Рамзес отвёл его в сторону. – Господи Всеблагий, – произнёс Эмерсон, глядя им вслед. – Среди нас, кажется, появился льстец. Интересно, какую часть этой изящной речи продиктовал ему Рамзес? – Думаю, очень малую, – ответила я. – Рамзес не преуспевает в красивых речах. – Хм-м, – отреагировал Эмерсон. – Ну, Амелия, если ты закончила с любезностями, я хотел бы возобновить работу. Все последовали за ним к нижней части склона, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как корзина опускается в руки Селима, который ухватил её с небольшого расстояния и опорожнил на растущую кучу каменных обломков. – Часть мусора? – спросил Уолтер. – Похоже, что он лишён артефактов; почему бы тебе просто не сбросить его через край? – Ты, кажется, забыл мои правила, – довольно резко Эмерсон. – Мы пока мало что нашли, но это не оправдывает небрежную технику раскопок. С вашего разрешения, я поднимусь. Уолтер привык к манерам своего брата. – Я пойду с тобой. Я очень хочу увидеть гробницу. – Наверно, лестница ещё не закончена, Уолтер, – вмешалась Эвелина. И это было очевидно, потому что Мохаммед, сидевший на земле на корточках, как раз собирал её – простую конструкцию из деревянных ступеней и опор с кольями для перил. Уолтер напрягся. – Верёвочная лестница вполне пристойна. – По крайней мере, подожди, пока у тебя не появятся подходящие ботинки и, ещё лучше, перчатки для защиты рук. Совершенно неправильный подход, могла я ей сказать. Мужчины ведут себя как мальчишки, когда кто-то, особенно женщина, ставит под сомнение их стойкость. Уолтер мог бы уступить – хотя он и мужчина, но относительно разумен – если бы не появился другой человек, спускавшийся по верёвочной лестнице со скоростью и ловкостью спортсмена. Едва опустившись на землю, он снял шляпу и поклонился дамам. Его непринуждённая грация заставила бедного Уолтера выглядеть ещё более хрупким и беспомощным. Я никогда не встречала мужчину, чьё телосложение соответствовало бы телу моего мужа, но рабочий костюм сэра Эдварда – особенно рубашка, влажная от пота – демонстрировал спортивную форму его владельца со всеми возможными преимуществами. Эмерсон приветствовал его в типичной манере: – Я же говорил вам, что вы мне сегодня не нужны. – Не подвернулось ничего лучше, – последовал весёлый ответ. – Как я уже сказал, сэр, когда мои фотографические услуги не требуются, я готов выполнять любую другую задачу. Я помогал Дауду маркировать корзины. Я посчитала, что церемонию знакомства разумнее осуществить Эмерсону, что он и сделал, хотя и неохотно. Сэр Эдвард принял предупреждение Эмерсона близко к сердцу; с момента присоединения к нашему обществу он едва решался заговорить со мной и держался подальше от Нефрет. Он почтительно склонился над рукой Эвелины и провозгласил, обменявшись рукопожатием с Уолтером, что для него высокая честь – встретиться с человеком, труды которого столь почитаются всеми, имеющими отношение к египтологии. Эмерсон с подозрением покосился на него, но решил, что лишняя компания не повредит, а у меня и так имеется достаточное сопровождение. – Идём со мной, Уолтер, раз уж тебе так хочется. Лучше передо мной; я придержу лестницу снизу. – Позвольте мне придержать её для вас, профессор. – Сэр Эдвард последовал за ними, и я услышала, как он добавил: – Мистер Эмерсон, сэр, возьмите мой пробковый шлем, если он придётся вам впору – существует опасность камнепада. – О Боже! – воскликнула Эвелина. – Амелия, постарайся отговорить Уолтера, он не выдержит этого. – Пустая трата времени, милая. Присядем в тени, ладно? Мы вернулись в укрытие, где Эвелина вступила в разговор с Гертрудой, извиняясь за то, что выселила её из своей комнаты. Подобное проявление внимания, казалось, очень удивило Гертруду. Я полагаю, она не привыкла к подобным вещам: вежливость к тем, кого считают своими подчинёнными, редко встречается среди высших классов. – Желания миссис Эмерсон, конечно же, равносильны для меня распоряжениям. – После короткой паузы она тихо, но с чувством добавила: – Хотелось бы, чтобы вы убедили её и Нефрет присоединиться ко мне в отеле. Было бы намного безопаснее. – Безопаснее? – заинтересовалась Эвелина. – О, ничего особенного, Эвелина, – ответила я, уничтожив Гертруду укоризненным взглядом. – Я собиралась рассказать тебе обо всём позже, но, раз уж эту тему затронули, начну сейчас. Повествование послужило, по крайней мере, средством отвлечь Эвелину от ожидания увидеть, как её муж рухнет на землю. Я не стала вдаваться в подробности, так как ожидала, что мне придётся повторить всю историю попозже Уолтеру, а Рамзес, несомненно, захочет преподнести свою собственную, приукрашенную версию. – Как обычно, – улыбнулась Эвелина, когда я закончила. – Бедная мисс Мармадьюк! Я надеюсь, ты не обвинишь её в нервозности, Амелия; требуется порядочное время, чтобы привыкнуть к твоему образу жизни. – Я, конечно, не хотела вас пугать, – серьёзно сказала Гертруда. – Вы с мужем не можете быть в опасности. Я беспокоюсь о Нефрет. Вы не позволите ей поселиться со мной, миссис Эмерсон? Мы могли бы разделить комнату, и обещаю, что буду ежеминутно присматривать за ней. Сама идея, что Гертруда могла бы охранять девушку более эффективно, чем мы, была нелепой. Мисс Мармадьюк, видимо, считала меня умственно неполноценным существом, способным предложить такую схему, и мне не хотелось думать о том, какие выражения слетели бы с уст Нефрет, если бы я выступила с этим предложением. – Вы тревожите меня, мисс Мармадьюк, – разволновалась Эвелина. – Почему вы считаете, что Нефрет в большей опасности, чем остальные? Рамзес… – Он не девушка, – ответила Гертруда с таким чопорным и благочестивым взглядом, что я не смогла удержаться от смеха. – Это не вызывает сомнений. Что вы пытаетесь сказать, Гертруда? Её глаза потупились, лицо покраснело, но она решительно выпалила. – Первое, что бросилось мне в голову в ту ужасную ночь – мужчина появился в её комнате, чтобы... чтобы… – Обесчестить Нефрет? – спросила я. – Не думаю. Подобное преступление почти неизвестно в Египте, и только сумасшедший может напасть на иностранку, а тем более на женщину, находящуюся под защитой Отца Проклятий. – Возможно, вы и правы, – пробормотала Гертруда. – Но нельзя обвинять меня в том, что я боюсь худшего. Вид бедной девочки, её разорванная одежда, её ужас были настолько велики, что она бросилась на меня, когда я попыталась её успокоить... По её телу пробежала дрожь. Я нетерпеливо перебила: – Да, Гертруда, я услышала ваше объяснение. Довольно. Я не хочу испортить наше радостное воссоединение унылым разговором. Предположим, мы... Ах, вот мужчины и возвращаются. Как видите, Уолтер в целости и сохранности. Он был в сохранности, но не совсем в целости; руки исцарапаны, лицо багровое, одежда разорвана и пропитана потом. Однако, когда я предложила немедленно вернуться на дахабию, он удивлённо посмотрел на меня: – Сейчас? Даже не обсуждается. Нашли фрагменты росписи! Сейчас опускают корзину с ними. Надписи, моя дорогая Амелия, надписи! Я отчётливо видел иероглифы! Он отвернулся от Эвелины и захромал к Эмерсону, наблюдавшему за спуском драгоценной корзины. Я посмотрела на сэра Эдварда, который следовал за Уолтером на безопасном расстоянии. Пригладив влажные волосы, он очаровательно улыбнулся: – Мне выпала честь стать свидетелем профессиональной дискуссии между двумя величайшими экспертами в этой области. На одном из фрагментов видны надписи. Я ожидаю, что профессор захочет сфотографировать их. Прошу меня извинить. – Теперь бесполезно пытаться увести Уолтера, – сказала я Эвелине, что-то огорчённо бормотавшей себе под нос. – Лучше пойдём с тобой к дахабии. Остальные присоединятся попозже. – Понизив голос, я добавила: – Мне нужно поговорить с тобой наедине. Я объявила о нашем отбытии Эмерсону, ответившему неопределённым хрюканьем. Рамзес, как обычно, сновал в толпе, пытаясь осмотреть фрагменты, прежде чем это успеет его дядя. Отводя его в сторону, я приказала ему найти Нефрет и оставаться с ней. – Она с Давидом, – возразил Рамзес. – Надеюсь, ты не намекаешь, что он… – Я ни на что не намекаю, я приказываю. Не выпускай её из виду. И не спрашивай меня, почему. И постарайся не раздражать её больше, чем ты способен. Рамзес сложил руки и поднял брови. – Что-нибудь ещё, мама? – Наверное. Но пока не могу сообразить, что именно. Он проводил нас к ослам. Нефрет и Давид сидели на земле неподалёку. Её светлая голова и чёрная голова Давида находились почти рядом, склонившись над чем-то, что держал Давид. Это была тетрадь, похожая на те, которыми пользовался Рамзес. – Что они делают? – спросила я, пока Рамзес помогал Эвелине усесться на осла. – Мы учим его читать, – ответил Рамзес. – По-английски? Он даже не знает язык! – Он учится, – произнёс Рамзес. – Ты возражаешь, мама? – Нет, конечно, нет. Скажи Нефрет... Лучше я скажу ей сама. Надень шляпу, Нефрет! – Ей не нравится выслушивать приказы от Рамзеса, – улыбнулась Эвелина, когда ослы тронулись с места. – Ты заметила это? – С радостью, Амелия. Когда она впервые появилась у нас, то была такой кроткой и послушной, что я боялась, что она позволит Рамзесу запугать себя – естественно, с лучшими намерениями. Теперь она приобрела больше уверенности, и у неё появилась естественная сила характера. – Я об этом и не думала, – призналась я. – Ты, как всегда, успокоила меня, Эвелина. Их постоянные ссоры действуют мне на нервы, но такое положение вещей, безусловно, предпочтительнее первоначального увлечения Рамзеса. Он был настолько ослеплён, что едва мог произнести её имя. – Он был всего лишь маленьким мальчиком, – терпеливо ответила Эвелина. – Я полагала, что на этот счёт тебе не следовало беспокоиться. В конце концов, нет ничего лучше, чем постоянная близость, чтобы снять завесу романтики. На удивление циничное утверждение из уст Эвелины. Я решила не продолжать разговоры на эту тему. – Но что ты хотела мне сказать, Амелия? – спросила Эвелина. – Сейчас мы наедине? Я замедлила темп, позволив Селиму, сопровождавшему нас, вырваться вперёд. – Да, и нам может не представиться другой такой возможности в ближайшем будущем. Это между нами, Эвелина. Я не хочу, чтобы Эмерсон или Уолтер – и уж тем более Рамзес – знали, что я замыслила. Когда мы добрались до «Амелии», я уже объяснила свои намерения и их причины. Нежное лицо Эвелины отражало различные чувства, но её единственный комментарий, как я и ожидала, был гарантией того, что она поступит именно так, как я просила. Поэтому мы поспешили прямо в комнату Гертруды. Дверь не была заперта. Изнутри к дверям прибили засовы, но снаружи их не было, да и ни к чему.