— А вы не догадываетесь? — Ну как… — Убили его. — Ворьё? — Не думаю. — Погодите, погодите… Вы меня разыскали. Привели сюда… Вы считаете, что его смерть имеет к нам какое-то отношение? Убейбох, запинаясь, договорил последние слова, оторвал глаза от мрачных железных венков и поднял голову. Резун испепелял его ненавидящим взглядом, кривая усмешка искажала лицо: — Короткая же у вас память. XI Не сказать, что эта затея мне по вкусу пришлась. С сектами я, естественно, никогда не знался. Ну читал там разное о тамплиерах, розенкрейцерстве, масонах, но чтобы про колдовское или вовсе сатанинское!.. — Значит, вы меня к ним… шпионом? — Сбрендил, — Донсков покривил губы, улыбки у него не получилось, но лоб забороздили морщинки, изображая поток глубоких мыслительных процессов. — Ну как же? Выведывать! В кабинете на почтительном расстоянии мы перебрасывались фразочками, друг другу не совсем приятными. Он — за квадратным жёстким столом, упираясь локтями в крышку, я, скрестив руки на груди, покуривал у открытого окошка. — Это, Паша, так сказать, как бы… лёгкая разведка. — Что? — Представь себе, например, что это журналистская блажь. — И какая ея функция? — разозлившись, не сдержался я. — Да не дурачься ты! — Я всё-таки желаю, чтобы мне, бестолковому, объяснили роль в предстоящем спектакле. — Материал вроде собираешь… По своей инициативе. — Кто же его напечатает? — И не думай. Всё для вида, — закраснел лицом Донсков. — Ты всерьёз не въезжаешь или ломаешься? — А попы, значит, дураки? — совсем взбеленился я. — То к ним пятьдесят лет не подпускали никого, даже детей крестить, а тут забегали. — Заинтересовались! — хлопнул Донсков по столу ладонью. — И не церковью православной, а их злейшими врагами, отщепенцами. Дьявольским отродьем! — А у них учёт их ведётся, — съехидничал я. — Специально для милиции список сатанинских сект держат. Донсков только глазами сверкнул: — Ну ты и язва! — Сами не знаете толком, что вам надо, — наседал на него я. — Может, мне юродивым прикинуться, как у Пушкина в «Годунове», и под видом милостыни выведывать для вас секреты? — Кончай трёп. — Вы артиста у Кочеткова взяли бы. Он и сыграет. А меня увольте. — Да пойми, чудак. Тебе уже многое известно. А чужака привлекать?.. И потом, я за тебя поручился… В дверь кабинета резко постучали, и она распахнулась. Капитан Донсков вскочил на ноги, я спрыгнул с подоконника — на пороге стоял полковник Лудонин. — Обсуждаем? — Вот, — кивнул на меня Донсков, — разъясняю задачу, Михаил Александрович. Лудонин пристально заглянул мне в глаза, протянул руку для пожатия. — Стращает? — С чего бы, — я, не успев выбросить сигарету, теперь уже совсем не думал этого делать. — Юрий Михайлович рекогносцировку со мной проводит. У Донскова челюсть отвисла от такой наглости. — Всё к главному боится приступить. — К главному? Интересно. — Лудонин присел к столу, меня пригласил жестом. — Позвольте присоединиться. Мы сели. Донсков пожирал меня глазами — что я ещё отчебучу? Я изобразил младенца, придавил сигарету в пепельнице прямо перед его носом. — Задача вообще-то такая, — вымолвил наконец Донсков, и его снова заклинило, будто языка лишился. — Задача сложная, что уж там, — согласился, не дождавшись продолжения, Лудонин. — Должен сказать, Павел Сергеевич, я в своей практике журналистов не привлекал к подобного рода операциям. Но лукавить не люблю и не стану: у нас нет выхода. Время и… обстоятельства сыграли со всеми нами злую шутку. Сейчас вот это коснулось пока нас, милиции. В официальных ответах от церковнослужителей мы не получили нужной информации. Боюсь, задумай мы встретиться с ними, результат был таким же. Поэтому нам необходим посторонний источник. — А среди верующих? — выскочило у меня само собой. — На подготовку агента тоже времени нет, — будто не расслышал моего вопроса полковник. — Мы опасаемся очередного убийства. Преступник, похоже, фанатик. Многое свидетельствует, что личность эта психически неуравновешенная. Произошло что-то исключительное, что заставило его поступить подобным образом. Пострадавший — отпетый уголовник, главарь. Версия, что он уничтожен соратниками, то есть ворами на почве преступных разборок, пока не подтверждается. Заслуживает внимание предположение о религиозной подоплёке. Безусловно, потерпевший имел к этому какое-то отношение, скорее всего, — убийца тоже. Поэтому вполне вероятно, что оба они или один из них знакомы работникам церкви или в прошлом были прихожанами… — Лудонин замолчал, задумался, забарабанил пальцами по крышке стола. — Может быть, один из них до настоящего времени посещает церковь. — Грешок замаливает, — опять вырвалось у меня. — Товарищ полковник! — попробовал возразить Донсков. — А что? — поднял на него глаза Лудонин. — Вы полагаете, что на такое убийство способен только сектант? А месть? Месть со стороны верующего не допускаете? — К отщепенцу, — пробормотал я. — К предателю, например. — Вот, вот, — кивнул мне полковник, и глаза его потеплели. — Предавший веру. Поэтому и помечен был дьявольским клеймом. XII Кафешка была второразрядной, замызганная, с постоянно хлопающей стеклянной дверью; случайные посетители не задерживались, заскакивали вдвоём, втроём и быстро исчезали; это и было её главным достоинством — забегаловка. Резун уверенно повёл своего спутника в самый угол, будто заранее присмотрел одинокий стол в полумраке, спросил, закурив: — Выпьете? — Что вы! — закашлялся Убейбох. — С моими-то лёгкими! Толстенький и весь кругленький, он кутал шею плотным шарфом. — Простыли? Тепло вроде. — С пермских лагерей, — подавил кашель тот. — Вас всё же упекли тогда? — А вы не знали? Резун поморщился: — Не до этого было. Свою, как говорится, спину спасал. Молодчики такие пришли, вцепились… — Нет. До вас им далеко. Лаврентий Палыч умел дело поставить. Да и вы… — Десять лет?