– Как ты можешь быть такой слепо самодовольной? Разве ты не знаешь, как сильно я тебя ненавижу – и почему? Ночь за ночью я не могла заснуть, воображая способы, которыми убила бы тебя. Некоторые из них были поистине гениальными, миссис Эмерсон – о, поистине гениальными! К сожалению, сейчас у меня нет времени, и придётся осуществить это быстрее и безболезненнее, чем хотелось бы. Матильда! Я помнила о силе женщины, но просто не смогла предвидеть подобное развитие событий. Мысли спутались в полной неразберихе, когда мускулистая рука «сиделки» подняла меня со стула и пальцы сжали мне горло. Сжали быстро, грубо и умело; перед глазами всё плыло, и мои попытки освободиться были такими же слабыми, как у младенца. – Не позволяй ей потерять сознание, – пробормотала Берта, скользя ко мне. – Я хочу, чтобы она знала, что её ждёт. Она извлекла из-под халата кинжал, украшенный драгоценными камнями. Я пыталась что-то сказать. Из моих губ вырвалось сдавленное шипение, и жёсткие пальцы сжались ещё сильнее. Темнота заволокла мне глаза, и сквозь звон в ушах я услышала проклятие Берты, ругавшей другую женщину за то, что она слишком сильно душила меня. Я планировала симулировать потерю сознания в надежде, что похитительница ослабит хватку, но, видимо, ждала слишком долго. Моя последняя мысль, как и всегда, была об Эмерсоне. Мне казалось, что я слышу его взволнованный упрёк: «Пибоди, как ты могла оказаться такой дьявольской дурой!» Я слышала его! Или, по крайней мере... Перед глазами по-прежнему всё плыло, но зрение и осязание вернулись ко мне. Я упала на пол, и голос стал яснее. Не Эмерсона – но мужской голос, взволнованно говорящий по-английски: – Вы с ума сошли? Дайте мне нож! Фраза завершилась ворчанием или удушьем. Я решила, что мне стоит выяснить, что происходит, и приподнялась на локтях. Сначала я видела только ботинки, затем его рука схватила меня под руку и подняла на ноги. – Вы не пострадали, миссис Эмерсон? – Нет, спасибо, сэр Эдвард, – прохрипела я, потирая горло. – Но почему, чёрт возьми, вы стоите на месте? Спешите за ними! В комнате никого не было, за исключением нас двоих. Он держал пистолет – мой. Светлые волосы идеально уложены, лицо спокойно, одежда безупречна – за исключением крови, пропитавшей левый рукав. – Не уверен, что в данный момент это в моих силах, – вежливо ответил он и рухнул на землю у моих ног. На том всё и завершилось. К тому времени, когда я выяснила глубину раны и остановила кровотечение, не осталось никакой надежды догнать сбежавших. Он пришёл в себя, когда я перевязывала ему руку, и начал извиняться: – Я был безоружен, как видите. Я нашёл этот пистолет на столе в соседней комнате, но просто не мог заставить себя стрелять, даже после того, как она напала на меня с ножом. Не в женщину. – Хм-м, – фыркнула я. – Без сомнения, ваши чувства заслуживают уважения, сэр Эдвард, но они чертовски неуместны. Надеюсь, что именно женщина обольстила вас, а не наоборот? – Обольстила? Боже мой, миссис Эмерсон, о чём вы говорите? – Я видела вас – скорее слышала – с ней в саду в отеле «Луксор», в ту ночь, когда мы обедали с мистером Вандергельтом. – Слышали, – медленно повторил он. – Я думала, что рядом с вами – Гертруда, – призналась я. – Но это была не она, не так ли? – Нет – Ответ последовал быстро и решительно. – Я не знаю, что вы слышали, миссис Эмерсон, но ваша интерпретация моих отношений с женщиной – какой бы она ни была – полностью ошибочна. Я и не думал мечтать о... э-э... Даже если бы она не была... э-э… Я принял её за одинокую, скорбящую женщину, нуждавшуюся в сочувствии и дружеском общении. Мы поговорили, вот и всё. Уверяю вас, это было всё! – Но вы предполагали, что это станет чем-то большим. Его глаза сияли нескрываемым весельем. – Я никогда не обманывал вас, миссис Эмерсон. Вы знаете, как у нас, младших сыновей: выгодный брак – единственная надежда на успех. Она изображала богатую вдову, была молода, привлекательна и… э-э… восприимчива к сочувствию. – А Нефрет? Он громко рассмеялся и покачал головой. – Вам не стоит бояться за добродетель вашей подопечной, миссис Эмерсон. Я не знал о её родных, когда впервые встретился с ней. Уже потом мне стало известно, что она – наследница лорда Блэктауэра... Ну, стоит подождать, согласны? Через несколько лет она станет ещё красивее и сама станет управлять собственной судьбой. – Я восхищаюсь вашей искренностью, хотя и не вашими принципами, – кивнула я. – Пожалуй, нам лучше уйти, согласны? Без посторонней помощи он встал и прошёл мимо меня в соседнюю комнату. Там тоже было пусто: Лейла посчитала целесообразным исчезнуть. – Вы можете править? – спросила я. – Возьмите меня за руку, если чувствуете слабость. – Рана поверхностная. Я чувствую себя очень глупо из-за этой слабости. Травма была поверхностной. Он притворился слабым, потому что не хотел вести себя жестоко с женщиной – не просто с женщиной, но с дамой, и, кроме того, с дамой, к которой испытывал нежные чувства. Некоторые могут назвать это поведение рыцарским. Я называю его глупым и непрактичным, но действия сэра Эдварда избавили меня от болезненного решения. Тяжело обречь женщину в деликатном состоянии на суровые условия тюрьмы, и в действительности у меня не было никаких доказательств преступного поведения с её стороны, кроме нападения на меня – и я слишком хорошо понимала мотив этого поступка. Разве я не испытывала тех же мук ревности и гнева, когда боялась, что потеряла любовь Эмерсона[206]? Но моя ревность была преходящей и безосновательной, а страдания Берты останутся стойкими и безнадёжными, потому что Эмерсон никогда не будет принадлежать ей. Не удивительно, что она ненавидела меня! Размышляя таким образом, я позволила сэру Эдварду вести меня туда, где ждали лошади. Он бросил монету мальчишке, державшему поводья, и помог мне сесть в седло. – Вы собираетесь рассказать мужу об этом приключении? – спросил он. – Не вижу другого выбора. – Я осторожно дотронулась до синяка. – Если только вы не собираетесь признаться, что душили меня. Он ответил на мою шутку собственной: – А вы намеревались зарезать меня. – Он взревёт на всю округу, – промолвила я с сожалением. – Что ж, ему полезно. Э-э… конечно, я скажу ему правду: я пришла выразить своё почтение вдове Абд эль Хамеда и с удивлением обнаружила, что она скрывала у себя загадочную женщину. Разумеется, она будет утверждать, что не знала о преступных действиях своего покойного мужа и понятия не имела, что бедная дама-инглизи замешана в них. Дама явилась к ней, потому что... хм-м, дайте мне подумать. Потому что она устала от бурной жизни отеля и хотела уединения и покоя, вдали от безумной толпы? Лейла по доброте своего сердца приняла даму... Да, что-то в этом роде. – О, восхитительно! – воскликнул сэр Эдвард. – Вы не думали когда-нибудь написать роман, миссис Эмерсон? У вас просто дар к художественной литературе. – Вот так и будет, – строго ответила я. – Я никогда не лгу мужу, сэр Эдвард. Я изложу ему правду – к моему полному удивлению, на меня напала женщина, чьё существование мы предполагали, но о личности которой... Э-э, сэр Эдвард, как я понимаю, вы появились в доме всего за несколько минут до того, как ворвались в комнату? Мне любопытно узнать, как вы поняли, что я нуждаюсь в спасении, поскольку не помню, чтобы звала на помощь. – Я и не думаю, что вы могли бы звать – вас очень эффективно душили. Нет, я услышал гневный голос женщины и использование выражений, традиционно считающихся неженственными. И взял на себя смелость проверить. Таким образом, он не слышал предыдущее обсуждение. Какое облегчение! Я была уверена, что могу положиться на его осмотрительность, но одновременно радовалась, что к этому не придётся прибегнуть. Моё – и Эмерсона – предыдущее знакомство с загадочной женщиной лучше хранить втайне. Я снова заверила его в своей признательности. – Никого из нас нельзя обвинять в том, что бедняга не осознал, что наш неизвестный противник был женщиной, – объяснила я. – Женщины, сэр Эдвард, к сожалению, подвергаются дискриминации в нынешнем мужском мире, но подчинённый статус даёт им одно преимущество. Их всегда подозревают в последнюю очередь! – Я усвоил урок, – последовал печальный ответ. – Никогда больше я не буду недооценивать способности женщины, во благо или во зло. – Я жду от вас встречной откровенности, – сказала я. – Вы последовали за мной, потому что боялись, что приспешники Хамеда могут остаться в Гурнехе. Эмерсон будет очень благодарен. – Не так благодарен, чтобы сожалеть о моём отъезде, – мягко ответил молодой человек. – Да, мне необходимо срочно покинуть Луксор. Возникли неотложные семейные вопросы, требующие моего присутствия. – Сожалею. Вы сообщили Эмерсону? – Я собирался сделать это сегодня. Ему не составит труда заменить меня; каждый археолог в Египте предлагал услуги своего персонала. – Мы будем сожалеть о вашем отсутствии. – Очень любезно с вашей стороны. – Он подарил мне насмешливый взгляд голубых глаз. – Вы не в последний раз видите меня, миссис Эмерсон. – Оставьте все надежды на Нефрет, сэр Эдвард. Эмерсон никогда на это не согласится. – Никто не знает, миссис Эмерсон. Меня считают обладающим даром убеждения. – Мы ехали медленно бок о бок; улыбаясь, словно про себя, он задумчиво произнёс: – Мисс Нефрет – красивая девушка и будет богатой наследницей; но вот что прежде всего привлекает в ней такого мужчину, как я: однажды она станет женщиной с сильным характером – такой, какой вы являетесь сейчас. Надеюсь, вы поймёте, что я имею в виду, миссис Эмерсон, когда скажу: если бы не тот факт, что вас уважает тот, кого я высоко ценю, я бы рискнул... Но уверен, что вы меня понимаете. Трудно злиться на джентльмена, который делает вам комплименты – даже дерзкие. Особенно дерзкие. 5 апреля 1900 года мы открыли саркофаг. Нам потребовалось почти два месяца работы днём ​​и ночью, чтобы расчистить путь к этому массивному сооружению. К счастью для кровяного давления Эмерсона, мы смогли достичь результата, не жертвуя его (точнее, нашими) профессиональными принципами. Начиная от дверного проёма, мы расчищали путь шириной в метр прямо к саркофагу, записывая содержимое каждой секции перед тем, как перейти к следующей. Наши труды облегчал тот факт, что проход был относительно свободен от предметов, как будто кто-то сознательно убрал или оттолкнул их в сторону. Путаница ювелирных украшений была одним из сохранённых нами призов, но дразнившим нас колёсам пришлось подождать; они не находились на прямом пути к саркофагу. Эмерсон подсчитал, что для очистки остальной части зала потребуется ещё как минимум два сезона, но, по его и моему мнению, необходимо, чтобы мумию убрали до того, как мы покинем Египет. Хотя гробницу полагалось запереть и охранять, мы не недооценивали трудолюбивых грабителей Луксора. Любопытство и интерес общества возросли до предела после того, как Кевин опубликовал свою первую «сенсацию» – тот факт, что кропотливое изучение Уолтером кусков штукатурки, найденных среди обломков во входном коридоре, выявило имя королевы Хатшепсут. Они с Эмерсоном согласились, что фрагменты картуша могут принадлежать только ей. Это сообщение больше нигде не появилось; Эмерсон настаивал на том, что оставшиеся рельефы и надписи на саркофаге убедили его в том, что гробница принадлежит Тетишери, но это не помешало буйству воображения прессы и публики. О Тетишери практически никто не знал, кроме египтологов, но великая царица Хатшепсут была знакома каждому туристу, посетившему её храм. Кажется, именно Кевин предположил, что дамы могли разделить саркофаг! Конечно, полная чепуха, но она порадовала читателей его газеты – две королевы по цене одной! Я не сомневался, что эта фантазия не менее сильно заинтересует гурнехцев. В конце концов, между людьми – так называемыми примитивными и присвоившими себе имя цивилизованных – нет большой разницы. Хотя мы и пытались хранить в секрете точный день открытия саркофага, но к этому моменту собралась толпа зевак, и наши люди, держась за руки, образовали цепь, сдерживая назойливых журналистов и праздных зевак. В результате количество людей, допущенных в гробницу, оказалось явно бо́льшим, чем хотелось бы Эмерсону. Он установил временные настилы вдоль дорожки в погребальной камере, но неустанно бормотал себе под нос ругательства при виде того, как наши уважаемые гости – месье Масперо, генеральный консул Великобритании (наш старый друг лорд Кромер, бывший сэр Ивлин Баринг), Говард Картер в качестве инспектора и представитель хедива – шагали по узкому проходу. Там уже стояли Сайрус и – к удивлению Масперо и негодованию паши – Абдулла с внуком. Я согласилась с Эмерсоном, что они имеют право присутствовать. Накануне Эмерсон и Абдулла установили необходимый полиспаст[207] с тяжёлыми деревянными штативами у обоих концов саркофага и подвели рычаги и клинья для поднятия крышки на достаточное расстояние, чтобы позволить канатам проходить под ней. Пока огромная крышка из кварцита медленно поднималась, каждый взор был прикован к ней, и каждое дыхание учащалось и прерывалось. Наконец щель стала достаточно широкой, и Эмерсон заглянул внутрь. А затем спустился с камня, на котором стоял. – Дамы и господа, – объявил он, – с сожалением констатирую, что королева Тетишери сегодня не принимает. Саркофаг был пуст. Не осталось ни кусочка дерева, ни обломка кости. Из-за толпы нам пришлось вернуться на «Амелию», чтобы развлечь наших посетителей. Звучали тосты, звенели бокалы, но в поздравлениях Масперо явно слышалось вежливое сочувствие. Эмерсон только пожал плечами. – Небольшое разочарование, месье, – сказал он равнодушно. – Картины – шедевры, содержимое гробницы – замечательно. На большее – никаких разумных надежд. После того, как почтенные гости удалились, я повернулась к Эмерсону: