— Ну что ещё, Марк? Ты нашёл какую-то ошибку в моих предположениях? Не советуешь идти? Подозреваешь Лючию? Экранов здесь не было, поэтому Марк ответил лишь голосом из ближайшего динамика. — Насчёт Лючии я вынужден доверять мнению Ауран. Но они большие специалисты в работе человеческого сознания… Нет, командир Горчаков. Меня смущает другое. Ваши рассуждения логичны, я пришёл к таким же выводам. Но к ним обязаны были прийти и Ракс. Они, как вы понимаете, куда интеллектуальнее меня. Считать умеют, существования остатков прежнего человечества всегда допускали… — Чёрт, — Горчаков вздохнул и потёр лоб. — Да, ты прав. Но что тут поделать? Даже если они отправили нас с какой-то целью… — К примеру, с целью доставить в виртуальный мир Стирателей Первую-отделённую… — вкрадчиво сказал Марк. Горчаков не выдержал и грубо выругался. Потом уже спокойнее сказал: — Это тем более обязывает меня идти. — Ксения не член экипажа, — сказал Марк. — И даже не совсем человек. — Ты тоже не совсем человек и не совсем член экипажа, — напомнил Горчаков. — Извини уж. — Всё нормально. И всё-таки? Дело в том, что она очень красивая женщина? Горчаков подумал мгновение. — Нет. Наверное, дело в том, что кто здесь человек и кто под моей ответственностью — решаю только я сам. — Первый после Бога, — сказал Марк с удовлетворением. — А поскольку я атеист, как и мой альтер эго… Хм. Сложный вопрос, является ли Марк Твен моим альтер эго, или я его? Снится ли Чжуан-цзы, что он бабочка, или бабочке снится, что он Чжуан-цзы… Горчаков махнул рукой и потянулся к замку двери. — Подождите, — сказал Марк. — Я попросил вас выйти для другого. — Да? — командир с трудом подавил желание мучительно застонать. — Что ещё? — Почему покончили с собой Двести шесть — пять и его дарственный сегмент? — Ну так потому, что… — Горчаков замолчал. — Если бы они промоделировали имеющиеся данные и поняли, что все мы живём в симуляции — это стало бы поводом, — продолжил Марк. — Существа, у которых есть одновременно и логика, и чувства, могут игнорировать самые страшные вещи — понимание неизбежности смерти, отсутствие смысла жизни, иллюзорность существования. Феольцы двойственная симбиотическая культура, находящаяся в нестойком равновесии. Для каждого симбионта иллюзорность существования — достаточный повод для самоубийства, пусть и по разным причинам. Однако Двести шесть — пять был умён и профессионален, он понял бы природу Стирателей куда быстрее вас. Тогда почему же они с Толлой-нубом покончили с собой? — Я не знаю, Марк, — вздохнул Горчаков. — Ума не приложу. И знаешь что? Об этом я подумаю завтра. Он открыл дверь и добавил: — Если завтра будет. Матиас почему-то был готов к тому, что Георг изменится. Что-то изначально фальшивое чудилось в его облике. Симпатичный молодой мужчина, уже не юноша, но ещё и не совсем взрослый, очень приятное лицо, но не вызывающее ревнивой неприязни излишней красивостью или брутальностью… в общем — парень, приятный во всех отношениях, будто созданный для того, чтобы относиться к нему с симпатией и чуть-чуть как к младшему товарищу или брату. Причём у Матиаса было ощущение, что подобные чувства Георг пробуждал у всех без исключения, словно кто-то мастерски составил образ «молодой человек мужского пола вызывающий симпатию и доверие». А уж после слов Ксении о «симуляции», пусть все его чувства кричали, что это невозможно, но… Но он не сомневался в её словах. Матиас был готов, что Георг примет образ мудрого старца или зрелого мужчины. Или, напротив, обернётся какой-нибудь маленькой трогательной девочкой. Или сверкающим роботом трёхметрового роста. Или монстром, даже отдалённо не напоминающим человека. Георг превратился в нечто иное. Там, где он только что стоял, повисло переплетение тьмы и света. Кружащиеся тёмные ленты с проблесками тусклого мертвенного пламени. Сгустки непроглядной угольной черноты. Застывшие искры света. В общем — это напоминало объект «Люцифер» на орбите Мегер. Только сглаженный, без всяких истончающихся в бесконечность игл и бесчисленных граней. — Это было смело, явиться сюда, мерзость, — произнесло то, что только что имело облик человека. Что это было, голос? Или мысль, прозвучавшая в голове? Матиас не рискнул бы дать ответ. — Мерзостью были вы, — ответила Ксения. — Мы спасли человечество, уничтожив вас. — Мы и были человечеством! — сплетенные воедино тьма и света качнулись, надвигаясь на Ксению. Та даже не шевельнулась. — Вы были победившим злом, — сказала Первая-отделенная. — Ожившей болезнью. За спиной Матиаса послышался стук разлетевшихся яблок — и тяжелая хрустальная ваза просвистела мимо уха. Кто бы её не кинул (Матиас почему-то поставил бы на Адиан), бросок был точен. Ваза влетела в клубящийся свет и кипящую тьму. Влетела и исчезла бесследно. Бывший Георг то ли не обратил внимания на бросок, то ли не придал ему значения. Он начал надвигаться на Ксению, медленно и неотвратимо. — Беги, у нас нет оружия! — выкрикнула Адиан. — Я — оружие, — сказала Ксения. Она протянула руку и коснулась тёмной ленты. Полыхнуло — ослепительно алой вспышкой, там, где рука Ксении коснулась тьмы. Немыслимая фигура из света и тьмы застыла, будто остановили изображение на экране. Ксения повернулась к Матиасу. Сказала: — Бежим. И комната вокруг исчезла. Всё исчезло — здания, город, бесконечная лента мира-кольцо под ними, солнце в небе. Они висели в серой мгле — Ксения, Уолр, Адиан, Анге, сам Матиас. Рядом, лицами друг к другу, раскинувшись во все стороны как пятилучевая звезда. — Время дорого, говорю быстро, — сказала Ксения. — Это симуляция. Мир Стирателей виртуален. Это уцелевший корабль первого человечества, которое мы стерли. Тут несколько живых людей, ещё более сумасшедших, чем они были когда-то. Сотни тысяч покорных им искинов. И миллиарды плененных сознаний с уничтоженных планет. — Это опасно? — выкрикнула Анге. — Если это лишь иллюзия… — В этой иллюзии твоё сознание можно вывернуть наизнанку, — ответила Ксения. — Да, смертельно опасно. Я пытаюсь переместить нас в безопасное место. — Но как? — спросила Анге. — Дорогая Анге, ты забываешь, что наша Ксения — изначально код, — произнёс Уолр. Огромный грузный крот раскинул руки, паря в серой мгле. Кажется, это даже доставляло ему удовольствие. — Для неё всё это… близко. — Мать знала, — ответила Ксения. — Ещё тогда, возвращая меня в человеческое тело… она всё знала. Ей взгляд встретился со взглядом Матиаса. — Нет! — крикнул Матиас. — Меня вернули не ради жизни и любви, — Ксения улыбнулась. — Я оружие. Я бомба, я отрава. Она протянула руку, коснулась щеки Матиаса. Прошептала, совсем тихо: — Я смерть… Ян никогда и никому бы в этом не сознался. Но когда они с Криди сидели рядом, глядя на маленький экран планшета и слушали (с запозданием, как их предупредили, связь шла по радиоканалу, а корабль был далеко) разговор в рубке — у него мучительно сжималось сердце. Стиратели — хорошие? Стиратели — спасатели, вытаскивающие обитающих в какой-то там «симуляции» разумных существ в настоящий мир? И, значит, всё было правильно? Предательский термоядерный удар из космоса, вызвавший войну между чёрными и рыжими? Сгорающие города, сцепившиеся армии, умирающие от голода и холода дети — всё это, оказывается, благодеяние? Значит, в самой природе разума убивать себя, и только одни лишь Стиратели спасают испорченные создания и дарят им новую жизнь? Когда слова Лючии стали высмеивать и опровергать, Ян ощутил злобное удовлетворение. Может быть он слишком примитивен. А может дело в том, что он произошёл от травоядных, от изначальных жертв. Но ему нужна была месть. И враг. «Если это порок… если это моя изначальная испорченность… то я приму любую судьбу» — подумал Ян. «Приму смерть. Но только после того, как отомщу…»