— Вы просто ужасный человек! — воскликнула я, снова развеселив его. — Как вы смеете явиться в мой дом с извинениями и при этом оскорблять мою подругу? Мне следует приказать слугам вышвырнуть вас с моей собственности! — Предпочитаю, чтобы это сделали вы, мисс Ванделёр. Более того, если вы лично не проводите меня до ворот, то никогда не сможете быть уверены, что я действительно ушел. Думаете, вы сможете спать спокойно, зная, что, я, возможно, брожу по плантации, пробираясь прямо в вашу спальню, чтобы посягнуть на вашу честь? Я снова краснею, выводя эти строки, но его слова вызвали во мне странную дрожь. Я проводила его по дубовой аллее до ворот, где мы немного постояли и поговорили. Он рассказал, что его судно пришвартовано в речном порту Нового Орлеана, что четыре года назад он окрестил его „Калипсо“ и что вернется он не раньше, чем через месяц. Этого времени будет более чем достаточно, чтобы я зарыла раз и навсегда топор войны, заверил он меня, а когда он вернется, то мы начнем наши отношения с чистого листа. — Не уверена, что захочу это сделать. Я с детства привыкла к честности и именно это помогло мне завоевать доверие моих рабов, но в тоже время, между прямотой и грубостью существует лишь тончайшая грань, капитан Вестерлей. — тут мне в голову пришла идея и, не раздумывая, я добавила: — По возвращении привезите мне что-то, доказывающее, что вы не смеетесь надо мной. — Головы Линкольна будет достаточно для кровожадной Виолы Ванделёр? Или вы предпочитаете то, что попросила бы любая другая женщина: парижские наряды, венецианские драгоценности, экзотический парфюм? — Я не смогу надеть ни наряды, ни украшения для работы на плантации, а лучшим ароматом для меня является запах индиго, с каждым годом цветущего все лучше. В опере вы сказали, что я не похожа на остальных, поэтому логично, что вы должны преподнести мне нечто особенное. Что-то, чего я никогда прежде не видела. Несколько мгновений он смотрел на меня так пристально, словно хотел испепелить взглядом. Послышался звук шагов, я обернулась и увидела приближающегося управляющего, который, скорее всего, хотел узнать, что там с ребенком Салли и сколько надо заплатить врачу. Так что мне пришлось попрощаться с капитаном Вестерлеем пожатием руки, что сильно удивило его, так как он собирался мою руку поцеловать. Улыбка осветила лицо капитана. Какая же я дура. Месяц — это слишком много для мужчины, и даже предполагаемая „краса Луизианы“ не в состоянии удержать живой интерес такого человека как Вестерлей больше, чем на несколько дней. Но, в конце концов, что мне от этого?» — Хладнокровная и безупречная Виола влюбилась! — воскликнула Вероника. — Не стоит относится к этому, как к развлекательному чтиву, — одернул ее дядя под смешки мисс Стирлинг, Оливера и Лайнела. — Напоминаю вам, что у этой истории печальный конец, как и у несчастного Джона Ривза. Так же как и ваша, мисс Стирлинг, если бы вчера Лайнел замешкался хоть на минуту, вытаскивая вас из воды. — Я не нуждаюсь в напоминаниях, профессор, — ответила девушка, искоса глядя на Лайнела и вновь обретая серьезный вид. — Просто я и подумать не могла, что нам удастся так близко познакомиться с одним из объектов нашего расследования. — А мне интересно, удалось ли капитану Вестерлею узнать Виолу … ещё ближе, чем нам, — добавил Лайнел. — Что ты там еще накопал в этих дневниках, Твист? — В течение нескольких последующих недель — никаких записей, — продолжил Оливер, перелистывая страницы. — Возможно, она была слишком занята, или же не хотела поддаваться искушению помечтать о нем. Но три недели спустя произошло нечто неожиданное. «Калипсо» капитана Вестерлея вернулась в Новый Орлеан раньше времени… точнее то немногое, что от нее осталось. Судно попало под перекрестный огонь и было почти полностью разрушено. Вестерлей потерял в битве несколько человек, а сам был ранен в голову. Впрочем, ранение не было тяжелым. — Надо же, похоже, на море ему не очень-то везло, — изогнув бровь прокомментировала Вероника. — Смею предположить, что Виола была очень расстроена, узнав такую новость. — Больше, чем расстроена. Узнав о произошедшем от миссис Мерло, она тут же бросилась в Новый Орлеан. Вечером 7-го июня она написала, как бежала до маленького домика во Французском квартале, в котором, как сообщила ей соседка, остановился капитан. Буквально на пороге дома она столкнулась с Филом Доджером, английским репортером «Дейли Кресцент», с котором кокетничала Пэнси. Он тоже пришел навестить Вестерлея. Тем утром он написал статью о сражении, в котором пострадала «Калипсо» и заверил девушку в том, что капитан идет на поправку. Оливер пролистнул еще несколько страниц, нашел нужный отрывок и продолжил: «Негритенок лет десяти провел нас вверх по лестнице до комнаты, в которой отдыхал капитан. Выражение лица было хмурым, но, увидев меня, Вестерлей улыбнулся и в этот момент я чуть не разрыдалась при виде его головы, на которой еще один раб как раз менял повязку. По-моему, он не заметил за моей спиной Доджера, пока тот не заговорил о том как взволновала народ новость о нападении на „Калипсо“ и что множество людей обратилось в редакцию чтобы узнать жив ли капитан. Казалось, ему понадобилась целая вечность, чтобы он, наконец, вспомнил, у него еще куча дел и ушел. Когда мы остались одни, мы долго смотрели друг другу в глаза без слов. Наконец, он произнес: — Я выполнил свое обещание, Краса Луизианы. Я сразу поняла, что он имеет ввиду и попыталась помочь капитану присесть, чтобы он мог позвонить в стоявший на столике колокольчик, но он мне этого не позволил. — Теперь уже вы не сможете сказать, что я бесчестный человек. Я привез вам то, что никогда не видели ни вы, ни ваши соседи. — Капитан, сейчас это неважно. Для меня достаточно того, что вы вернулись целым и невредимым. Когда миссис Мерло сообщила мне о случившемся, то вы себе не представляете насколько виноватой я себя почувствовала… Я замолчала, когда очередная негритянка, едва достающая мне до пояса, внесла в комнату огромную вазу с фруктами. Когда она вышла, я ошарашенно взглянула на Вестерлея. — Надеюсь, мои слова не покажутся вам слишком грубыми, но я не ожидала, что у такого как вы, никогда не владевшего плантацией, может быть столько рабов. Особенно, в таком маленьком доме как этот. — Вы ошибаетесь, — ответил он с улыбкой. — Они не рабы. — Как это не рабы? Мальчик открыл нам дверь, другой перевязывал вам голову, кто же они? — Я не рабовладелец, мисс Ванделёр. Я много путешествовал и видел, что за пределами нашего побережья существует иной мир, где почти исчезло различие между хозяевами и рабами. Эти ребята — мои слуги, которым я плачу деньгами, получаемыми от правительства за то, что я насмехаюсь над Союзом. Все трое могут уйти в любой момент и они прекрасно это знают, но никогда этого не сделают. Они должны мне не меньше, чем я им. Его слова обескуражили меня еще больше и, видя мое недоумение, капитан решил пояснить: — Два года назад я нашел в порту Боя, мальчика, который открывает сейчас мою дверь. Он прятался между бочками, был одет в лохмотья и дрожал от холода и страха. Я взял его домой и только благодаря большому терпению мне удалось выяснить правду: его мать погибла и хозяин решил продать его на другую плантацию. Ночью мальчик сбежал, при этом он прекрасно знает, что ждет беглых рабов. Насколько я понял, Боя искали и его поимка была лишь вопросом времени, так что я предложил ему остаться у меня в обмен на доллар в месяц с условием, что если кто-то будет расспрашивать, я отвечу что купил его. — Это было очень благородно с вашей стороны, — вынуждена была признать я, удивленная больше, чем мне самой хотелось признавать. — Остальные тоже беглые? — Да, Джимми сбежал от порки и, начав работать на меня, вернулся на свою старую плантацию и забрал оттуда Лиззи, свою сестру. Думаю, им здесь неплохо, хотя большую часть времени дом закрыт и они боятся выходить наружу. В конце концов, — он вздохнул, шаря рукой в вазе с фруктами, — теперь, когда я целиком и полностью разрушил свою репутацию в ваших глазах, продемонстрировав свою чувствительность, полагаю, что я обязан дать вам то, о чем вы меня просили. К сожалению, это нечто эфемерное. Мне невероятно повезло, что в тот момент он не видел моего лица. Я уверена, что все мои мысли ясно на нем читались и мне пришлось глубоко вздохнуть чтобы обрести спокойствие, пока капитан вытаскивал из-под яблок странный предмет и вкладывал его в мою ладонь. Разглядев его, я поняла, что знаю, что это за фрукт, хотя никогда его вживую не видела. Вестерлей выполнил свое обещание. — Гранат? — удивилась я. — Как вам удалось его достать? — Возвращаясь из Франции, я сделал остановку у берегов Андалусии на своей несчастной „Калипсо“. Уж не знаю почему он привлек мое внимание на прилавке фруктовой лавки. Думаю, он напомнил мне вас. Такая сильная и крепкая оболочка и столь полна чудес изнутри. Так отличается от всех остальных. — Это фрукт Персефоны, — тихо сказала ему я, а когда он удивленно посмотрел на меня, объяснила: — Греки верили, что Персефона, супруга бога подземного царства, съела шесть зерен граната и поэтому не могла навсегда покинуть преисподнюю. Если кто-то попробует пищу мертвых, он никогда не сможет вернуться в мир живых. — Что ж, теперь и не знаю, стоит ли вам его пробовать, — улыбнулся он. — Может, лучше посадить эти семена в Ванделёре, чтобы со временем вы смогли выращивать свои собственные гранаты? Они будут гораздо свежее, чем этот, пересекший океан. — Думаю, именно так я и сделаю, — ответила я ему, — но сначала мы его все-таки попробуем. Если за это мы попадем в ад, то сделаем это вместе. Он был так ошарашен, что даже не среагировал, когда я встала, чтобы взять пару тарелок и нож. Я вновь села рядом с ним и осторожно разрезала гранат, открывая взору его внутренности, сладкие, как ничто из того, что я пробовала раньше. Когда я протянула капитану его тарелку, он посмотрел мне в глаза, и это обострило все мои чувства в тот момент, от ощущения липкой гранатовой крови на пальцах до лучей теплого июньского солнца на моем правом плече. — Я уже сбежал из ада, — наконец произнес мужчина едва слышным голосом. — И теперь знаю почему мне это удалось. Потому что вы ждали меня. Я почувствовала себя такой подавленной, что была не способна хоть что-то ответить ему, впрочем, в словах не было необходимости. Еще никогда молчание не казалось мне столь красноречивым, как тогда, в маленькой комнате во Французском квартале, которая вскоре заполнилась приятелями капитана и солдатами, которые хотели знать о его самочувствии. Мне пришлось уйти, чтобы избежать кривотолков, но весь обратный путь до плантации мое сердце оставалось с ним, разделенное надвое как тот гранат». На этот раз никто не посмел рассмеяться. Один из официантов подошел, чтобы убрать пустые чашки. Все пятеро собеседников сидели молча, пока он не ушел. — Откуда в итоге взялась «Персефона»? — произнес в конце концов Александр. — Это второй корабль, купленный капитаном после разрушительного нападения на «Калипсо»? — Видимо, так, — подтвердил Оливер. — Во время выздоровления, Вестерлей занялся поиском судна, чтобы продолжить издеваться над блокадой, а мисс Ванделёр помогала ему чем могла. Но все, что я нашел о самом корабле это то, что выстроен он был на верфях конфедератов Нэшвилла[85] и в тот момент ростры у него не было. Сама же Виола отмечала, что капитан решил окрестить судно особым для них обоих именем. Он был убежден, что это имя принесет удачу в его операциях. — Значит, в то время они были вместе, — заметил профессор, задумчиво протирая платком очки. — Странно, что в дневнике нет никаких деталей об их браке, учитывая насколько Виола была влюблена в капитана. — Вы еще не дослушали всю историю до конца, — предупредил Оливер таинственным тоном. — Последняя запись в дневнике была сделана первого или второго июля 1861 года. Похоже, в Ванделёре был устроен праздник в честь капитана. Виола осознала, что в течение долгого времени плантация была закрыта для публики и решила, что необходимо организовать какое-нибудь мероприятие, как это делали соседи. По всей видимости, все прошло успешно, так как той же ночью, когда все разошлись по своим комнатам, Виола написала, что никогда еще плантация так не блистала, и что она стоит на пороге совершенно новой эпохи, отличной от того, что было раньше. Более того, девушка была чрезвычайно взволнована, потому что перед тем, как сесть за письменный стол, она выглянула в окно и увидела на крыльце Вестерлея, курящего под звездным небом. Вдруг он достал из кармана какой-то предмет, чтобы рассмотреть поближе. Несмотря на темень, девушке удалось разглядеть, что это было кольцо. Кольцо, которое, капитан снова убрал в карман, возвращаясь в дом. — Оливер вздохнул и добавил. — После этого Виола не написала ничего, кроме единственной фразы на следующий день, утром второго июля. — Как это больше ничего не написала? — удивилась мисс Стирлинг. — Как она могла бросить свой дневник именно тогда, когда начиналась самая прекрасная пора в ее жизни? — Полагаю, потому… что эта самая эпоха так и не началась. Виола не вышла замуж за капитана. Мисс Стирлинг удивленно вскинула брови. В качестве ответа, Оливер выложил на стол последнюю страницу записеи и пальцем указал последнюю скопированную из дневника Виолы фразу: «Суббота, 2 июля 1961 года. Все кончено». Глава 22 — Все кончено? — повторил Александр. Он протянул руку и взял листок с записями, даже зная, что больше там ничего нет. — Ты имеешь ввиду, что больше нет тетрадей? — Нет, — ответил Оливер. — Это — конец четвертой тетради. На тот момент Виоле было двадцать четыре года, а меньше года спустя она погибнет в огне в этих самых стенах. Боюсь, мы никогда не узнаем, что же случилось в те несколько месяцев. — Начинаю себя ощущать словно на одном из сеансов спиритизма, которые на столько раз описывал Август, — высказался Лайнел, беря со стола виноград. — Все, что мы делаем, это гоняемся за призраками, выясняя детали о людях, имевших отношение к «Персефоне» и каждый раз убеждаясь в том, что так как они уже мертвы, толку от них никакого. Сначала капитан, потом Шарль Эдуард Делорме, теперь Виола… — Август нам бы очень помог, — добавила Вероника, вставая из-за стола, чтобы покинуть столовую. — Вряд ли где-то еще существует место, которое словно магнит притягивает затерянные души сильнее, чем эта плантация. Я уверена, что даже прямо сейчас мы буквально окружены ими. Александр не был в этом так уверен, но не мог не вспомнить о своих детекторах эктоплазмы, оставленных в Оксфорде. Они уже выходили из столовой, когда вдруг услышали окрик:«Мисс!». Обернувшись, они увидели, что к ним спешит один из обслуживавших их столик официантов с чем-то кружевным в руках. — Моя шаль! — мисс Стирлинг вернулась на пару шагов и приняла из рук официанта свою шаль. — Как хорошо, что вы ее заметили! Я была так увлечена нашей беседой, что совсем про нее забыла. — Я так и подумал, мисс. Должно быть, шаль соскользнула на пол со спинки стула. Позвольте вам помочь. Официант проводил их до выхода из столовой и протянул шаль мисс Стирлинг, чтобы та могла накинуть ее на плечи, и в этот момент прошептал: — Надеюсь, это не покажется Вам дерзостью, но я хотел с Вами поговорить. Убирая со стола чашки, я услышал, как Вы упомянули «Персефону» и … Мисс Стирлинг обернулась и удивленно воззрилась на официанта. Юноше было не больше двадцати, он был очень красив, с непокорными каштановыми кудрями, которые едва удерживал на месте гель для волос. — Вы что-то слышали о «Персефоне»? — удивился Оливер. — Пару раз, — уклончиво ответил молодой человек. Он бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что рядом нет никого из сослуживцев, и продолжил торопливым шепотом: — Я понимаю, что это может показаться вам не совсем правильным, но я бы хотел переговорить с вами наедине. Думаю, что смогу предоставить важную информацию для расследования. — Откуда Вы знаете, что мы что-то расследуем? — поинтересовалась Вероника. — У меня сейчас нет времени, чтобы все объяснять, но я знаю кое-кого, кто может оказаться вам полезным так же, как и вы ему. Сожалею, что не могу вдаваться в детали, — смущенно добавил он, — но, как вы понимаете, я не имею права тревожить клиентов. У меня впереди еще несколько часов работы, а потом я должен сопроводить гостей мистера Арчера к причалу Ванделёра, чтобы они смогли отправиться в Новый Орлеан…