Часть 38 из 70 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Скорее использовались, — сказал Матиас. — И для передвижения.
— И для еды, — заметил Ян.
Матиас кивнул. Уточнил:
— Они неразумны. А сейчас всё больше и больше мяса выращивается искусственно.
— Я понимаю, — сказал Ян. — Мы не кони. Кони неразумны. А если честно, то мы ведь тоже не абсолютные вегетарианцы, некоторое количество животного белка нам необходимо. Насекомые, яйца, птицы… Но всё-таки… Вы так уверены, что знаете, где граница разума? Что существа, которых вы поедаете, неразумны, не осознают происходящего, не испытывают страха, боли, отчаянья?
— Блин. — Матиас присел на платформу, качнувшуюся под его весом и тут же выправившуюся. — Не знаю, Ян. Врать не стану, я не веган, не вегетарианец, но, если так ставить вопрос… конечно же, что-то осознают. Наверняка боятся и чувствуют боль. Скорее всего, всякие там рыбы и курицы глупее… в нашем понимании… но… Знаешь, по прогнозам, через двадцать лет Земля сможет полностью обеспечивать население животной пищей из чанов клонирования. И этот вопрос уйдёт. Но, кстати, встанет другой — что делать с миллионными стадами свиней, коров, птицы! В природе они не выживут. Их придётся умерщвлять или стерилизовать… та ещё проблема…
Ян кивнул. Ему показалось, что Матиас реально стыдится того, что люди едят животных.
— Я не о том сейчас, — сказал он. — Вот эти… Стиратели. Мы ведь считаем, что это потомки людей из какой-то прежней реальности, не затронутые действиями Ракс? А что, если они так далеко цивилизовались, что просто не считают нас разумными, ну как вы рыб и этих… свиней? Вот и уничтожают миры.
— Нет, не похоже, — не раздумывая, ответил Матиас. — Во-первых, их уровень развития хоть и высок, но сопоставим. Во-вторых, они ведь даже общались с нами и с Ракс. В-третьих, они не уничтожают миры полностью, лишь тормозят, отбрасывают назад. Скорее, похоже на осаживание конкурентов… но вот откуда такая политика? Изначальное человечество, по словам Ракс, было просто жестоким, упивалось насилием…
Он встал и начал разгружать платформу. Сказал:
— Может, наш специалист по агрессии что-то понял? Он уже пятый час в лаборатории… Давай работать, Ян.
— От работы кони дохнут, — блеснул Ян прочитанной в справочнике и заготовленной загодя фразой.
Матиас в изумлении глянул на него и захохотал. Они постояли несколько секунд, глядя друг на друга и смеясь. А потом принялись разгружать платформы, но временами Матиас не выдерживал и хихикал.
Горчаков шёл по коридору с Ксенией и Уолром. Вообще-то крот навязался сам, сказав, что ему безумно любопытно, что же там такого придумал Двести шесть — пять. Командир не спорил, и теперь Уолр топал за ними, периодически шумно вздыхая и сокрушённо качая головой.
Что в его поведении было естественной реакцией, что заимствованным у людей выражением эмоций, а что игрой, лицедейством? Уолру явно нравилось изображать из себя гигантского антропоморфного крота…
Хотя, если разобраться, с некоторым удивлением подумал Валентин, большая часть известных ему разумных видов, что членов Соглашения, что цивилизаций низкого уровня, как раз и есть антропоморфные существа, имеющие какие-то аналоги на Земле. Кроты-халлийцы, креветки-Ауран… а феольцы — ну их основная особь вообще похожа на людей, Валентин даже слышал про любовные связи с людьми, причём не безумные сексуальные эксперименты извращенцев и экстремалов, а именно любовные связи, длительные, крепкие и эмоциональные. Жители Соргоса — прямоходящие пони, чьи передние ноги превратились в руки. «Дети солнца» вообще удивительно похожи на людей. Кисы… ну коты и коты. Чем-то напоминают барса, чем-то гепарда — некое обобщённое кошачье. Даже водным видам разумных можно подобрать земные аналоги: акул, дельфинов, китов, моржей…
Горчаков хмыкнул. Для него, обычно наблюдавшего за чужими мирами с орбиты, сходство всегда казалось игрой разума. Человеку свойственно придумывать привычные аналоги для незнакомого.
Но… только ли в этом дело?
— Может, не стоит беспокоить? — спросила Ксения. Они остановились у дверей лаборатории. Индикатор замка мигал красным: закрыто изнутри.
— Через несколько часов нам выходить из червоточины, — сказал Горчаков. — Пусть поторопится.
Он коснулся сенсора интеркома, тот опознал командира и засветился зелёным
— Уважаемый Двести Шесть — пять, — сказал он. — Это Горчаков. Как ваши исследования?
Интерком молчал.
— Марк, озвучь мою просьбу погромче, — попросил он. И услышал из интеркома голос искина, раздающийся внутри лаборатории:
— Уважаемый Двести Шесть — пять, командир Горчаков интересуется ходом ваших исследований.
Тишина.
— Он не отвечает, — сообщил очевидное Марк из ближайшего динамика.
— Посмотри, чем он занят, — встревожился Горчаков.
— Командир, при всём уважении, вы обещали ему. И меня он просил как свободную независимую личность… — ответил Марк. Тут же быстро добавил: — Разумеется, если вы приказываете…
— Да ну его… — пробормотал командир. Ему не нравилось, что искин обрёл такую свободу воли! Но, с другой стороны… Матиас или Лев тоже бы так возразили.
Горчаков нажал на сенсор замка, и тот, мигнув, засветился зелёным. Командирский доступ — это командирский доступ. Простенькие электронные схемы, к счастью, не имеют самосознания и не спорят.
Валентин открыл дверь и вошёл.
Первое, что он увидел — прозрачный куб модулятора, в котором была выстроена какая-то сложная многоцветная схема. Детали двигались в затейливом бесконечном танце, меняя окраску и выстраиваясь в мгновенно рассыпающиеся фигуры.
Потом он увидел ноги феольца. Почему-то невольно отметил, что подошвы тапочек истёрты, давно бы пора заменить… Двести шесть — пять лежал за кубом модулятора.
И пол был залит чем-то тёмно-красным.
— Это плохо… — глупо прошептал Валентин, быстрым шагом направившись к модулятору. Он понимал, что спешить бесполезно. Он вообще не хотел этого видеть. Куда лучше уйти куда-нибудь в рубку и попросить Соколовского разобраться… В конце концов, Валентин даже готов был выйти из шлюза в червоточину…
Ксения рванулась за ним, но, к удивлению командира, всех опередил Уолр, мгновенно утративший свою меланхоличность. Он первым заглянул за прозрачный куб, в котором собирался и рассыпался состоящий из крошечных элементов графитово-черный шар.
И завопил:
— Во имя всех, за кого я живу![20]
Горчаков отстранил Уолра. И воскликнул:
— Что это, чёрт возьми?
Да, разумеется, на полу лежал мёртвый феолец. Горло у Двести шесть — пять было перерезано, а крепко сжатый в руке нож выпачкан в крови.
Но, помимо феольца, на полу лежало ещё одно существо. Оно напоминало не то тощую восьминогую ящерицу, не то многоножку, огромную, метра полтора в длину. В диаметре существо было не больше двадцати сантиметров, его покрывала тёмно-оранжевая кожа, из которой беспорядочно торчали тонкие ниточки — то ли щупальца, то ли усики. Ярко выраженной головы у существа не имелось, но посередине тело утолщалось, отмечая какой-то важный центр. В этом месте кожа существа была распорота, обнажая сероватую губчатую массу, истекающую почти прозрачной жидкостью.
— Как же так… — Ксения осеклась. — Простите, командир. Мы никогда не говорим одним видам Соглашения о ключевых особенностях других членов…
— Это Толла, — сказал Уолр с глубоким почтением в голосе. — Точнее, Толла-нуб, дарственный сегмент местного Двести шесть — пять.
— Ты знал? — воскликнул Горчаков. — Марк! Доктора!
— Уже, — подтвердил Марк.
— Бесполезно, — сказала Ксения, коснувшись руки феольца. — Он убил себя час или два назад, тело уже остыло. А Толла убит ударом в мозг.
— Какой ещё Толла! Толла — крошечный червь… — Валентин осёкся.
Он вдруг увидел, что на обоих концах многоножки имеются маленькие выступы, поразительно схожие с Толлой. Если предположить, что основная часть тела куда-то исчезнет, как-то сложится… то оставшееся будет выглядеть, как маленький симбионт.
Но куда прячется масса симбионта?
А где он берёт энергию для существования, неужели гуманоид-носитель способен прокормить такое огромное существо?
Отходы куда деваются? Или пищеварительная система Двести шесть — пять работала за двоих?
Горчаков вдруг представил себе, как та часть многоножки, которая обычно находится в двухмерности, что-то там ест, что-то выделяет, быть может, взаимодействует с другими особями.
А что же такое находится в обычном мире, принимаемое всеми за истинного симбионта?
Валентин подумал, что даже не хочет этого знать.
Его начало подташнивать.
— Мы предполагали это. — Уолр мягко коснулся его руки. — Видите ли, командир Горчаков, столь крошечный организм не способен мыслить, да и его влияние на мораль очень сомнительно. В то же время Феол использует живые корабли, которые перемещаются через двухмерность и всегда частично в ней скрыты. Родство ползунов и лучшей части феольцев не вызывает сомнений, и мы предположили, что общность происхождения…
— Не просто общность. Симбионт — это личинка ползуна, — тихо сказала Ксения. — Они живут дольше, чем гуманоидная особь, и никогда не меняют хозяина, эмоциональный контакт слишком силён. После смерти гуманоидной особи симбионт либо уходит жить в моря, что происходит чаще, либо становится ползуном.
— Как же вы достали со своим тайнами! — прошептал Валентин. — Если бы мы знали…
— То что? — спросила Ксения. — Вы бы ещё больше опасались феольцев. И это ничего бы не изменило.
— Тогда, быть может, вы понимаете, что тут произошло? — спросил Валентин. — Кто их убил? Симбионт вылез в обычное пространство и напал на носителя, тот защищался?
— Конечно же, нет! — резко ответила Ксения. — Они решили совершить самоубийство. Толла вышел и раскрылся. Двести шесть — пять убил его ударом в мозговой центр, а потом зарезал себя.
— Что? — воскликнул запыхавшийся Соколовский, появившись в дверях. За его спиной стояли Анге и Криди.
— Но почему, ведь… — Валентин наклонился, поднял с пола залитый кровью планшет. Встряхнул, загустевшая кровь неохотно закапала с экрана. И командир прочитал единственную запись, оставленную им Двести шесть — пять и Толлой:
— Ничто не имеет смысла…
Подошёл Соколовский, охнул, увидев Толлу. Уолр стал тихо объяснять произошедшее и, судя по затейливой польской брани, доктор понял всё сразу.
— Вы сможете сделать вскрытие, доктор? — спросил Горчаков. Ксения нахмурилась, и он пояснил: — Обязательная процедура в таких случаях. Без вариантов.
— Смогу ли я сделать вскрытие? — Глаза старого доктора блеснули. — Вы ещё спрашиваете! Это же мой шанс остаться в истории ксенобиологии! Первая особь феольца, да ещё и парная, включая организм, частично живущий в двух измерениях! Я, простой парнишка из села Пшеводув, где за всю историю не произошло ничего примечательнее пожара на зерносушилке, стану знаменитым!