время! Похоже, боль помогла Петтигрю внезапно прозреть. — Бог мой, инспектор! Кажется, я понял! — воскликнул он. — Если такое в принципе возможно, то именно это и было проделано! Но действительно ли такое возможно? Это мы и должны выяснить! Совершенно пренебрегая теперь правилами приличного поведения в зале суда, он стал шумно пробираться к выходу, таща за собой инспектора. В коридоре они увидели шедшего навстречу им Флэка, его совиная физиономия сияла от самодовольства. — Ну, Петтигрю, — начал он, едва завидев приятеля, — думаю, это совсем недурной результат, не так ли? Эти Правила и Регламенты немного мудрены, но, полагаю, я не выронил ни одного кирпичика. — Кирпичика? Мой дорогой друг, я не слышал, чтобы даже какая-нибудь булавка из нашей мелкой продукции упала на пол. — Знаете, в какой-то момент мне показалось, что судья сейчас свихнется на злополучном параграфе 2АС, но, похоже, мне удалось… — Послушайте, — сказал Петтигрю, бесцеремонно перебивая его. — До того как начали выступать в суде, вы были поверенным, если не ошибаюсь? — Был ли я… А при чем здесь это? Разумеется, я был поверенным в течение нескольких лет. — Настоящим действующим поверенным, который утверждает завещания и все такое прочее? — Настоящим и очень активно действовавшим, смею вас заверить. — Вы знаете, какова процедура утверждения завещания? Вы сами это делали? — Конечно, делал. Десятки раз. Но в чем дело, Петтигрю? Что вы так горячитесь? Не отвечая, Петтигрю затолкал его в гардеробную. — Надеюсь, вы не будете просить меня стать вашим душеприказчиком, — продолжал Флэк, снимая парик, — потому что я думаю… — Я не прошу вас стать моим душеприказчиком. Я не прошу вас думать. Я не прошу вас ни о чем, что требует хоть каких-то усилий. Единственное, о чем мы с инспектором вас просим, — это решить чрезвычайно простую загадку убийства, которая сверлит нам мозги вот уже две недели. Глава восемнадцатая. Разъяснение в Марсетт-Бее — Даже представить себе не мог, — сказал Петтигрю сконфуженно, — насколько я невежествен. Инспектор Джеллаби пробормотал какое-то вежливое возражение. — Ужасающе невежествен, — повторил Петтигрю. — Проведя тридцать лет в суде, я полагал, что знаю в своей профессии не меньше любого другого. В сущности, я и теперь так думаю, но до настоящего момента не отдавал себе отчета в том, какая это специфическая профессия. Я чувствую себя водителем, который воспринимает материальную часть автомобиля как данность и удивляется тому, что для любого механика является само собой разумеющимся. В самих законах я кое-что смыслю, но здесь — целое поле механизмов их действия, которые являются для меня закрытой книгой. — Послушайте, сэр, — довольно резко перебил его Джеллаби, — хорошо вам рассуждать о закрытых книгах и тому подобном, но для меня это дело по-прежнему остается закрытой книгой. Сегодня утром я получил телеграмму от мистера Моллета и уже через час арестовал Филипса. Я получил от него заявление, в котором не могу ничего понять, кроме того, что оно равносильно признанию в убийстве. Но я все еще брожу в потемках. Почему Филипс убил мисс Дэнвил? — Он убил ее потому, — сказал Моллет, — что она находилась в Чоквудском сумасшедшем доме тогда же, когда и покойная миссис Филипс. — Но это мы и так знали, — возразил Джеллаби. — Давно уже знали. Каким образом это могло послужить мотивом для убийства? — Видите ли, беда в том, — сказал Петтигрю, — что миссис Филипс не должна была находиться там в это время. В сущности, она уже нигде не должна была находиться. Джеллаби в отчаянии переводил взгляд с одного на другого. — Джентльмены, кто-нибудь из вас объяснит мне наконец, что все это значит? — взмолился он. Петтигрю вопросительно посмотрел на Моллета. — Думаю, будет уместнее, если это сделаете вы, сэр, — сказал Моллет. — При всех ваших разговорах о невежестве вы сможете передать суть дела лучше, чем я. — Хорошо, — согласился Петтигрю. — Я прочту лекцию с самоуверенностью ученика, недавно натасканного хорошим репетитором — в данном случае мистером Флэком, который, являясь, как и я, водителем, имеет передо мной то преимущество, что ранее прошел курс обучения в качестве механика. Позвольте в первую очередь коснуться юридической стороны дела, а потом посмотрим, как она сочетается с фактами. Для начала: представляете ли вы себе, что происходит, когда вы умираете? От подобного вопроса у инспектора Джеллаби отвисла челюсть, и на его честном лице проступил румянец. — Прошу прощения, — спохватился Петтигрю. — Мне следовало заранее предупредить, что я имею в виду исключительно мирские материи. А также исхожу из того, что вы являетесь владельцем имущества, большого или малого, и существует лицо или несколько лиц, которым положено его унаследовать. — О, если вы имели в виду это, — обрадовался Джеллаби, — то я уже написал завещание, оставив все своей жене. Все документы у мистера Картрайта, здешнего поверенного, и, как я понимаю, когда придет мой час, он сделает все, что положено. — Совершенно верно. Со мной дело обстоит точно так же, если не считать того, что у меня нет жены. При этом мы оба имеем лишь зачаточные представления о том, что подразумевается в данном случае под выражением «что положено». Ваш поверенный даст вашей вдове некие бумаги на подпись и некие формы для заполнения, а в положенный срок вручит свидетельство о владении наследуемым имуществом за вычетом налога на наследство, оплаты услуг, расходов самого поверенного и ваших вероятных завещательных отказов в пользу, скажем, местного собачьего приюта или благотворительной ассоциации любителей голубей. Каким именно образом такое свидетельство получают — это дело поверенного. Вы полностью полагаетесь на него, а для него, как для любого юриста, выпестованного в солиситорской конторе[18], это простейшая практическая процедура. Здесь я, наверное, должен вам напомнить, что Филипс работал именно в солиситорской конторе. — Я надеялся, что мы скорее перейдем непосредственно к делу, сэр, — не сдержался Джеллаби. — Сожалею, что вынужден вас разочаровать, но мы еще не покончили с вопросом о том, что в данном случае подразумевается под выражением «что положено». Постараюсь быть максимально кратким и оставлю в стороне неисчислимые осложнения, которые могут возникать на пути, — в данном случае они не возникли. Мистер Флэк, замечу попутно, их в стороне не оставил, не такой он человек. Я буду оперировать простым предположением, что жена составляет завещание, оставляя все своему мужу, являющемуся ее единственным наследником; наследство состоит из банковского счета, акций и всякой всячины, которая у большинства людей скапливается за время жизни. Что должен сделать муж, чтобы вступить в право владения наследством? Прежде всего — удовлетворить аппетиты стервятников из Управления по налогам и сборам, для чего составить перечень всей движимости и имущественных прав покойной, по каждому пункту определив их подлинную стоимость. Эти сведения он вносит в форму, официально именуемую А-7. Стряпчие называют ее более неофициально — налоговый аффидевит[19]. Вот образчик такого документа. — Петтигрю выложил на стол восемь листков текста, напечатанного на плотной голубой бумаге. — Я извлек его из дела одного из моих бывших истберийских клиентов, к великому его удивлению. Между прочим, подобная форма в конце ждет каждого из нас. Весьма прискорбная мысль, вы не находите? Даже золотые мальчики и девочки рано или поздно становятся субъектами налоговых аффидевитов, и чем более они золотые, тем более запутанными будут их аффидевиты. Как видите, эта форма в основном состоит из пустот, куда вносится самое разнообразное имущество, которое будет проанализировано налоговиками. Когда дойдет очередь до заполнения моего аффидевита, многие из этих пустых мест останутся нетронутыми. Форма А-7 включает семнадцать параграфов. Я прочту вам только те, что имеют отношение к нашему делу. Мужайтесь. Это не займет много времени, а чтобы добавить немного человеческого интереса, я буду вставлять имена и конкретные подробности из нашего дела: «Об имуществе Сары Эмили Филипс, покойной. Я, Томас Филипс, родившийся тогда-то, проживающий там-то, под присягой заявляю, что: 1. Хочу получить утверждение завещания вышепоименованной Сары Эмили Филипс, покойной, умершей в девятнадцатый день сентября 1931 года в возрасте…» — Но это не так, — перебил его Джеллаби. — Студенты не должны перебивать лектора. Я как раз подходил к очаровательному пассажу о месте жительства, «расположенном в той части Великобритании, которая известна как Англия», но, так и быть, пропущу. Полагаю, вы уже получили представление об изяществе слога этого сочинения. Итак, что происходит дальше? Уладив вопрос с Управлением по налогам и сборам, наш осиротевший джентльмен посылает оригинал завещания в Палату регистрации и утверждения завещаний и вместе с ним — заполненную форму А-7, должным образом заверенную Управлением по налогам и сборам, а также… — Петтигрю извлек на свет еще одну, меньшего формата печатную форму, — а также данную под присягой клятву претендента на наследство. Вот она. На сей раз всего пять пунктов, я познакомлю вас с четырьмя из них: «Я, Томас Филипс, и т. д., и т. п., под присягой заявляю следующее: 1. Что все прилагаемые документы, написанные моей рукой и помеченные моими инициалами «Т.Ф.», отражают подлинную и правдивую волю Сары Эмили Филипс, проживавшей там-то, покойной, умершей в девятнадцатый день сентября 1931 года в Блумингтоне, в больнице, в Херце». — Но это неправда! — повторил Джеллаби. — Она умерла двенадцатого апреля тридцать четвертого года. — Ища поддержки, он посмотрел на Моллета. Моллет в ответ улыбнулся и сказал: — Думаю, лучше предоставить мистеру Петтигрю излагать суть дела так, как он считает нужным. — Весьма признателен, инспектор, за попытку восстановить порядок в классе. Тем не менее, идя навстречу нетерпеливой аудитории, я готов признать, что слушатель совершенно прав. Миссис Филипс умерла, как значится в свидетельстве о ее смерти, двенадцатого апреля тридцать четвертого года. Но в документах, касающихся ее наследства и находящихся в данный момент в Главной регистрационной палате «той части Великобритании, которая известна как Англия», сказано именно то, что я вам только что прочел. В этом-то и заключается суть дела. — Не хотите ли вы сказать, сэр, что Филипс добился утверждения завещания своей жены еще при ее жизни? — Именно это я и хотел сказать. Мы еще не послали запрос в Главную регистрационную палату, но я намерен это сделать в ближайшее время. По получении упомянутых документов, безукоризненно оформленных, подкрепленных всеми необходимыми клятвами под присягой, подтверждениями и благословением Управления по налогам и сборам, а также удостоверенных уважаемой солиситорской фирмой, исполняющей обязанности душеприказчика, палата выдает документ об утверждении завещания. Почему бы и нет? Уверен, я на их месте поступил бы точно так же. Они люди занятые и не имеют времени шнырять по сумасшедшим домам, проверяя, не находится ли еще там некое тело, которому положено уже быть под землей. Оригинал завещания они оставляют у себя, а наследнику высылают аккуратную фотокопию и документ, именуемый в юридических кругах актом об утверждении завещания. Как только он оказался в руках нашего друга, все заботы остались для него позади. Для того чтобы получить все, из чего состоит наследство, ему больше ничего не требовалось. Согласно этому документу, все ценные бумаги и акции его жены были переведены на его имя, равно как и ее счет в банке, и все прочее. Однако существует одно весьма интересное исключение из этого правила. Оно-то в конце концов и обошлось Филипсу очень дорого. — Какое? — Исключение составляют компании по страхованию жизни. В силу самого содержания своей деятельности они вынуждены быть особо подозрительными и даже циничными, однако факт остается фактом: прежде чем выплатить страховку, они обязаны лично ознакомиться не только с утвержденным завещанием, но и со свидетельством о смерти. А это, разумеется, был единственный документ, которого Филипс представить не мог. Поэтому, наложив руки на скромное имущество жены, он вынужден был отказаться от очень пригодившейся бы ему суммы в пятьсот фунтов, на которую она была застрахована. И это объясняет ту загвоздку, которая не давала мне покоя с первого момента, когда я предпринял свое любительское расследование дела Филипса. Не заходя так далеко, как миссис Хопкинсон — кстати, думаю, мы все должны извиниться перед ней, — я испытывал неясные сомнения относительно Филипса, и когда дама, которой он сделал предложение, стала расспрашивать меня о страховании жизни, весьма насторожился. Я направил некий запрос и получил ответ. Миссис Филипс действительно была застрахована, однако ее полис оказался аннулированным за невостребованностью. Тогда это меня успокоило, но по зрелом размышлении я был заинтригован. Это не вписывалось в характер человека, весьма озабоченного проблемой страхования, каковым явно был мистер Филипс. Теперь причина ясна. Как он мог предъявить к оплате полис, не имея свидетельства о смерти? Инспектор Джеллаби набрал полные легкие воздуха и сделал долгий выдох. — Ну что ж, — сказал он. — Кое-что мне стало ясно. Однако хотелось бы знать, как все это работало? — Работало как часы, — ответил Моллет. — Вот так: Филипс женится на даме с собственным доходом, правда небольшим: всего сто — сто пятьдесят фунтов в год. Она составляет завещание в его пользу. Позднее у нее едет крыша, и она оказывается в Чоквуде. — В качестве добровольной пациентки, — вставил Петтигрю. — Она не была официально признана недееспособной, иначе ее делами занимались бы соответствующие надзорные органы, и подобная махинация никогда не прошла бы. — Совершенно верно. Итак, она отправляется в Чоквуд, в частное заведение, существующее на благотворительные средства, пребывание в котором для тех, кто не может платить много, обходится недорого. — Он повернулся к Петтигрю и спросил: — Что происходило с ее деньгами, пока она находилась там, сэр? — На этот вопрос я не могу ответить. В Доме правосудия[20] существует департамент, который решает подобные проблемы. Филипс мог обратиться туда и получить разрешение распоряжаться доходами жены — в противном случае он никак не мог бы ими воспользоваться. При этом он был бы обязан каждый год посылать им заверенный аудитором отчет, подтверждающий, что он тратит средства на ее содержание, и не имел бы права трогать основной капитал, пока его жена была жива. — Пока она была жива, — повторил Моллет. — Вот именно. Итак, в сентябре тридцать первого года, как очень многие в тот период, Филипс оказывается в стесненных финансовых обстоятельствах, и ему приходит в голову мысль воспользоваться капиталом жены. Поэтому он осуществляет план, согласно которому все должны поверить, будто его жена скончалась. — А упомянутый вами департамент удовлетворился бы предоставлением акта об утверждении завещания, мистер Петтигрю? — поинтересовался Джеллаби. — Разумеется. Ведь Главная регистрационная палата — плоть от плоти Королевского суда правосудия. Рыбак рыбака… Думаю, для получения такого разрешения ему было достаточно дать клятву под присягой. Одной клятвой больше, одной меньше — какая разница для такого человека, как наш мистер Филипс? — Отлично, — сказал Моллет и продолжил: — Два с половиной года спустя его жена действительно умирает, и на этом дело, сводившееся к тому, что он вступил в права ее наследства раньше, чем должен был, вроде бы можно считать законченным. Но в одном ему все же не повезло: одной из пациенток больницы в тот период, когда миссис Филипс, как предполагалось, уже покоилась в могиле, оказалась мисс Дэнвил. Спустя несколько лет Филипс знакомится в Марсетт-Бее с другой молодой женщиной, располагающей небольшим собственным капиталом, и находит, что это подходящая партия для его второго брака. Все вроде бы идет гладко, однако случается так, что одной из самых близких приятельниц молодой женщины оказывается та самая мисс Дэнвил. Хорошей памятью, пока ее что-нибудь не освежит, мисс Дэнвил похвастаться не может, и совершенно очевидно, что она никак не связывает мистера Филипса со знакомой ей по Чоквуду Сарой Филипс, если она вообще помнит о ее существовании. А Филипс, конечно же, понятия не имеет о том, что мисс Дэнвил тоже была пациенткой этой больницы. — Но он сказал нам совсем другое, — возразил Джеллаби. — И именно тот факт, что он поведал нам столь явную ложь, вызвал у меня подозрение. Если бы мисс Дэнвил и впрямь сообщила ему, что лежала в сумасшедшем доме и помнит его жену, которая там и умерла, как бы она могла хоть на миг поверить тому, что сказала миссис Хопкинсон? Здесь Филипс совершил серьезную ошибку, но суть ее стала мне ясна лишь много позже. Возвратимся к вечеру накануне убийства мисс Дэнвил. Вы помните, что тогда произошло. В результате того, что миссис Хопкинсон предположила наличие у Филипса живой жены, мисс Дэнвил так разволновалась, что мистер Петтигрю счел необходимым представить ей написанное черным по белому доказательство смерти миссис Филипс. Он показал ей письмо, в котором утверждалось, что миссис Сара Эмили Филипс умерла в сентябре тридцать первого года в Чоквудском сумасшедшем доме. Это письмо произвело на нее очень бурное и довольно неожиданное впечатление.