Конечно, я видела Рамзеса, но была слишком занята, чтобы уделить ему больше, чем мимолётный взгляд. Мне было совсем не до него. Пришлось несколько раз ударить мужчину рукояткой пистолета, прежде чем он перестал извиваться. Так как я не хотела его убивать (не очень), нужно было его связать и заткнуть рот. На твёрдой лежанке не было ни простыней, ни одеяла. Давиду пришлось снять свой халат, и мы разодрали его на части. Очевидно, происходившее заняло всего несколько минут, но, казалось, продолжалось часами. Ожидая в любую секунду услышать шаги в коридоре… страстно уверять себя, что мой сын ещё жив… ломать голову, как, чёрт возьми, мы собираемся вытащить его, если не сможем разбудить… в общем, мы пережили не самые приятные мгновения. Когда я повернулась к кровати, Рамзес не пошевелился. Кошка сидела рядом с ним, облизывая его голову. И была достаточно любезна, чтобы не возражать, когда я оттолкнула её и схватила Рамзеса в объятия. Его голова упала мне на плечо. Не было никаких сомнений относительно того, что с ним не так: грязное, в синяках, лицо выглядело полным блаженства. Рамзес всегда хотел экспериментировать с опием – чисто с научными целями, утверждал он. Его желание исполнилось. – Одурманен, – выдохнула я. – Придётся нести его. Возьми за ноги. Я очень сожалела о том, что Рамзес в прошлом году так сильно вырос. Он был тяжелее, чем я ожидала – нет, слава Богу, не неподъёмным, но достаточно близко. Спустить его по лестнице было труднее всего. К концу мои руки и плечи буквально отваливались, а его зад пересчитывал ступеньки. Моей целью была комната, из которой я вошла в дом, и образ этой невзрачной комнатушки парил перед моими напряжёнными глазами со всей привлекательностью Рая. Если бы мы могли беспрепятственно добраться до неё, то оказались бы в безопасности. Звуки с первого этажа стали громче и веселее; бандиты, должно быть, праздновали что-то своё. Я искренне надеялась, что они получают от этого удовольствие. Если кто-то из них устанет от вечеринки и решит пойти поспать... Я обратилась с краткой молитвой к Силе, управляющей нашими судьбами, но боюсь, что мольба больше походила на приказ: «Удержи их внизу!» Мы были уже в конце пути по коридору, когда желанная дверь, находившаяся всего в десяти футах, открылась. Наверно, я бы закричала, если бы у меня хватило дыхания. Давид, опередив меня, бросил ноги Рамзеса и потянулся к ножу, который воткнул за пояс широких подштанников – единственной оставшейся одежды. С лестничной клетки пробилось достаточно света, чтобы спасти шкуру Уолтера. Давид не мог узнать лицо, но европейские сапоги и штаны вовремя предупредили его. Он вновь засунул нож за пояс, и Уолтер подхватил Рамзеса. – Они идут, – сказал он. – Скорее. Мы так и не узнали, что вызвало подозрения у мужчин внизу – стук пяток Рамзеса по полу или какой-то звук снаружи? Во всяком случае, этот фактор предупредил, но не встревожил их, потому что они шли медленно, и я слышала, как кто-то шутит, что слышит афритов. Эвелина ждала за дверью; она закрыла её, как только мы все оказались внутри. – Как... – начала я. – Займитесь дверью, – перебил Уолтер. – Заприте её и забаррикадируйте мебелью. – Неся Рамзеса, он вышел на балкон. Эвелина вернула засов на место; он был хрупким – простой навесной доской – но какое-то время мог продержаться. Я оставила её с Давидом передвигать мебель и последовала за Уолтером. Он наклонился над краем балкона, и я успела увидеть, как он бросил Рамзеса в поднятые руки Дауда. – Теперь ты, ситт, – крикнул Дауд. Я бы рискнула, если бы была одна, но времени у нас не осталось. Враги обнаружили нас; они кричали и стучали в дверь комнаты. Рано или поздно одному из них придёт в голову, что балкон – наше единственное средство спасения. Уолтер побежал внутрь, и я крикнула Дауду: – Нет, уже слишком поздно. Беги! Доставь Рамзеса в безопасное место и приведи помощь. Торопись, пока они не вышли из дома! И тут же услышала стук цепей и скрип засовов на входной двери. Дауд стоял, уставившись на меня. Я назвала его худшим арабским прозвищем, которое знала. Общаясь с Рамзесом и Эмерсоном, я довольно солидно пополнила словарный запас. Дауд подпрыгнул, как будто я ударила его, и побежал с Рамзесом, перекинутым через плечо. Они ещё не успели скрыться, когда – как я боялась и ожидала – открылась входная дверь. Один из головорезов вырвался с пистолетом в руке и бросился вслед за ними. Я выстрелила ему в спину. Неспортивно, но альтернатива была неизмеримо менее приемлемой. Он упал, выронив пистолет, но я знала, что не убила его, потому что он вопил, не переставая. Наконец кто-то втянул его обратно внутрь. Я не хотела больше тратить пули, поэтому взяла горшок (сильно пахнувший остатками чьего-то обеда), и когда дверь снова открылась и появилась другая голова, уронила этот горшок на неё. – Это должно их ненадолго задержать, – выпалила я, возвращаясь к своим спутникам. – Но боюсь, что выход сейчас недоступен. Они могут поймать нас, выскочив из входной двери. Что у нас здесь? Ответ был прямо перед глазами, и весьма обескураживающий. Дверь сотрясалась под сильными ударами; должно быть, они превратили в таран какой-то тяжёлый предмет. У дверей навалили всё, что находилось в комнате, но мебель была хрупкой, и надолго её бы не хватило, так что двери в скором времени предстояло открыться. – Они ушли? – выдохнула Эвелина. Правдивым ответом стало бы: «Надеюсь», но следовало с уверенностью предположить, что моральный дух моих товарищей нуждался в подбадривании. – Да, – твёрдо ответила я. – Сможем ли мы задержать этих типов, пока не прибудет помощь? – О, конечно, если она прибудет в течение следующих пяти минут, – с невероятным сарказмом заметил Уолтер. – Припоминаю, как ты говорила Дауду, что ему надо бежать к Вандергельту, если мы не вернёмся. Я надеялась, что он этого не вспомнит, и ещё больше – что не вспомнит Дауд. У меня не оставалось времени дать ему точные инструкции. – Чепуха, – фыркнула я. – У него хватит здравого смысла не бежать за тридевять земель, а поискать помощь поближе. – Уверена, что кто-нибудь из соседей вызовет полицию, – заявила Эвелина. Уолтер, и без того крайне раздражённый, не удержался бы от очередного саркастического замечания, если бы я незаметно не пнула его. – Да, конечно, – согласилась я. – Но надо посмотреть, чем мы располагаем из оружия на случай… э-э… на всякий случай. Одна из железных лежанок с грохотом упала. Дверь дрожала, как в лихорадке. – У Давида есть свой нож, – крикнула я. – У меня есть нож и пистолет. Уолтер, тебе лучше взять мой пистолет. – У меня тоже есть нож, – сказал Уолтер, снимая его с пояса. – Дауд дал мне один из своих. – Не держи его так! – Я продемонстрировала ему правильное положение на своём примере. – Таким образом ты скорее поразишь жизненно важное место, чем... – Одна из петель ослабла, и дверь выгнулась кнутри. Триумфальные вопли из коридора заставили меня ещё больше повысить голос. – Неважно, Уолтер, просто делай всё, что можешь. Эвелина, ты предпочитаешь мой нож или мой пистолет? – Как скажешь, Амелия, – вежливо ответила Эвелина. – Тогда возьми пистолет! – завопила я. И вдруг грохот прекратился. Дверь, висевшая на одной петле, больше не тряслась. Голоса снаружи превратились в шум. Тяжёлые шаги побежали по коридору. А с улицы донёсся сильнейший крик, ударивший меня по ушам. Высокий, колеблющийся, нечеловеческий вопль, от которого волосы вставали дыбом. Подобный крик раздавался по ночам, когда Смерть реяла в воздухе, и банши[200] на замковых стенах возвещали о падении древнего дома. Я знала этот крик. – Спасены! – воскликнула я и бросилась на балкон. Один из мужчин нёс факел. В его свете ярко пылала огнём голова Кевина. Он перестал кричать и позвал меня по имени. Внизу стояли и Дауд, и «Миррор», а «Таймс» держал факел. Я не узнала остальных, но их было не меньше дюжины - кто в вечернем костюме, кто в галабеях и тюрбанах. – Спасены! – снова воскликнула я. – Вперёд, род О’Коннеллов! Кевин поднял голову. – И род Пибоди! Вы спуститесь, миссис Э., или нам подняться наверх? – Пуля пролетела мимо него, и он поспешно добавил: – Последнее, я думаю. Подождите! Наши спасатели укрылись и как раз вовремя: из дверного проёма началась ожесточённая стрельба. Я слышала, как «Таймс» ругался, и пришла к выводу, что пуля ранила его, но недостаточно серьёзно, чтобы повлиять на словарный запас. Рука схватила меня и втянула обратно в комнату. – Чёрт возьми, Амелия! – взревел мой кроткий зять. – Ты ничего умнее не придумала, чем стоять и болтать, когда люди стреляют в тебя? – Не стоит ругаться, Уолтер, – ответила я. – Всё под… Дверь с треском рухнула, отшвырнув столы и лежанки. В комнату ворвался мужчина. Прежде чем кто-либо из нас пошевельнулся, он схватил железными руками ближайшего человека. Человек оказался Давидом. После первого непроизвольного крика мальчик застыл, как статуя, тихо и неподвижно – как, я полагаю, и любой, которому в горло упирается лезвие ножа. Из открытой двери раздался голос: – Поздравляю, миссис Эмерсон. Похоже, вы выиграли эту стычку. Но следующая победа будет за мной. Впервые с тех пор, как я встретила его, Риччетти стоял без поддержки. Его огромное тело заполнило дверной проём, но что-то в его позе давало мне понять, что он не такой слабый, как кажется. Вначале я не поняла, почему он терпит поражение. Мы были практически без оружия. Как и я, Уолтер стоял неподвижно и не мог атаковать, пока нож угрожал мальчику. Потом я увидела, что Эвелина направила мой пистолет на Риччетти. Она держала его обеими руками, но оружие не дрожало. – Больше не будет стычек, – выдохнула я. – Вы проиграли войну, Риччетти. Скажите своему человеку отпустить мальчика, или она нажмёт на курок. Можешь пока сделать предупредительный выстрел, Эвелина, в нескольких дюймах над его головой. Эвелина бросила на меня быстрый страдающий взгляд, и Риччетти рассмеялся. – Я сомневаюсь, что у неё хватит духа на что-нибудь столь неприятное. Однако вместо того, чтобы рисковать, я сбегу и выживу, чтобы начать битву в другой день. Мои люди останутся, пока я не выйду из дома, поэтому не следуйте за мной. Он отвернулся. Человек, держащий Давида, был тем самым гигантом, которого мы оставили без сознания наверху. Похоже, он затаил обиду. Его глаза блеснули, когда он спросил: – Что мне с ним делать? Риччетти даже не остановился. – Перережь ему горло. Я не верю, что Эвелина хотела стрелять. Движение её пальца было вызвано непроизвольным, рефлекторным порывом чистого ужаса. Хотя она и не попала в цель, но заставила Риччетти испариться и, что более важно, отвлекла гиганта на жизненно важную секунду. И в ту же самую секунду Уолтер прыгнул вперёд. Убийца, жертва и спасатель упали на землю и сплелись в клубок. Я бросилась вперёд с ножом наготове, Эвелина подбежала ещё раньше, но мы обе были беспомощны. Всё, что нам оставалось – пытаться избежать катавшихся по полу тел и размахивавших рук. Сначала наверху оказался один человек, затем другой. Давид лежал, свернувшись в комочек, обхватив руками голову, а кулаки и ноги боровшихся вовсю хлестали его. Уолтеру не удалось удержать нож, упавший на пол, и он обеими руками схватил правое запястье противника, прикладывая все силы, чтобы заставить гиганта выпустить собственный нож. На мгновение казалось, что он победит. Затем мужчина переместил свой вес, и Уолтер опрокинулся на спину. Его голова сильно ударилась о пол, и Уолтер, оглушённый, остался лежать. Противник вырвал свою руку, поднялся на колени и нанёс удар. С воплем, почти таким же пронзительным, как крик О’Коннелла, Эвелина опустошила магазин револьвера. Перепрыгнув через Давида, она вытащила Уолтера из-под упавшего тела врага и подняла его голову. Я редко теряю способность действовать из-за явного удивления. Но в данном случае именно это и произошло. Впрочем, необходимость действовать миновала. Дверь внизу уступила, и наши спасатели ворвались в дом. Давид сидел, глаза Уолтера были открыты, а гигант, несомненно, был мёртв. Эвелина – моя нежная Эвелина! – выстрелила ему в грудь четыре раза подряд.