– Он приказал ей остаться со мной, – объяснил Давид. Уолтер так решительно покачал головой, что очки соскользнули. Он водрузил их обратно на место. – Стук Давида в дверь, очевидно, ослабил засов; это единственно возможное объяснение. Ты такая же суеверная, как мальчик, Амелия. Видишь ли, это всего лишь кошка, а не сверхъестественное существо. – Она, – сказала я, неосознанно подчёркивая местоимение, как и Давид, – обладает некоторыми качествами, более свойственными собаке, нежели кошке. Я надеюсь, что она сможет найти след Рамзеса. – Смешно, – пробормотал Уолтер. Мне не пришлось бы убеждать Эмерсона, который, как и я, знал, что Бастет может пригодиться и в драке. Она расцарапала всю спину бедному Махмуду – и всего лишь из-за незначительного раздражения. Я прикусила губу, чтобы сдержать сердитый ответ. Уолтер старался изо всех сил, но не мог преодолеть те рамки, в которых существовал ныне. Чего бы я ни дала за то, чтобы он снова стал тем, кем был когда-то – доблестным юношей, готовым рисковать своей жизнью ради верности и любви… Эвелина первой нарушила царившее молчание: – Мы на полпути. Разве не пора замаскироваться и согласовать окончательные планы? Идея маскировки принадлежала ей. Я сомневалась, что это сильно нам поможет, но Эвелина так увлеклась, что я не стала ни спорить, ни спрашивать, где она приобрела чёрное платье и вуаль для лица. У меня, конечно, были свои. В моём гардеробе всегда имеется такой ансамбль. Никто не знает, когда может возникнуть чрезвычайная ситуация. Мы надели платья, Уолтер – галабию. Больше ничего не оставалось. Наши планы, какими бы они ни были, уже определились. Когда мы пристали к берегу, я дала Дауду последние распоряжения: – Держись на расстоянии, Дауд, и в тени. Смотри, куда мы идём. Если мы войдём в дом, подожди десять... Подожди, пока не сосчитаешь до пятисот. Если мы не выйдем к тому времени, или если ты услышишь в доме стрельбу, беги и расскажи обо всём мистеру Вандергельту. Дауд был большим и добродушным мужчиной, благоговевшим передо мной. Он ни разу не воспротивился моему приказу. И сейчас это произошло впервые. Пришлось замахнуться на него зонтиком, прежде чем он согласился. Безымянные женщины в чёрных одеждах смиренно следовали за Уолтером и Давидом. Рука Уолтера была на плече мальчика – якобы дружеский жест, но я знала, о чём думал Уолтер: Давид может привести нас в засаду. Эвелина с негодованием отрицала бы такую ​​возможность, да и я сама в неё не верила, но вера – это не уверенность. Просто ещё один из рисков, на которые мы были вынуждены пойти. В Луксоре проживает всего двенадцать тысяч человек, но часть из них обитает в тесноте, в тёмных и тесных местах, городских трущобах. В ту ночь, однако, они были не такими тёмными. Праздник Ураза-Байрам, которым завершается пост Рамадана, отмечался приглашением гостей и вручением подарков[198]. Мы миновали гостеприимно открытые двери и группы беседовавших людей, но когда Давид, наконец, остановился, голоса стихли, а в окружающих домах царила тьма. – Вот, – прошептал он. – Именно здесь мужчина схватил его. Мы инстинктивно сблизились, прислонившись спинами к стене. Теперь дело дошло до кошки, и, когда от её предполагаемых талантов зависело так много, даже мне было трудно поверить в них. Я собиралась поговорить с ней, когда мои глаза, озираясь вокруг, выхватили что-то, что я узнала. – Этот дом, – прошипела я, указывая. – Откуда ты знаешь? – спросил Уолтер. – Слишком долго объяснять. – Я принялась изучать фасад дома. Как и другие, примыкавшие к нему с обеих сторон, он был высотой в несколько этажей, шелушащаяся оштукатуренная поверхность прерывалась только ставнями на окнах с обеих сторон дверного проёма и балконом над ним. Принадлежала ли эта неприхотливая квартира в Луксоре самому Риччетти? Это был тот самый дом, из которого вышел гигант и – теперь я поняла – пытался схватить меня. Продолжая изучать здание, я заметила несколько интересных особенностей. Во-первых, ставни были прочными и настолько хорошо прикреплены к рамам, что не пропускали ни один луч света. Обитатели должны быть необщительными людьми, не поощряющими гостеприимство даже в праздничные дни. То же самое относится и к домам по обе стороны, и к тем, которые расположены на другой стороне узкой улочки. Весь район был необычайно тёмным и тихим. Я задалась вопросом, владеет ли Риччетти всеми домами на улице или просто контролирует их. Если бы он разместил охрану снаружи, с нами было бы покончено, но я не считала, что он будет беспокоиться. Сплошные стены и ставни на окнах превращали дома в своеобразные крепости. Я решила не тратить время на поиски чёрного входа. Вероятно, он существовал, но мы не могли бы отличить его от других, а если бы через него было легче войти, то его и защитили бы получше. Я сняла закутывавшие меня чёрные одеяния и отбросила их прочь. – Подними меня на плечи, – сказала я Уолтеру, указывая на балкон. Это был единственный возможный путь; Уолтер тоже это знал, но чувствовал себя обязанным утверждать свою мужественность. – Не ты. Я… – Я не смогу поднять тебя, ты, идиот. – Я цедила слова сквозь зубы. – Если будешь спорить со мной, Уолтер, я… я… мне придётся ударить тебя. – Делай, как она говорит, – бросила Эвелина. Теперь она держала в руке зонтик, ранее спрятанный под одеждой. Забраться оказалось довольно сложно, так как я спешила, и, даже стоя на плечах Уолтера, никак не могла добраться до балкона. Если бы Эмерсон был с нами... Я выбросила этот соблазнительный образ из головы и нашла трещину, достаточно большую для носка моего ботинка. Честно говоря, не знаю, как мне это удалось, но нашла, потому что другого варианта не было. Ставни были не цельными. Я не видела свет между деревянными створками, и надеялась, что это означало, что комната за ними необитаема. Я не смогла избежать некоторого шума, когда провела ножом в щели между створками и откинула внутренний засов. Проклятые петли тоже скрипели. Зонтик пришлось бросить внизу, но мои инструменты остались со мной[199], и, шатаясь в тёмном проёме, я поняла, что придётся рискнуть и зажечь спичку. Комната была спальней, скудно меблированной лежанками, несколькими столами и набором посуды. Она напоминала общежитие в дешёвой школе-интернате. Логово бандитов и их прислуги, решила я. Нам повезло, что мы появились именно сейчас – через несколько часов комната могла заполниться спящими мужчинами. Мне следовало поторопиться на случай, если один из них решил лечь спать пораньше. Я задержалась только для того, чтобы зажечь потайной фонарь. Затем на цыпочках подошла к двери и открыла её. Комната выходила в коридор, с четырёх сторон окружавший открытую лестничную клетку. Снизу я услышала голоса и увидела проблески света. Нерешительность, редко посещающая меня, вдруг овладела мной. Попытаться открыть входную дверь или немедленно продолжить поиски Рамзеса? На самом деле решение было несложным. Внизу были люди, и незаметно добраться до двери, по пути открывая засовы и замки, было бы трудно, если не невозможно. Не говоря уже о другой причине для предпочтения второго варианта, причине, которую не нужно объяснять любому родителю. Я заставляла себя покинуть иллюзорную безопасность комнаты, когда что-то толкнуло мою лодыжку, и звук, похожий на жужжание гигантского насекомого, ударил меня по ушам. Я обернулась, подняла нож и увидела тёмный силуэт у оконного проёма. – Это я, ситт, и Бастет. Не бей! Я проглотила своё сердце – по крайней мере, почувствовала это – и сумела заговорить. – Давид! Как ты сюда попал? – Залез. – Он босиком подошёл ко мне, бесшумный, как тень. – Мистер Уолтер Эмерсон говорит, открой дверь. Если нет, он тоже полезет. Мне, малость струсившей, стало немного легче от того, что он – они оба – со мной. В тёмном доме, наполненном врагами, очень одиноко. Кошка непрестанно мурлыкала. (Хорошо известен факт, что знакомые звуки нелегко узнать в незнакомой обстановке.) Я наклонилась, чтобы погладить её по голове. – Не думаю, что мы сможем добраться до дверей, – прошептала я. – Самое главное – найти Рамзеса, если он здесь. – Он здесь. Бастет знает. Она лезет мне на плечо. Теперь слышишь, она мурлычет. – И слишком громко. Бастет, немедленно прекрати мурлыкать. Она повиновалась. Уолтер сказал бы, что это совпадение. – Нас не должны обнаружить, Давид. Если Рамзеса нет в доме, мы не можем позволить Риччетти узнать, что мы здесь. И ради всего святого, говори по-арабски! Твой английский хорошо идёт, но сейчас не время практиковаться в новом языке. Я скорее почувствовала, чем увидела, как он кивнул. – Ситт, ты неправильно держишь нож. Остриём вверх, а не вниз. В подобных обстоятельствах это был хороший практический совет, хотя и не тот, которого я ожидала. – Я знаю, – смиренно сказала я. – Я забыла. – Не забудь. Идём. Чёртов парень, он начал говорить так же, как Рамзес, пытаясь приказывать мне и взять на себя ответственность. Как и кошка (но это кошачья привычка). Бастет прошла мимо нас по коридору, покачивая хвостом, и направилась вверх по лестнице. Двери на этом уровне стояли ближе друг к другу, а пол был разбит и изношен. Каждый шаг сопровождался скрипом или стоном, которые, казалось, разносились эхом, как выстрелы из пистолета. Я пользовалась потайным фонарём как можно реже; каждый раз, когда я открывала створку, то чувствовала, что свет виден по всему дому. Бастет двинулась дальше, минуя одну закрытую дверь за другой. Она выглядела очень уверенно – но это, опять же, характерно для кошек. Моя вера в неё начала колебаться. Как она могла знать, куда идёт? Этот верхний этаж, голый и неустроенный, был не самым логичным местом для узника. Я ожидала, что вкусы Риччетти склонятся к чему-то более неприятному – сырой, мрачной берлоге глубоко под землёй, со струящейся по стенам водой, крысами и змеями... Эта воображаемая картина была настолько ужасна и захватывающа, что Давиду пришлось схватить меня за рукав, и лишь тогда я увидела: тонкий луч света лежал на изношенных досках, словно золотая нить. Дверь, из которой эта нить выходила, была закрыта, но наружная сторона немного покоробилась. Бастет села перед дверью и выжидающе посмотрела на меня. Я закрыла створку на потайном фонаре и наклонилась к Давиду. – Я думаю, что будет охранник. – Айва. Если закрыто, я буду говорить. Если открыто, я пойду первым. Не думаю, парнишка, подумала я, потянувшись за пистолетом. Я надеялась, что мне не придётся открывать огонь и поднимать на ноги весь дом, но если Рамзес внутри, я сделаю всё, что угодно, чтобы вытащить его. Вида пистолета может вполне хватить. Большинство людей повинуются приказам человека, наводящего на них оружие. Давид дошёл до двери раньше, чем я. Он нажал на защёлку и одним движением распахнул дверь. Охранник был. Тот самый гигант, которого я раньше видела. Я замечала, что преступники, как правило, совершают ошибку, нанимая очень крупного человека вместо более маленького и более быстрого. Этот тип тяжело поднялся со стула, наводя на мысли о движущейся горе. – Стой, – тихо, но решительно сказала я. – Ни звука, или я буду стрелять. Гигант остановился. Давид – тоже. Он держал нож так, как учил меня, и я не сомневалась, что он пустил бы его в ход. – Ложись на пол, – последовал мой следующий приказ. – Быстро! Вместо того, чтобы подчиниться, мужчина перевёл взгляд с меня на мальчика. Его брови нахмурились. Он думал. Очевидно, это был болезненный процесс, но, к сожалению, у него хватило здравого смысла, чтобы точно взвесить шансы. Его любопытный взгляд переместился на кошку, сидевшую в стороне и наблюдавшую так же хладнокровно, как зритель за спектаклем; затем взгляд вернулся ко мне, и медленная неприятная улыбка расползлась по лицу. Я искренне сожалела о том, что мне пришлось отказаться от моего зонтика; видимо, это волшебное оружие достаточно его пугало. Теперь он решил, что ребёнок и женщина, лишённые магии зонта, не представляют реальной угрозы. Любой звук, выстрел из пистолета или звук борьбы заставит сбежаться остальных бежать. Мы, похоже, оказались в тупике. Со звуком, похожим на брезгливое фырканье, Бастет присела и прыгнула прямо на лицо мужчины. Он отшатнулся назад, его крик заглушили сначала десять фунтов веса кошки, а затем стул, который Давид разбил о его голову. Он упал поперёк кровати и на ноги Рамзеса, лежавшего на ней.