— Да. Они были моей штаб-квартирой. Но ночь со среды на четверг я провел в Лондоне. У меня были деловые встречи в четверг утром. Хотите знать, какие именно? — Меня интересует то, что случилось после вашего возвращения из Лондона. Вы приехали поездом, прибывающим в Тисбери в четыре тридцать пять, который в тот вечер опоздал на шесть минут? — Я не знал, что поезд опоздал, но не сомневаюсь, что ваши сведения точны. — Тодман встретил вас на автомобиле, однако вы решили пойти пешком, поручив отвезти ваш багаж? — Почти точно. На самом деле я доехал до подножия холма и там вышел. Не люблю ходить по шоссе. — В котором часу вы явились в «Альпы»? Роуз на мгновение задумался. — Трудно точно сказать. Надо полагать, в четверть шестого. Может, двадцать минут шестого. Я хожу медленно. — Очень медленно, если вам понадобилось так много времени, — заметил Тримбл. — Вы останавливались по пути? — Да. Насладиться видом, перевести дух и так далее. — Вверх на холм ведут несколько тропинок. По которой вы шли? — Разумеется, по самой легкой. — Но не самой прямой, через тисы? — Нет. — Хорошо. Вы сказали, что шли по самой легкой тропинке. Это та, которая ведет по главному склону. Вы по пути кого-нибудь встретили? Роуз с запинкой, резко контрастирующей с обычной беглостью его речи, произнес: — Право, не помню. — Вы говорите серьезно, мистер Роуз? Подумайте. Это важно. — Я не обращал внимания. Возможно, кого-то встретил, а возможно, и нет. Затрудняюсь ответить. — Если вы шли там, где говорите, вам хорошо было видно шоссе у вершины холма. Автомобили какие-нибудь вверх или вниз ехали? — По-моему, я видел спускающуюся машину… Вероятно, даже не одну. Не могу сказать точно. — Значит, вы не можете представить никаких доказательств того, что находились в десять минут шестого на указанной вами тропинке, а не среди тисов на противоположном склоне холма? — Не знаю, почему так важны десять минут шестого, — улыбнулся Роуз, — хотя рискну выдвинуть догадку. Но вы должны принять мои показания. Хотелось бы вам напомнить, что они являются добровольными и сделанными без давления и предупреждения о том, что сказанное может быть использовано против меня. Любые замечания, какие вы сочтете нужным к ним присовокупить, — ваше право. Тримбл внезапно сменил тему: — Не могли бы вы сказать, куда поехали в пятницу? — Даже сам собирался, — отозвался Роуз. — Я уехал по делам в довольно отдаленное местечко на севере Англии. Дальнейшие подробности я разглашать не намерен. — По делам, мистер Роуз? В пасхальные каникулы? — А как по-вашему, сэр, — возразил пренебрежительно тот, — когда решаете дела? Я говорю о тех, которые имеют значение, затрагивают важных людей и важные интересы. Они делаются, разумеется, когда конторы закрыты и когда те, кто действительно обладает влиянием, могут встретиться и обсудить свои проблемы без опасения, что их прервут. Я не могу вас в них посвящать, как не собираюсь раскрывать имен своих компаньонов. Вся эта история, вероятно, уже нанесла моим проектам непоправимый ущерб. Как только я узнал о случившемся, приехал сюда, чтобы оказать вам содействие. А вместо благодарности меня обвиняют — да, согласен, не буквально, для этого вы слишком умны, — практически обвиняют в убийстве моей жены. Любой здравомыслящий человек увидел бы, насколько нелепо предполагать такое относительно персоны в моем положении! Тогда Тримбл разыграл свой козырь. — Когда вы говорите про персону в вашем положении, — вкрадчиво произнес он, — что вы имеете в виду? Не расплатившегося с долгами банкрота, вся собственность которого переведена на имя его жены? — Это неверная формулировка. Я человек — или, лучше сказать, был таковым — вообще без всякой собственности, но с женой, у которой ее было немало. — Во всяком случае, такой, которая с готовностью предоставляла мужу распоряжаться ее деньгами так, словно они его собственные? — Женой, которая была щедра по отношению к своему мужу. — Предположим, мистер Роуз, жена передумала и решила пустить имеющиеся у нее на руках деньги на уплату некоторых долгов банкрота. Это могло бы повлиять на ее ценность в глазах мужа? — На что вы, черт побери, намекаете? — На то, что за три дня до смерти ваша жена написала своему стряпчему. Дескать, она только что осознала, какие беды навлекло ваше банкротство на многих людей и на одного в особенности, и осведомлялась, какие ценные бумаги он предложил бы для продажи, чтобы она могла немедленно выплатить сумму в восемь с чем-то тысяч фунтов, за которой последуют другие выплаты. Это для вас неожиданность? Роуз не ответил на вопрос, зато тихо и зло пробормотал: — Хотелось бы мне посмотреть на это письмо. — Оно будет представлено со временем. Сейчас у меня его нет, но мне зачитал его сегодня утром по телефону человек, которому оно было адресовано. Имеете что-нибудь по этому поводу добавить, мистер Роуз? Бледные щеки Роуза приобрели почти зеленоватый оттенок. Он с трудом выдавил улыбку. — Это все меняет, не так ли? — сказал он, а потом встал. — Если нет других вопросов, мне бы хотелось уйти. — Вы свободный человек, сэр, — нелюбезно ответил суперинтендант, — но мне хотелось бы знать, куда вы идете. — Я уже назвал вам адрес. Отель «У тиса». — В таком случае, может, вы согласитесь подождать? Я договорюсь, чтобы вас туда отвезли на машине. — Такая договоренность, надо полагать, устроила бы нас обоих. — Роуз уже успокоился. — Надеюсь, вы не заставите меня ждать долго. Я начинаю испытывать потребность в ленче. — Нет, я позабочусь, чтобы на ленч вы успели. Тримбл нажал кнопку звонка у себя на столе и велел явившемуся на зов полицейскому: — Отведите этого джентльмена в комнату ожидания и закажите ему автомобиль, как можно скорее. Отдав честь, полицейский пробормотал что-то на ухо суперинтенданту. — Вот как? — удивился Тримбл. — Тогда проводите его сюда немедленно. — Да, сэр. Полицейский вышел из кабинета, и Роуз последовал за ним в помещение, которое суперинтенданту было угодно называть комнатой ожидания. Штаб-квартира полицейского ведомства Маркшира, подобно большинству полицейских зданий, была старой и безнадежно устаревшей для задач, какие возлагали на силы правопорядка современные обстоятельства. Даже если бы ее пригодную для использования площадь не уменьшили прямые попадания снарядов во время войны, помещения были слишком малы, чтобы в них можно было удобно или эффективно работать. А потому единственным местом, где размещали посетителей, являлась каморка не более освещенного буфета, отделенная перегородкой от рабочей комнаты отдела уголовных расследований. Эта каморка неприятно напоминала камеру. Распахнув перед Роузом дверь этого убогого помещения, провожатый сказал: — Подождите тут, пожалуйста. — И, обращаясь к кому-то внутри, добавил: — Суперинтендант вас сейчас примет, сэр. Входящий и выходящий столкнулись нос к носу. — Надо же! — расплылся в улыбке Роуз. — Неужели это мой старый друг Уэндон! — Дайте пройти, грязный негодяй! — воскликнул Горацио Уэндон. Сержант Брум, мрачно складывавший в отделе уголовных расследований стопы бумаг, с интересом поднял голову и отметил эту стычку. — Ну, мистер Уэндон? — сказал Тримбл. Уэндон явно был в возбуждении, и прошло некоторое время, прежде чем он заговорил. — Послушайте, вы совершили страшную ошибку, — наконец произнес он. — О чем именно вы говорите? — Я об аресте Роуза. Вы совершенно не по адресу. — А кто вам сказал, что я арестовал мистера Роуза? — Черт побери, я же был на дознании сегодня утром… Видел, как вы это делали. И говорю вам, вы абсолютно не по тому следу идете. Он, возможно, самая большая свинья на свете, но я не намерен стоять в стороне и смотреть, как его вешают за преступление, которого он не совершал. Это не шутки. — Ну же, успокойтесь, сэр. Полегче, и мы гораздо лучше поладим. Никто пока не арестован. Мистер Роуз приехал сюда по моему приглашению, чтобы ответить на несколько вопросов и дать показания. В точности как давали показания вы. Вот и все. Вам вовсе незачем делать скоропалительные выводы и говорить про то, как вешают невинных людей или другую ерунду. — Но в газетах печатали… — Если в вашем возрасте вы верите всему, что пишут в газетах, мистер Уэндон, вы наивный человек. Так или иначе, в газетах сообщалось только то, что мы разыскиваем мистера Роуза. И мы его действительно разыскивали. Теперь мы его нашли. Будет ли он арестован, это мы еще посмотрим. — Но вы можете его арестовать… А я случайно знаю, что он невиновен.