Ричард, ссутулившись, сидел на диване, рядом с ним стоял стакан с виски, наполненный на неизменные четыре пальца, а чуть дальше – почти пустая бутылка «Тичера». В дальнем углу камина потрескивало полено, но Сэм проняла дрожь – с Темзы через многочисленные зеркальные окна потянуло холодом. Свет в комнате был приглушен – горели всего две лампы, да с той стороны реки, из Блумсбери, проникало оранжевое мерцание уличных фонарей. Сэм отвернулась от телевизора, направилась к длинному дубовому столу и принялась расставлять на нем красные бокалы для вина. – Сколько всего, Ричард? – А? – Я спрашиваю, сколько ставить бокалов? Я накрываю стол на завтра. – Нас будет одиннадцать человек. – И по сколько бокалов каждому? – чуть раздраженно поинтересовалась Сэм. – По три. У нас будет шабли и кларет. «Фолатьер» восемьдесят третьего года, «Филипп Леклерк», потом «Калон-Сегюр» шестьдесят второго. На этом мои запасы шестьдесят второго года кончаются. И еще сотерн – очень хороший – «Куте де Барсак» семьдесят первого. – Ричард взял стакан с виски, выпил половину, закурил сигарету. – Люблю фильмы с Харрисоном Фордом, – сказал он, глядя на экран. – Да, чертовски хорошее вино. – Он допил виски, аккуратно прижал четыре пальца к основанию, налил остатки из бутылки. – Шабли тебе понравится. – Не сомневаюсь, – ответила Сэм. – Арчи знает толк в винах. Пьет только первый сорт. Бутылку за триста фунтов на ланч. Лафиты и всякое такое. Просто шик! Арчи тебе понравится. Он хороший парень. – Думаю, нужно поставить также и стаканы для «Перье». Минералки все захотят. – Она посмотрела на мужа, но он снова был захвачен действием на экране. – А портвейн ты будешь подавать? – Да. – Тогда я и бокалы для портвейна тоже поставлю. – А уж какой он крутой игрок, этот Арчи. – Значит, ты с ним сыграешь. – В Сити, Сэм. Он крутой игрок в Сити. – Может, он и Ники чему-нибудь научит. Сэм направилась к серванту в углу, достала еще бокалы. На улице завывал ветер, швырял черную воду Темзы на пирсы внизу, сотрясал оснастку яхт. Она видела отраженное мерцание света в волнах, темные корпуса лихтеров, стоявших на якоре посреди реки. «Ну и погодка», – подумала Сэм и, взяв поднос, понесла его к столу. – И этот твой знаменитый Андреас тоже будет? – А? Ага. Ричард поудобнее устроился на диване, глотнул виски. – Значит, наконец-то я с ним познакомлюсь. Забыла, как его фамилия? – Беренсен. – У него есть жилье в Лондоне? – Нет, он только по делам сюда приезжает. – Из Швейцарии? А чем именно он занимается? Он вроде банкир, да? Ричард почесал затылок: – А? Что? Ага, банкир. – Настоящий швейцарский гном? – Гном? – Ричард хмыкнул. – Вообще-то, он довольно высокий. – Получается, он теперь самый крупный твой клиент? – Угу. Вроде того. Сэм нахмурилась, подумав, что Ричард отвечает как-то слишком уклончиво. – А как у тебя на работе? – спросил муж. – Дел по горло. По-хорошему, мне бы надо там еще сидеть. – Этот тип – Кен – нагружает тебя выше крыши. Столько поездок – чистое безумие. Ты слишком много ездишь, Багз, ты это понимаешь? Ричард отвернулся. Его лицо, прежде всегда такое свежее и подтянутое, за последнее время осунулось, покрылось морщинами, и он выглядел гораздо старше своих тридцати трех лет. В мерцающем свете телеэкрана и пламени из камина это лицо вдруг привиделось Сэм таким, каким оно будет в старости: когда у Ричарда закончатся жизненные силы, он начнет сморщиваться и сдуваться, как упырь из ужастика. Это напугало ее. Сэм боялась старости. – Мне необходимо ездить, такая уж у меня работа. Он отпил виски на два пальца и снова от души затянулся сигаретой. Запах табака дразнил ее, она жалела, что бросила курить, и злилась на собственную слабость. – Я думаю, ты слишком мало времени проводишь с Ники, – заявил муж. – Я и так провела с ним целых три года, Ричард. Я ради сына пожертвовала карьерой. Он наклонился, погасил сигарету. – Это был твой выбор, дорогая. – Наш выбор, – сказала она. – Я пожертвовала тремя годами. А чем пожертвовал ты? Может, теперь твоя очередь? – Не говори глупостей. – Никакие это не глупости. – Багз, я не возражаю против твоей службы, но то, что ты делаешь, чистое безумие. Ты пашешь днем и ночью, приносишь работу домой, постоянно мотаешься по всей Европе, скачешь с одного самолета на другой. Тебя вечно нет дома. Франция. Голландия. Германия. Испания. Болгария. В прошлом году ты только в Болгарию летала шесть раз! Боюсь, ты уделяешь Ники слишком мало времени. Пренебрегаешь своими материнскими обязанностями. Злость, которая нарастала в ней, вдруг сдулась, словно прокололи шарик, и Сэм почувствовала себя виноватой. Разом поникнув, она опустилась на стул возле стола, словно бы услышав какой-то мучительный отзвук из прошлого. Она подумала о своем детстве, о том, как жестоко обошлась с ней жизнь. Вспомнила, как поначалу была счастлива в браке, настолько счастлива, что на время позабыла все горести детских лет. А вдруг она забыла слишком многое? Может быть, не только дети могут чувствовать себя заброшенными и ненужными, но и взрослые тоже? Может быть, именно поэтому все и случилось? 3 – Мне кажется, что-то не так. – Что именно? – Не пойму. До Сэм доносились голоса, тихие, неразборчивые, приглушенные, словно бы она услышала несколько случайных реплик, выхваченных из разговора в другом углу комнаты на шумной вечеринке. Она напряглась. Повернулась, вытянула шею над спинкой своего кресла, пытаясь понять, откуда до нее донеслись эти голоса, но мужчина и женщина, сидевшие за нею, спали. Она прислушалась: ничего, кроме гула двигателей, напоминавшего отдаленное журчание воды в раковине. Потом характер шума изменился, и она почувствовала, как самолет пошел вниз, навстречу тучам. Обычно полеты не вызывали у нее неприятных эмоций, но сейчас Сэм вдруг занервничала. Она беспокойно посмотрела на следы дождя на стекле иллюминатора и серые тучи за окном. Лайнер заходил на посадку. Руки стали мокрыми от пота, и Сэм вдруг поняла, что дрожит. Ей захотелось повернуть время вспять, не садиться в этот самолет вообще. Дурацкая поездка, в ней не было особой нужды, подумала она. Правильно Ричард говорил, она то и дело скачет с одного самолета на другой. Вот и допрыгалась. Летает чартерными рейсами, чтобы не вводить Кена в лишние расходы. Кто-то ей говорил, что чартерные рейсы опасны. «Немедленно прекрати, Сэм, – сказала она себе. – Успокойся». Раздался звуковой сигнал, и перед ней загорелось табло «Не курить». Потом послышался еще один сигнал, условно музыкальный, как звук в лифте, сообщающий, что ты добрался до нужного этажа. Дин-дон. Этот звук резал ей слух. – Говорит капитан Уолкер. – Его компанейский тон тоже был ей неприятен. Послышались гудение, скрежет и громкий щелчок. – Мы начали снижение и рассчитываем быть в аэропорту Софии через двадцать минут. В Софии холодно – плюс один градус по Цельсию и идет снег. Надеемся, что полет вам понравился и что ваше пребывание в Болгарии будет приятным. От имени экипажа хочу поблагодарить всех вас за то, что вы выбрали «Чартэйр». До новых встреч! Голос пилота звучал устало, по-военному – типичный отставник королевских ВВС. Наверняка ему приходилось делать над собой усилие, чтобы говорить дружеским тоном, делать вид, что его не утомил чартерный рейс, что перевозка очередной партии туристов на дешевый курорт не нагоняет на него тоску. Над сиденьем впереди появилась голова маленькой девочки. – Привет, – произнесла она. – Привет, – ответила Сэм. Голова девочки исчезла, до Сэм донеслось хихиканье. – А я сказала «привет» тете, которая сидит сзади! Пот струился по лицу Сэм, к горлу подкатывала тошнота. Она отстегнула ремень, перелезла через пустое кресло рядом и на нетвердых ногах пошла по проходу к туалету, придерживаясь за спинки кресел, чтобы не пуститься бегом. Она опасалась, что стюардессы остановят ее, но они разбирали товары, приобретенные в зоне дьюти-фри, и ничего не видели.