Мистер Пейн снова посмотрел на часы. — Мне действительно пора ехать, — сказал он. — А что у вас за догадка? — Что мистер Пинк, расставшись с женой, сменил фамилию. — Господи, ну конечно! Мне следовало упомянуть об этом. Вы совершенно правы. Разумеется, это было много лет назад. Она отказалась последовать его примеру. Ее довод я так и не понял, но основывался он на каких-то религиозных соображениях — миссис Пинк даже цитировала какой-то текст. Если смогу разыскать письмо, которое она написала мне по этому поводу, сообщу, какой именно, если вам интересно. — И его фамилия стала Роуз, — продолжил Тримбл, пока мистер Пейн шагал к двери. — Естественно, — бросил через плечо мистер Пейн. — Переход от Пинка к Роузу неспроста. Доброй ночи, мой дорогой главный констебль, и еще раз спасибо за ваше гостеприимство. Они вышли за мистером Пейном в коридор. Макуильям подал ему пальто. — Она составила завещание в его пользу? — спросил суперинтендант. — Да. — Мистер Пейн потянулся за перчатками и шляпой. — Все до единого пенни. Чего еще можно ожидать? Главный констебль распахнул перед ним дверь, и его гость энергично направился на улицу, где стоял во всем своем блеске новый «фенвик-твенти». Уставший, но неуемный Тримбл последовал за ним. — Если миссис Пинк была такой хорошей женщиной, почему помогала мужу облапошивать кредиторов? — спросил он. — Она не могла не знать… Мистер Пейн сел в машину, нажал стартер, и мотор ожил. Потом он опустил стекло и высунул голову. — Простите, что убегаю, — произнес он, — но если не просплю восемь часов подряд, мне конец. А завтра надо встать пораньше, у меня встреча с брокером, так что времени в обрез. Вы совершенно правы относительно кредиторов, но, как я говорил, кое в чем миссис Пинк была очень глупой женщиной. Сомневаюсь, что она вообще понимала, что́ происходит, даже когда Роуз объявил себя банкротом и отправился в тюрьму. — Он включил фары. — Кстати, когда вы об этом упомянули, я вспомнил. Похоже, что-то открыло ей глаза незадолго до смерти. Не далее как позавчера я получил от нее письмо. Возможно, оно вас заинтересует. Перешлю его вам, как только попаду в контору. Доброй ночи! Машина тронулась и набрала скорость. Тримбл смотрел вслед огням задних фар, пока они не исчезли за собором. Теперь, когда мистер Пейн уехал, наступила долгая, благословенная тишина. Глава шестнадцатая. Прогулка после службы — Такой чудесный день, леди Ферлонг. Я, право, предпочитаю пройтись, — произнес Петтигрю. — Но все равно большое спасибо. Утренняя служба в церкви Тисбери только что закончилась. Количество присутствовавшей на ней паствы сулило внушительную сумму пасхальных пожертвований. Петтигрю и его жена как раз выходили из ограды церкви, когда к ним обратилась леди Ферлонг, предложив их подвезти. — А вы ведь поедете, правда, Элеанор? — осведомилась она. — Уверена, вы, как и я, не любите бесцельных прогулок. А кроме того, это даст нам шанс поговорить про женский институт. Нас ждут затруднения, ведь бедная миссис Пинк… Бросив на мужа взгляд, полный горького упрека, Элеанор позволила увести себя к машине. Предложение леди Ферлонг слишком уж напоминало приказ, чтобы его легко было отклонить. Кроме того, обращение «Элеанор» на глазах у всех прихожан Тисбери! Петтигрю чувствовал, что его жена удостоилась публичного признания, и, провожая дам к автомобилю, спросил себя, хватит ли у Элеанор храбрости называть свою влиятельную покровительницу по имени. Ради того чтобы это узнать, стоило бы даже с ними прокатиться. Свернув с шоссе, Петтигрю начал искренне радоваться прогулке. Он не слишком спешил. Элеанор, виновато подумал он, вернется скоро, и у нее будет достаточно времени приготовить все для ленча без его помощи. А потому выбрал малолюдную тропинку, которая, огибая Тисовый холм внизу склона, выведет его опять на шоссе возле отеля «У тиса». Ему встретились несколько решительного вида любителей пеших прогулок, а однажды даже обогнала вереница нечесаных и неопрятных кляч из местной конюшни, где сдавали внаем лошадей. В остальном же на тропинке было пусто, и он был предоставлен самому себе, пока, свернув за поворот, не увидел идущую в том же направлении, что и он, худощавую юношескую фигуру, которая показалась ему знакомой. Петтигрю двигался степенным шагом уже немолодого джентльмена в не лучшей своей форме, но быстро нагнал мальчика и вспомнил, где его видел: утром он сидел в церкви впереди него. А еще ему пришло в голову, что парнишке этот пологий склон дается слишком уж тяжело. Опустив голову и плечи, он почти волочил ноги и петлял от одного края тропы к другому. Подобно любому человеку средних лет, не слишком энергичному в юности, Петтигрю был склонен критиковать молодых людей, которые не держат спину прямо. Неплохо бы ему подтянуться, перед тем как его призовут в армию, размышлял он. Хороший сержант основательно ему задал бы! Поравнявшись с ним, Петтигрю сам непроизвольно распрямил плечи и ускорил шаг почти до военного. Юноша посторонился, чтобы его пропустить, и Петтигрю заглянул ему в лицо. Выражение его просто потрясло. Редко ему выпадало видеть на чьем-либо лице любого возраста такое полнейшее уныние. Петтигрю был человеком добросердечным, и первым его порывом было уйти поскорее и дать страдальцу предаваться своему несчастью, каким бы оно ни было, без назойливого вмешательства ближнего. Но, обгоняя, он поймал безошибочно молящий взгляд — парнишка был не только несчастен, но и одинок. Петтигрю помедлил, мысленно обругав себя неисправимым сентиментальным стариком, и бодро сказал: — Доброе утро! Отличный выдался денек, правда? Я, кажется, видел вас только что в церкви? — Да, — тускло ответил юноша, потом, взяв себя в руки с очевидным усилием быть вежливым, добавил: — Интересная старая церковь, верно? Вы знаете бронзовую плиту в часовне Харвилов? — Боюсь, что нет. Бронза не по моей части. А вы ей интересуетесь? — Ну да, наверное… в каком-то смысле, — сказал мальчишка с горестным видом. Он минуту молчал, и Петтигрю уже собрался идти своей дорогой, когда парень вдруг заговорил снова: — Я хотел бы, сэр… Прошу прощения, но вы ведь мистер Петтигрю? — Да. — Я слышал, как полковник Сэмпсон разговаривал с вами после службы, вот откуда я узнал. — Вы знакомы с полковником Сэмпсоном? — В общем-то нет. Просто однажды я с ним встречался, вот и все. Я подумал — он порядочный. — Да. Он хороший человек. Снова молчание. Чего бы юноше ни хотелось сказать, это требовало от него усилий. Они неспешно миновали еще несколько ярдов, а потом… — Вы ведь судья или кто-то в таком роде, сэр? — На самом деле не судья, однако в последнее время немного судействовал. — Понимаю. Мне не дает покоя один вопрос… Боюсь, вы сочтете большим нахальством с моей стороны, но все-таки… Факт в том, что я попал в переплет. «О боже, — подумал Петтигрю, — что теперь? Очевидно, потребуется отеческий совет. Залез в долги? Или довел девчонку до беды? Что бы это ни было, обернется отъявленной скукой. И почему я не поехал в машине леди Ферлонг? А теперь деваться некуда». — Может, начнете, объяснив, кто вы? — предложил он. — В настоящий момент, как говорится, преимущество на вашей стороне. — Ох, простите, надо было сразу представиться. Моя фамилия Рэнсом. Сейчас я живу у своей матери в «Альпах». — Понимаю. Не имел удовольствия познакомиться с миссис Рэнсом, но дом знаю. Из моих окон видны верхушки его труб. Теперь, когда мы знакомы, что я могу для вас сделать? — Правда, объяснить очень сложно. — И мне так кажется. Могу лишь предложить рассказать все, что вас тревожит, как можно короче и проще. Меня нелегко шокировать, а если я не сумею помочь, то сразу в этом признаюсь. Что с вами случилось? Дозированная резкость сделала свое дело, Рэнсом покраснел и немного раздраженно произнес: — Со мной ничего не случилось. А если стряслось бы, я не пошел бы за советом к совершенно незнакомому человеку. Дело более или менее публичное, и я подумал, вы могли бы посоветовать, что мне следует сделать как… как гражданину, — завершил он в вызывающе демонстративно взрослой манере, которая показалась Петтигрю привлекательной. — Публичное дело? — откликнулся он. — Единственное публичное дело, какое приходит на ум и какое сейчас способно затронуть кого-либо в «Альпах», убийство миссис Пинк. Ваша проблема имеет к нему отношение? — Да. Как вы узнали? — О публичном деле люди всегда сплетничают, а кроме того, как я уже говорил, из моих окон видны трубы вашего дома. А еще у меня имеется бинокль, но если у вас есть что сказать для протокола, то говорить вам следует не со мной, а с полицией. — Я уже разговаривал с полицией. С меня вчера сняли показания. — Прекрасно, тогда как гражданину вам не о чем волноваться. Годфри вздохнул: — Все совсем не так просто. Вы только что сказали, что не знакомы с моей мамой. — Да, иначе я был бы знако́м и с вами. — К сожалению, в моем случае одно из другого не вытекает. До этих каникул я не видел ее с тех пор, как был ребенком. Она… она в некотором роде необычная особа. — Но какое отношение миссис Рэнсом имеет… — Петтигрю замолчал, так как ему на ум пришла отвратительная мысль. Возможно ли, чтобы бедняга всерьез подозревал собственную мать? Это объяснило бы несчастный вид, пробудивший его сочувствие. Но… как нечестно требовать совета в подобной ситуации! — Полиция просила миссис Рэнсом дать показания? — спросил он. — Да. Однако она не желала им помочь. — В конце концов, это ее дело. Если хотите мой совет, предоставьте все полиции и не… — «Не волнуйтесь», — собирался добавить Петтигрю, но это было такой очевидной нелепицей, что слова замерли у него на губах. — Беда в том, что моя мама порой ведет себя ужасно нелепо, и я чувствую, что в ответе за нее, — продолжил Годфри. То, как он это произнес, во многом избавило Петтигрю от худших его страхов. — И чем именно вас беспокоит ее легкомыслие? — спросил он. — Ну, у нее есть один друг, недавно он гостил у нас… — Вы о Хамфри Роузе? — Да. Вы его знаете? Насколько я понял, у него дурная слава. — Вот именно, дурная. — Петтигрю наконец обрел твердую почву под ногами. До сего момента он никак не связывал «Альпы» с бывшим осужденным, которого видел на станции Тисбери. — Послушайте, — произнес он, — я все еще не понимаю, какого совета вы от меня ждете. Я только предостерегу вас, как предостерег бы собственного сына, если бы он у меня был. Любыми способами держитесь подальше от Роуза. Если это означает уехать из дома матери — я полагаю, вы независимы в средствах, — уезжайте от него подальше. — Спасибо большое, — без особого энтузиазма отозвался Годфри. — Если уж на то пошло, Роуз был со мной довольно мил…