– Эмерсон презирает своё имя. Со всей силой чувств. – Я и понятия не имела, что он так сильно к этому относится! – воскликнула Эвелина. – Уолтер называет его по имени, и, поскольку ты используешь его фамилию как знак любви, я подумала, что с моей стороны это стало бы дерзостью. И как же мне его теперь называть? – Эмерсон, конечно. Именно так называют его многие, включая тех, кто не испытывает к нему любви. Просто маленький намёк, моя дорогая! Мне лучше подняться и потребовать, чтобы они сделали небольшой перерыв, иначе Эмерсон загонит их до полного изнеможения. Мне редко приходилось видеть такую ​​неопрятную группу людей. Все приветствовали моё вмешательство, кроме Эмерсона, но он по моему слову сдвинулся с места, передвигаясь, как автомат и что-то бормоча про себя. Пришлось подтолкнуть его вниз по лестнице. Похоже, он понял, кто я такая, только после того, как вылил горшок воды себе на голову. Его глаза снова сфокусировались, и он возопил: – Где, чёрт возьми, ты пропадала всё это время? – Усаживайся за ланч, и я всё тебе расскажу. Сначала я поведала Эмерсону о Кевине, так как полагала, что эту новость ему будет труднее всего принять (и одновременно сохранить хладнокровие). Он отреагировал лучше, чем я ожидала. – Предлагать ему исключительные права – лучший способ контролировать его, – признался он. – И он будет держать других чёртовых журналистов подальше от нас. Где его носит? – Полагаю, избавляется от других чёртовых журналистов, – ответила я. У меня имелись и другие причины желать присутствия Кевина, но не было никакого смысла упоминать о них Эмерсону. Он бы только разволновался из-за ерунды. Мы присоединились к остальным, которые сидели и валялись в разных позах, демонстрируя изнеможение. Рамзес оставался единственным, выглядевшим так же, как обычно. Грязным с ног до головы, что было абсолютно нормально, а влажные чёрные кудри свились в тугие колечки. Нефрет расстегнула две верхние пуговицы блузки и закатала рукава выше локтя. Трудно упрекать её за желание обеспечить себе максимальные удобства в сложившихся неблагоприятных условиях, но эффект был деморализующим: Сайрус неотрывно смотрел в её сторону, а сэр Эдвард, грациозно возлежавший у её ног, следовал его примеру. Эмерсон потянулся за сэндвичем. – Ты поговорила с Картером? – спросил он у меня. – Проклятье, так и знала, что что-то забыла. Одно, другое… – Что – одно, другое? – Глаза Эмерсона сузились. Я никогда не позволю Эмерсону вынудить меня защищаться. – Боже мой, дорогой, я же была в Долине и в Луксоре, и вернулась только сегодня утром. Я отправлюсь искать Говарда, как только закончим обед. И может понадобиться время, чтобы найти его. – Вероятно, он возится с валом возле дамбы, – проворчал Эмерсон. – Пустая трата времени. Там нет ничего интересного. Мне нужна одна из его дверей. Скажи ему, чтобы он немедленно распорядился её доставить, я хочу установить дверь сегодня до ухода. – А, – кивнула я, не комментируя царственные требования и безосновательные ожидания Эмерсона, – ты собираешься сегодня вечером вернуться на «Амелию»? Я испытала искреннюю жалость при виде борьбы, бушевавшей в сердце и разуме моего мужа. При отсутствии других отвлекающих факторов он бы разбил лагерь на месте до тех пор, пока могила не будет очищена, независимо от того, сколько времени это займёт. Но ему было известно об этих факторах не хуже, чем мне, и нежность превзошла даже археологическую лихорадку. – Да, – отрезал он. – Так что устрой это, Пибоди. Уолтер прочистил горло. – Э-э… Рэдклифф, но ты ведь уже беседовал с мистером Картером. Он навестил нас сегодня утром, разве ты не помнишь? – Как? – Эмерсон уставился на него. – О... О да, конечно. Я пытался выложить эту проклятую сетку, не повредив... Неважно, Пибоди. Сэр Эдвард, почему вы бездельничаете? Я хочу закончить фотографирование. Никто его не задержал – я даже и не пыталась. Уолтер и Нефрет последовали за ними. Рамзес не двинулся с места и сидел на ковре рядом с Давидом, скрестив ноги. Я вопросительно взглянула на него. – На самом деле никому из нас не нужно находиться там, – сказал он. – За исключением Нефрет, – лёгкий спазм, незаметный для любых глаз, кроме моих, чуть исказил его лицо, – и сэра Эдварда. – Ты сегодня только наблюдал? – спросила я. Наблюдение без вмешательства не было сильной стороной Рамзеса. – Очарование места и происходящих действий трудно... – Рамзес взглянул на Давида, запнулся и начал снова. – Это очень интересно. Я учусь, наблюдая за отцом. Но только сейчас я почувствовал, что для меня было бы более полезно поговорить с тобой, мама, о том, что́ именно твоё сыщицкое чутьё (о, проклятье!) помогло узнать о наших врагах. – Я не изображала сыщика... – Могу поклясться, что запинка вызвала блеск веселья в чёрных глазах Давида. Я добавила жёсткости в голос: – Всё, что я сделала сегодня утром – поговорила с мистером Вандергельтом и мистером О’Коннеллом и отправила телеграмму месье Масперо. – А, – кивнул Рамзес. – Ты не спрашивала в отелях о синьоре Риччетти? – Времени не было. – Я колебалась, поскольку отточенный инстинкт подсказывал, что не стоит сообщать Рамзесу о некоторых моих намерениях. Вид приближавшейся фигуры, быстро погонявшей осла, убедил меня, что сдержанность в отношении одного из этих намерений являлась бесполезной. Мне следовало сказать Кевину, что я хочу от него, и Рамзес, так или иначе, узнал бы об этом. – Я собираюсь поручить эту задачу мистеру О’Коннеллу, – объяснила я. – Хм-м. – Рамзес потёр свой выдающийся подбородок. – Ты считаешь это мудрым поступком, мама? Мистер О’Коннелл, безусловно, отлично умеет задавать дерзкие вопросы, но, на мой взгляд, не обладает необходимым талантом для рассуждений. – Кажется, Рамзес, я уже упоминала ранее, что предпочла бы, чтобы ты воздерживался от использования фразы «на мой взгляд». – Прошу меня извинить. – О’Коннелл был почти рядом. Рамзес понизил голос. – Это может быть опасно, мама. Я, безусловно, учитывала это. Я заставила Кевина сесть и выслушать меня вместо того, чтобы сразу же мчаться к могиле; и пока он приканчивал бутерброды, я особо подчёркивала необходимость осторожности. Глаза Кевина постепенно расширялись, пару раз он даже поперхнулся. Но соображал он быстро, и ему и ранее приходилось попадать в переделки вместе со мной. Когда я закончила, он широко улыбнулся: – Ах, миссис Эмерсон, дорогая, вы не перестаёте меня удивлять. Я бы сказал, что вы – свет моей жизни, если бы не предполагал, что профессор неверно истолкует это замечание, хотя мои слова, уверяю вас, продиктованы лишь исключительным уважением… – Избавьте меня от своих гибернианских излияний, Кевин. Это серьёзный вопрос, и вам следует отнестись к нему серьёзно. Не рискуйте. Не следуйте указаниям, которые могут завести вас в уединённые места. Вообще не следуйте этим указаниям! Просто сообщите мне. Кевин склонил голову и косо посмотрел на меня, будто ясноглазая птица. – То есть в уединённые места последуете вы? Ладно, раз уж профессор не может остановить вас (а я знаю, что не может, потому что видел, как он пытался и потерпел неудачу), то и предостережения друга не возымеют ни малейшего эффекта. Будьте осторожны, миссис Э., ладно? Я была тронута, потому что поняла, что он имеет в виду. Однако мягкое выражение не удержалось на его лице; он тут же слегка встряхнулся, словно стыдясь своего краткого проявления чувств. – Так что я получу взамен? – спросил он, ухмыляясь, как и подобает прожжённому журналисту-мошеннику. Рискуя повториться, хочу сказать (и никогда не устану повторять), что только Эмерсон мог достичь того, что планировал в тот день. Египетские рабочие – парни весёлые, но спешить – совершенно не в их привычках. Наши люди, обученные Эмерсоном и преданные ему, обладали духом и профессиональной гордостью, которые подвигли бы их на необычайные усилия даже без эмоциональных наставлений начальника. Они работали сосредоточенно и добросовестно, чтобы установить железную дверь, предоставленную Говардом; дверь эта предназначалась для одной из королевских гробниц в Долине, и нам действительно повезло, что она подвернулась под руку. Однако работа ещё не была завершена, когда Эмерсон сбежал вниз по лестнице сообщить мне, что я должна сопровождать остальных обратно на дахабию. – Только вместе с тобой, Эмерсон, – отказалась я. – Ты обещал, что не останешься здесь сегодня вечером. – Конечно, дорогая. Но скоро зайдёт солнце, и я хочу, чтобы вы все благополучно вернулись домой до наступления темноты. Я приду, как только лично закреплю этот замок. – Ты не будешь идти один? Обещай мне, Эмерсон. – Я вцепилась в его рубашку. Твёрдые губы Эмерсона изогнулись в улыбке, и он обнял меня. – Ты особенно убедительна, Пибоди, когда цепляешься за меня и умоляешь, будто робкая маленькая женщина, которой совсем не являешься. Впрочем, если бы ты делала это так часто, как мне бы хотелось, эффект был бы гораздо слабее. Я обещаю, любовь моя. Поторопись. Сэр Эдвард уже вернулся в Луксор со своим драгоценным грузом фотопластинок, и Сайрус неохотно покинул нас, пообещав вернуться на следующее утро пораньше. Он пригласил нас поужинать с ним, но я отказалась на том основании, что мы слишком устали, чтобы наслаждаться общением. Что было правдой; возвращаясь, мы почти не разговаривали и сразу же отправились в свои комнаты. Я ждала Эмерсона. Стемнело, и мне казалось, что я часами наблюдала за окном, пока он не вернулся. – Значит, ты скучала по мне? – спросил он несколько позже. – Кажется, тебе предоставлено достаточно доказательств этого. – Не достаточно, нет. Но это подождёт. Ужин готов? Я голоден. – О, дорогой, – смущённо протянула я. – Он на столе и, наверно, уже остыл, Эмерсон. Я приказала Махмуду накрыть, когда ты вернёшься. – Тебе следовало знать лучше, Пибоди. – Ты прав, следовало. Одевайся и поторопись, милый. Как оказалось, Эвелина отослала еду обратно, чтобы нагреть её, так что всё было в порядке. Я ждала до тех пор, пока Эмерсон не избавился от первых мук голода, прежде чем передать ему телеграмму от месье Масперо. – Собирается приехать, да? – последовал ответ Эмерсона. – Проклятье! – Он очень вежлив, – прокомментировал Уолтер, поднявший телеграмму с пола, куда Эмерсон её бросил. – Поздравления, дань уважения, дорогие коллеги и всё остальное! – Что там ещё в почте? – спросил Эмерсон, отмахнувшись от месье Масперо и его любезностей. – Ежедневный отчёт для Эвелины от миссис Уотсон, – ответила я. – По её словам, всё хорошо, все счастливы. Больше ничего интересного. Я действительно ничего не ожидала от Кевина сегодня вечером. Он ушёл с блокнотом, полным заметок, и я предполагала, что он будет занят созданием репортажа. И надеялась, что он не забудет проверить отели, как я его просила; когда О’Коннеллом завладевала журналистика, он с лёгкостью забывал всё остальное. Блюда выносили на палубу, так как Эмерсон завладел салоном, превратив его в рабочий кабинет и камеру хранения. Сладкий ветерок и восходящая луна не соблазнили его задержаться; выпив чашку кофе, он бросил: – Нефрет, у меня осталось несколько страниц заметок, которые нужно скопировать. – Я расшифрую твои записи, Эмерсон, – сказала Эвелина. – Пусть девушка ляжет спать, она выбилась из сил. Должно быть, она тренировалась, поскольку произнесла фамилию без запинки. Уолтер бросил на неё испуганный взгляд. Эмерсон отозвался: – О? Ах, да… Да, конечно. Отправляйся в постель, Нефрет, милая, ты сегодня исключительно усердно трудилась. Ты тоже, Рамзес. Рамзес кормил Бастет кусочками. Я ожидала протестов с его стороны. Вместо этого он послушно встал.