– Ты знал, что её там не было! Ты не воспринял бы это так хладнокровно, если бы не ожидал этого. – Да, я был готов к её отсутствию, – спокойно согласился Эмерсон. – Видишь ли, моя дорогая, я всегда верил, что лысая маленькая старушка из тайника Дейр-эль-Бахри – Тетишери. Она обладает поразительным сходством с другими членами семьи, которые также находились в тайнике – эти выдающиеся передние зубы довольно характерны. Не проси меня объяснить, как она туда попала, или почему её пустой саркофаг был так тщательно закрыт. Это остаётся и, вероятно, навсегда останется загадкой. – Ну ещё бы! – воскликнул Уолтер. – У тебя явно уже имеются одна-две теории. Эмерсон уже снял куртку и галстук. Откинувшись на спинку стула, он вынул трубку. – А как насчёт бокала виски каждому? – добродушно спросил он. – У нас есть, что отпраздновать, дорогие мои. И наличие или отсутствие мумии значения не имеет. – Честно говоря, – продолжал он, – мои блестящие выводы о местонахождении гробницы ушли несколько в сторону. Это была не оригинальная гробница Тетишери; это было перезахоронение, устроенное Хатшепсут для своей уважаемой предшественницы после того, как оригинальная могила была ограблена или над ней возникла угроза разграбления – последнее, ​​скорее всего, так как основная часть погребального оборудования сохранилась. К тому времени короли новой Фиванской империи поняли, что такие выдающиеся памятники, как пирамиды, привлекают внимание расхитителей гробниц. Отец Хатшепсут был первым, кто построил свою гробницу в Долине Царей – никто не знал, никто не видел, как хвастался королевский архитектор[208]. Хатшепсут настолько успешно спрятала свою гробницу, что её вообще не нашли[209]. Место, которое она выбрала для Тетишери, было столь же скрытым. Ей соорудили гробницу, украшенную в традиционном стиле и со скромностью, необычной для египетского правителя; изображения Хатшепсут встречаются только во входном коридоре. А рельефы и надписи, вероятно, описывали совершённое ей благочестивое восстановление гробниц её предков. После её смерти племянник, которого Хатшепсут годами держала под каблуком, начал войну против памяти о ней[210]. Я считаю, что именно его люди вошли в гробницу Тетишери. Тутмос, чья мать была скромного происхождения, вероятно, коллекционировал знатных предков; он забрал мумию Тетишери и часть её погребального инвентаря. И не просите меня размышлять о том, почему что-то забрали, а другое оставили! В отличие от некоторых моих коллег, я археолог, а не автор исторических романов. Последнее действие слуг Тутмоса – уничтожение украшений входного коридора, где упоминается Хатшепсут. Гробницей снова стали пользоваться во время Двадцать первой династии для захоронения семейства жрецов – тех, чьи гробы мы нашли растоптанными и разбитыми современными ворами. Возможно, именно они оставили безымянную мумию, но я склонен полагать, что она уже была там, и что именно её присутствие удерживало жрецов от проникновения в погребальную камеру. – Отлично, Эмерсон, – подхватила я. – Я в целом согласна с твоей реконструкцией, но ты не предложил теорию о личности Безымянной Мумии. – Продолжай! – воскликнул Уолтер. – Даже ты, Амелия, не можешь... То есть не осмелилась бы... Что я хочу сказать... – Он хочет сказать, – перебил Эмерсон, – что только ты обладаешь творческой силой, чтобы вообразить – прошу прощения – логически вывести решение этой древней тайны. Продолжай, моя дорогая Пибоди. Я с интересом жду твоих замечаний. – Конечно, это только теория, – скромно призналась я. – Но, как ты и говорил, мы можем быть совершенно уверены, что в гробницу вошли агенты Тутмоса III. Король уничтожил рельефы, которые возвеличивали его могущественную, самодержавную тётку Хатшепсут, но у него не было причин воевать с Тетишери. Думаю, именно он оставил Безымянную Мумию. Так кто же был этот несчастный, мучительно убитый, ритуально уничтоженный? Очевидно… что ты сказал, Эмерсон? – Очевидно, – пробормотал Эмерсон. – Я сказал: «Очевидно», повторяя твоё собственное слово. Продолжай, дорогая. – Очевидно, он был важной персоной: жрецом, принцем или дворянином. Тело обычного преступника не оставили бы вообще. Очевидно, он совершил какой-то поступок, который вызвал ненависть фараона, поскольку это было официальное убийство – короче, казнь. Теперь я спрашиваю: какого высокопоставленного чиновника ненавидел Тутмос? Какой низкорождённый выскочка осмелился... э-э... Эмерсон вынул трубку изо рта. Черенок был довольно сильно пожёван. – Осквернить? – обманчиво мягко завершил он. – Буквально на днях, Пибоди, ты отрицала, что королева приняла бы простолюдина в качестве любовника. – Ты неправильно меня понял, любимый, – ответила я. – О Всемогущий Боже! – воскликнул Эмерсон. – Подумай, – не останавливалась я. – Царь Египта – будь то мужчина или женщина – был божественным, потомком бога, но я не сомневаюсь, что древние египтяне следовали тому же несправедливому двойному стандарту, который царит сегодня. Для короля было вполне приемлемо иметь столько наложниц, со сколькими он мог справиться, но простолюдину, вступившему в близкие отношения с королевой, оставалось недолго жить – если только королева не являлась одновременно королём, и таким образом могла защитить своего любимого! Как только защита исчезла, грешник встретил судьбу, предписанную нарушителям религиозного и государственного права. Но – и это, я думаю, является убедительным аргументом... как бы поточнее выразить... – Конечно! – воскликнула Нефрет. – На него упала тень её божественности! – Безусловно, – произнёс Рамзес с неповторимой интонацией, – можно выразиться и так. – Очень правильный способ выразить это, – благодарно кивнула я Нефрет. – Эти отношения наполнили его физические останки определённой святостью; они не могли быть полностью уничтожены. Однако одновременно они были и прокляты, и именно поэтому Тутмос удалил Тетишери из места её упокоения, чтобы её не осквернил контакт с ними. – Точно! – воскликнул Нефрет. – Прекрасно, тётя Амелия! Кто ещё это мог быть, кроме Сенмута? – Кто ещё? – повторил задумчиво Эмерсон. – Любой из – дайте-ка припомнить – пятисот князей, жрецов и высокопоставленных чиновников, живших в то время. Послушай, Пибоди, ты даже точно не знаешь, когда этот парень умер! Техника мумификации сможет указать дату, так как он не мумифицирован! Пятьсот чёртовых мужчин! А то и все пять тысяч! – Я полностью согласна с Амелией, – твёрдо сказала Эвелина. – Сенмут – самый логичный кандидат. Уолтер, открывший рот, снова закрыл его. Не найдя поддержки с его стороны, Эмерсон с надеждой посмотрел на сына. – Ты следуешь моим рассуждениям, Рамзес? Невыразительные чёрные глаза Рамзеса переместились с Эвелины на Нефрет, затем на меня. – Да, отец, следую. Тем не менее, я считаю, что мама привела веские аргументы. Хм-м. Да. В целом я с ней согласен. Мы отплыли из Александрии тридцатого, и хочу сказать, что приятно было чувствовать морские ветра после сильной апрельской жары в Верхнем Египте. Также было приятно, что несколько здоровых взрослых людей (не говоря уже о Давиде и Нефрет) следили за Рамзесом, вместо того, чтобы нести за него единоличную ответственность. Рамзес на борту корабля – источник неисчислимых опасностей. Эвелина с Уолтером договорились в следующем году снова отправиться с нами; они будут помогать в воспроизведении украшений гробницы: Эвелина – художественных работ, а Уолтер – копирования надписей. Вскоре после нашего отъезда мы с Эмерсоном как-то прогуливались по палубе, и вдруг я заметила, что нахмуренные брови омрачили гладкую поверхность благородного лба. – Не стоит так переживать, – принялась убеждать я. – Надеюсь, ты не беспокоишься о гробнице? Риччетти благополучно спрятан в тюремной камере, а его приспешники заключены в тюрьму или сбежали; мисс Мармадьюк останется под присмотром доктора Уиллоуби, пока не оправится от нервного срыва; и после прочитанной тобой нотации Лейла не посмеет снова нам помешать. Ты слишком легко её отпустил, Эмерсон. Женщины всегда знают, как тебя обойти. – А что бы ты сделала с ней? – отпарировал Эмерсон. – У нас не было ни малейшего доказательства того, что она была замешана в преступлении. Если бы ты не позволила Берте уйти... – Ты бы поступил точно так же. – Хм-м, – отозвался Эмерсон. – И доказать её соучастие было бы сложно. Её преступные сообщницы были – и, если считать Лейлу примером – остаются верны ей. Возможно, – задумчиво продолжала я, – благотворное влияние материнства смягчит её и отвратит от зла к добру. – Хм-м, – ещё решительнее отозвался Эмерсон. – В любом случае нам не следует беспокоиться о ней в ближайшем будущем, и гробница находится в максимально возможной безопасности. Абдулла и другие будут тщательно её охранять. – Об Абдулле я думал, – признался Эмерсон. – Я не сомневаюсь, что и он, и его люди начеку. Но он стареет, Пибоди. Вскоре мне придётся заставить его уйти в отставку, пока он не получил ранение. И не знаю, как это сделать, не задев его чувства. – Если заменить его одним из его сыновей… – Все они неплохи, но ни у одного нет необходимых лидерских качеств. Я подумывал об обучении Давида, чтобы тот занял его место. – Почему нет? Эмерсон остановился и повернулся, прислонившись к перилам. – Потому что мальчик слишком хорош для такой работы. В Египте есть и другие, похожие на него, но у них нет никаких шансов, пока из-за наших невежественных английских предрассудков им не суждено получить должного образования. Мы можем предоставить Давиду такой шанс. – И предоставим! – воскликнула я. – Эмерсон, я всей душой поддерживаю тебя. Эвелина и Уолтер поступят точно так же. – Я уже упоминал Уолтеру об этом, – усмехнулся Эмерсон. – Он предложил этим летом начать обучение мальчиков иероглифам, пока Давид живёт у них. Я полагаю, что свои планы имеются и у Эвелины. – Для него было бы лучше сначала научиться читать и писать по-английски, – согласилась я. – Рамзес позаботится об этом; он выделил четыре часа в день на уроки. Эмерсон предложил мне руку, и мы пошли дальше. – Пибоди, я хочу кое-что обсудить с тобой. О Боже, подумала я. Что теперь? Осталось несколько незначительных моментов, о которых я не уведомила Эмерсона для его же блага. Какой из них он обнаружил? – Мне было очень грустно, – заявил Эмерсон, – когда ты упрекала меня в том, что я не купил тебе маленькую статую Тетишери. – О, это, – сказала я, стараясь слишком демонстрировать облегчение. – Я просто пошутила, любимый. – Хм-м, – отозвался Эмерсон. – Моя дорогая Пибоди, я когда-нибудь препятствовал твоим желаниям? Разве я не способен предвидеть и удовлетворить твоё малейшее желание? – Ну, Эмерсон, раз ты спрашиваешь… – У меня была чертовски веская причина не покупать эту статуэтку, и она не имела никакого отношения к моим принципам. Я часто жертвовал ими ради тебя, моя дорогая. – Какая причина, Эмерсон? – Это была подделка, Пибоди. На этот раз остановилась я, схватив его за рубашку и заставив повернуться ко мне лицом. – Ты имеешь в виду одну из копий Хамеда? Ту, которую ты видел в антикварном магазине десять лет назад? Ту, которую купил мистер Бадж... Эмерсон! Ты говоришь мне, что статуя в Британском музее является подделкой, и что ты всегда это знал? Но почему же не сообщил им? – С какой стати? Они обожают Баджа и его блестящие комбинации. Однажды кто-то – я сам, если захочу – просветит их, и Бадж будет выглядеть почти таким же глупым, каким и является на самом деле. – Глаза Эмерсона сапфирово сияли в предвкушении удовольствия. – Кто знает, вдруг нам удастся откопать оригинал. Представляешь мину Баджа? Как удержаться и не разделить его детское восхищение? Мы отсмеялись в своё удовольствие, а потом я взглянула на наручные часы: – Боже мой, уже почти время чаепития. Пошли, соберём детей. Я обещала, что прочту им моё сказание. – О, так ты закончила историю о гиппопотамах? – Эмерсон взял меня за руку, и мы пошли к лестнице. – Как, если мне позволено спросить? Ведь осталась только небольшая часть оригинала. – Это только предположение, – скромно призналась я. – Однако я считаю его психологически правильным. Конечно, имея в виду древнеегипетскую психологию. – Конечно, – улыбнулся Эмерсон. – Ты помнишь, где заканчивается оригинал – фараон и его придворные растерянно размышляют, как ответить на оскорбительное требование убить ревущих гиппопотамов? Да. Что ж, когда они сидят в растерянном молчании, с её трона поднимается королевская мать, вдовствующая королева Тетишери, мудрая и почитаемая, и звонко обращается к высокомерному посланнику. Я сочинила для неё довольно милую речь, смоделировав её по одному из обращений королевы Елизаветы к её войскам до прибытия Армады[211]. – Отличная модель, – одобрил Эмерсон.