Глава вторая. Менделизм в суде графства Дидфорд — его полное название Дидфорд-Парва (Дид-форд-Магна — крошечная и всеми забытая деревушка выше по долине) — маленький ярмарочный городок, деловой и торговый центр округа, в котором находится Тисбери. А еще это центр окружного судопроизводства. Местные судьи на еженедельных сессиях разбирают тяжкие и мелкие уголовные нарушения жителей округа. Их гражданских диспутов едва хватает для оправдания визита судьи из суда графства раз в месяц. Фрэнсис Петтигрю, недавно назначенный заместитель этого судьи, занимая свое кресло в захудалом зальчике, подумал, что ему даровано малой кровью быть посвященным в таинства судопроизводства. Список дел на слушание был коротким, и, помимо полудюжины стряпчих, сидевших за отведенным им столом, собралось не более двадцати человек. — Слушается дело, — рявкнул секретарь суда откуда-то из-под судейского возвышения, — «Спокс против Грэнтли». — Он повернулся и сунул на стол судье голубую бумагу. На место свидетеля прошел вразвалочку кряжистый пожилой человек, похожий на бродягу, и не успел Петтигрю опомнится, как слушания начались. Встал стряпчий с лицом как у крысы: — От имени кредитора, ваша честь. Мистер Грэнтли, вы должны пятьсот девятнадцать фунтов. Вы в состоянии заплатить? — Фунт в месяц, — спокойно ответил мистер Грэнтли. — Сколько? — ахнул Петтигрю. Очевидно, сочтя, что заместитель глуховат, представитель кредитора прогремел: — Он предлагает фунт в месяц. Ваша честь поднимет до тридцати шиллингов? — Да, если хотите, — слабо выдавил Петтигрю. Обе стороны как будто были полностью удовлетворены. Кряжистый отрывисто кивнул и вразвалочку покинул суд. Петтигрю во все глаза смотрел ему вслед, недоумевая, какой тайной магией он выманил кредит пятьсот девятнадцать фунтов. Мистеру Грэнтли было уже за шестьдесят. Если платить по такой мелкой ставке, сколько ему стукнет к тому времени, когда его долг наконец будет уплачен? Он старался подсчитать это в уме, когда вдруг сообразил, что голубой листок исчез и его место занял другой. — «Инглсон против Уотса», — возвестил секретарь. Красномордый вскочил снова: — Должник не явился. Перенос на следующее заседание с обычным уведомлением? — Как вам угодно, — ответил Петтигрю. Право же, синекура да и только. Он взял себе на заметку спросить у секретаря, что такое «обычное уведомление». Еще три или четыре должника стремительно сменили друг друга на месте свидетеля. Все они задолжали суммы, головокружительно несоизмеримые с их доходами, у каждого имелось не менее четырех малолетних детей, которых надо кормить, и их долги касались в основном удовлетворения таких жизненных потребностей, как телевизор или обеденный гарнитур. Их кредиторы — или, как правило, представители кредиторов — охотно соглашались на предложения, обещавшие им возмещение в среднем за двадцать пять лет, в том случае, конечно, если выплаты будут производиться. «Почему я всю жизнь тратил время и силы на оплату счетов? — подумал Петтигрю. — Просто уму непостижимо». Он приказал отправить еще одно обычное уведомление, а затем выпрямился, услышав знакомую фамилию. — «Мил и Молт лимитед» против Уэндона». Синий листок запротоколировал решение о взыскании двадцати пяти фунтов двенадцати шиллингов восьми пенсов. — Мистер Уэндон, как вы предполагаете выплатить свой долг? Мистер Уэндон не предложил какой-либо суммы в месяц. Он просто обратил пару честных голубых глаз на судью и произнес: — Факт в том, ваша честь, что корм был отвратный. Определенно плесневелый. — Суть не в этом, — вмешался стряпчий — на сей раз не крысомордый, а багровощекий с усами, — который, как видно, делил с первым бо́льшую часть этой неблагодарной практики. — Совершенно не в этом. И против вас выдвинуто… — Я едва из-за него трех молоденьких свинок не лишился, — продолжил мистер Уэндон. — Пришлось звать ветеринара. Я еще должен ему пятерку за труды. Слушая, как он говорит, нетрудно было поверить, что Горацио Уэндон воспитывался с племянником леди Ферлонг в Харроу. Внешне, однако, он делал мало чести этой или другой привилегированной частной школе. Одет был, возможно, чуть лучше мистера Грэнтли, но только самую чуточку, и был значительно грязнее. От места дачи показаний попахивало свиным навозом. Его лицо было не лишено достоинства, однако имело безошибочное выражение человека, глубоко обиженного и смирившегося с тем, что его обида никогда не получит возмещения. — Давайте-ка проясним, — произнес Петтигрю. — Насколько я понимаю, это счет за корм, поставленный вам… — Если вы называете это кормом, то да. — За который вы не заплатили. — Конечно, нет. Вы заплатили бы? — Давайте пока меня не касаться. Долг подали к взысканию? — Вот именно. — Вы сказали судье, что корм был некачественный? — Сказал судье? Нет, меня там не было. У меня в тот день, кажется, свинья должна была пороситься. В общем, я не пошел. — И вам не пришло в голову проконсультироваться у юриста? — Юриста? — Лицо мистера Уэндона являло собой верх презрения. — Нет уж, спасибо. С меня юристов хватит. — Тогда, боюсь, вам придется заплатить. — Если вы так говорите… — устало отозвался мистер Уэндон. Прения он прекратил явно с облегчением, словно не имея сил протестовать против судебных преследований, и лишь добавил: — Видели бы вы этот корм! — А теперь, мистер Уэндон, — сказал багровощекий стряпчий, который метафорически закусил не удила, а буквально собственный ус во время этого пустого диалога, — как вы собираетесь выплатить свой долг? — В том-то и суть. Я тоже про это. Как? — Вы ведь фермер? — Лично я предпочитаю называться мелким землевладельцем. — Женаты? — Нет. — Какая у вас арендная плата? — Никакой не плачу. — Ферма принадлежит вам? — Вроде того. Разумеется, она заложена. — Счет в банке имеется? — Кредит превышен. — Какие-нибудь прочие долги? — Не сто́ят упоминания. Конечно, если не считать ветеринара. — Какие-либо деньги вам причитаются? Возникла пауза, прежде чем прозвучал ответ на данный вопрос: — Да, причитаются. — Сколько? — Восемь тысяч триста четырнадцать фунтов. — Уэндон оттарабанил сумму, как школьник, заучивший урок. Глядя на него, Петтигрю сообразил, что коснулись той самой обиды, которую он угадал, едва увидев этого человека. Ему очень хотелось выяснить, что тут за история, но судопроизводство происходило слишком уж быстро, чтобы интересоваться. — Когда вы ожидаете выплату? Обреченность на лице Уэндона стала отчетливее. — Никогда, — ответил он. — Тогда не тратьте время его чести. Каков ваш ежемесячный доход?.. Вы платите подоходный налог?.. Вы делаете?.. Вы имеете?.. После долгих препирательств, напомнивших Петтигрю погоню упорного, но неловкого терьера за исключительно верткой крысой, мистера Уэндона заставили признать, что он в состоянии выплачивать два фунта в месяц. Его уход знаменовал окончание слушаний дел неплательщиков, вызванных повесткой, и начались собственно судебные разбирательства. Нынешние затруднения жителей Маркшира, как они отражены в производстве судов графства, заключаются, как и по всему Соединенному Королевству, в слишком большом числе людей на слишком малое число домов. Сегодня никто из пустивших однажды под свой кров кого-то на каких-либо условиях не может надеяться выселить его или ее, не обращаясь в суд. Петтигрю нисколько не удивился, обнаружив, что дела в его списке относились к тому типу, который в среде юристов известен как «дело о вступлении во владение». Первая порция дел была, с точки зрения, закона сравнительно проста: незадачливые ответчики просто изо всех сил цеплялись за жилье в надежде, что, когда поступит предписание о выселении, кто-нибудь, где-нибудь, как-нибудь придумает, куда им податься. В стремительной последовательности Петтигрю разобрал дело вдовы скотника со множеством детей, которая должна уступить место преемнику ее мужа, чтобы работа на ферме не остановилась; молодой супружеской пары, катастрофически затянувшей свое гостевание в крошечном, перенаселенном коттедже родителей мужа; дворецкого из большого дома, смертью владельца оставленного растерянным и беззащитным в мире, которому не нужны дворецкие и который предлагал превратить хозяйский дом в заведение для умственно отсталых. Покончив с этими мелочами (Петтигрю даже думать не хотелось, ценой каких тревог и мучений), столы расчистили для основного «блюда дня» — серьезных спорных случаев. — Простое дело о лишениях, — весело сказал поверенный истца, когда вызвали первое из таких дел. Петтигрю мысленно застонал. Параграф 8 первого приложения к закону — это он уже знал наизусть. Одно из тех безнадежных дел, в каких он, Петтигрю, и никто другой должен решать, кому грозят большие лишения: жильцу, если он будет выдворен из дома, или домовладельцу, если не пустят в дом его. Он приготовился к худшему, и худшее не замедлило объявиться. Дело домовладельца было определенно душераздирающим. Такие ужасающие лишения приходилось терпеть ему и его семье, что Петтигрю поймал себя на мысли, как любой жилец может иметь наглость противиться столь внушительным притязаниям. Долго недоумевать ему не пришлось. Адвокат ответчика, когда настал его черед, предъявил доказательства чудовищного водопада бедствий, которые обрушатся на его клиентов, если они утратят жилище (две гостиные, две спальни, кладовая, буфетная и ватерклозет на улице). Немыслимо было бы их выселить. И Петтигрю пришлось об этом размышлять. До окончания слушаний на стол ему легло шесть врачебных заключений. Четыре свидетельствовали об опасных заболеваниях, которыми страдали обе стороны и их жены. Остальные объявляли о скором появлении новых членов в каждом семействе. Какая бы сторона ни преуспела, двум спальням и кладовой придется вместить по меньшей мере вдвое больше людей против того количества, для которого они предназначались. Проигравшим придется предположительно разбить палатки на Дидбери-Даунс. Таковы были — на заметку будущим историкам социума — жилищные условия Маркшира в год 1952-й от Рождества Христова. Он вынес решение — в чью пользу, ему не хотелось даже думать. Знал только, что не показал себя с лучшей стороны и не вершил справедливости просто потому, что в тех обстоятельствах справедливость была невозможна — разве справедливо наказывать безвинных людей за то, что живут в то время и там, где для них нет жилья? Потом он пошел на ленч, виновато размышляя о собственном уютном домике с гардеробной и запасной спальней для случайных гостей.