— Скорее со смехом… — пробормотал Матиас. Потянулся к пульту климатической системы и безуспешно попытался усилить вентиляцию. Девять существ, принадлежащих к пяти разумным видам (если считать Ксению за человека), производили умопомрачительную смесь запахов. Даже люди пахнут по-разному в зависимости от пола и расы, что уж говорить о мужской особи кота, женщине-гуманоиде, феольце без симбионта и двух существах, произошедших от копытных травоядных. Кстати, пищеварение травоядных существ имеет свои особенности, ощутимые в закрытых помещениях. — И вы, как представитель Ракс, требуете решения от нас? — уточнил феолец. — Да. Ракс не станет вмешиваться, решение должны принять вы, как представители всех присутствующих в экипаже видов. — Почему не командир? — поинтересовался Бэзил. — Он связан уставом и будет вынужден перестраховаться. Ракс хотят услышать ваше личное мнение. Вот теперь наступила тишина. Мейли коротко рассмеялась. — Это трудно! Законы и уставы существуют как раз для таких случаев. — Именно поэтому решать должны те, кто не скован уставами, — кивнула Ксения. — Матиас согласен со мной. Первым заговорил Криди. — Я был шпионом. Я скрывал свои мысли от друзей и от женщины, которую полюбил. На это потребовалось время, но я изменился. Уолр имеет право на свои тайны. Анге задумчиво посмотрела на кота. Сказала: — Мне не нравится сама мысль о том, что наш товарищ связан с врагом. Но ведь это не доказано? И, возможно, он ведёт двойную игру? Я готова к тому, что он останется на борту. — Вряд ли наше мнение очень важно, — произнёс Ян. Его подруга, Адиан, кивнула. — Мы случайно оказались среди вас. Мы многое не понимаем. Но… в поступках Уолра ведь не было предательства? Надо дать ему шанс. — Я за то, чтобы поговорить с ним, — сказал Бэзил. — Он принц? Ну так это многое меняет, дипломатия — грязная штука. — Ох уж это британское почтение к особам королевской крови, — Мэйли покачала головой. — Но я за разговор. А там посмотрим. Но что именно заставляет вас подозревать Уолра? — Разговор, который был у него с обитателями Соргоса и Невара. — Он не сказал ничего подозрительного, — нахмурился Криди. — Я помню всё, что он говорил! — «Маленьким и пока что не самым развитым цивилизациям лучше иметь дружелюбных покровителей…» — процитировала Ксения. — Не понимаю, — признался Криди. — Это банальность, но банальность не предательство. Ксения вздохнула. — Мы знаем психологию Халл. Особенно — Халл-три. Их культура построена на протесте против материнской цивилизации. Как у подростка, ушедшего из родительского дома и стремящегося доказать свою самостоятельность. Они отвергают наше покровительство, они отвергают помощь Халл-один. Слова Уолра означают, что они смирились с необходимостью подчиниться кому-то. Значит, они уже имеют какое-то представление о Стирателях. — Но вы победили в бою, — заметил Ян. — Возможно, Уолр изменит свою позицию? Выберет более сильного? Ксения едва заметно улыбнулась: — Надеюсь, что нет, потому что мы оказались слабыми. Спасибо за ваше мнение, друзья. После прибытия новых членов экспедиции мы проведём разговор с Уолром. Честный разговор. — Новых членов? — поразился феолец. — О, разве я не сообщила? — Ксения пожала плечами. — Да. Мы вызвали корабль Ауран и вашего ползуна. Двести шесть — пять поморщился. — Вот это было излишне! В России профессиональное обучение космонавтики практиковалось с шестнадцати лет. Было, конечно, Гагаринское кадетское училище в Смоленске и Центр Циолковского в Калуге, где дети учились «космическим профессиям» с десяти лет. Горчаков считал это пустым баловством, пусть и романтичным — по статистике с космосом свою жизнь связывало меньше двадцати процентов выпускников. Сам он поступил в училище в шестнадцать, в последний момент выбрав между Владивостокским Глубоководным и Московским Аэрокосмическим. О решении своём он никогда не жалел, но был убеждён, что в десять лет планировать жизнь невозможно. Были у них в училище ребята из Смоленска и Калуги — ничем особенным они не выделялись, подготовкой не блистали, хоть и надували поначалу щёки, рассказывая о традиционном одиночном орбитальном полёте и выпускной лунной миссии. Так что американский подход — непрерывный цикл обучения с девяти до семнадцати лет, точно так же, как европейский, при котором подготовка начиналась в одиннадцать, по мнению Горчакова, были последствиями элитарного англосаксонского подхода к образованию, когда детей стараются как можно раньше выпихнуть из дома для обретения полезных в жизни социальных связей. Впрочем, благодаря русской неспешности, Валентин подружился с Матиасом — тот тоже решил стать космонавтом лишь в пятнадцать лет и выбор русского училища был для него последним шансом на достойное образование. Но сейчас, разговаривая с «откатившейся» к одиннадцатилетнему возрасту Лючией, он впервые подумал, что в американском подходе тоже есть какой-никакой смысл. Вот как бы он сам себя вёл, внезапно очнувшись во взрослом теле, в глубоком космосе, в окружении незнакомых людей — и с разумом одиннадцатилетнего пацана? Да разревелся бы, без всяких сомнений. А вот Лючия, после короткой паники, вызванной, похоже, в первую очередь тем, что она пришла в себя голой, на удивление быстро собралась. И после того, как Мегер помогла ей одеться и напоила какао, вела себя достойно. Сидела на кушетке, держа в руках кружку, и очень старательно отвечала на вопросы. — Были гонки на картах. Я очень хотела победить, — рассказывала она. — Алекс был первым, но я думала, что стану второй. — Ты пришла третьей, — пробормотала Мегер. — Очень достойно для девочки, которая не специализируется как пилот. — То есть я не разбилась? — уточнила Лючия. — Нет. Взяла третье место. Хорошо училась… хотя мне кажется, что твои кулинарные навыки не соответствуют высокой оценке… — Мегер хмыкнула. — Мы опоздали на «Техас», где должны были пройти практику. Вместо этого попали на «Твен», к командиру Горчакову. Лючия с интересом посмотрела на Валентина. Потупила глаза. Потом спросила: — А я кто? — Специалист по системам жизнеобеспечения, — с ноткой удивления произнесла Мегер. — Я хотела перевестись на инженера двигательных систем, — вздохнула Лючия. — На третьем курсе… — Видимо, ты передумала, — сказала Мегер терпеливо. — Или не прошла экзамен. А чем тебе не нравится специалист жизнеобеспечения? — Я пошла на этот курс, потому что у меня высокий балл за внешность, — откровенно сказала Лючия. — На другие курсы не проходила. Но специалисты по жизнеобеспечению… мама говорит, что туда идут девушки вольного поведения. Мама говорит, это место для baldracca.[5] Тётушка Бьянка с ней спорила, это была её профессия в молодости… Валентин даже поперхнулся. Ничего особо грубого сказано не было, но в сочетании с невинным детским выражением лица Лючии и её более чем сексапильной внешностью… В общем, прозвучало странно. — И вовсе не обязательно, — сказала Мегер. — Психологический климат в экипаже вовсе не обязательно поддерживать таким путём! В любом случае, ты выбрала именно эту профессию. — Но ведь я теперь всё забыла? — с надеждой произнесла Лючия. — Можно мне чему-то другому научиться? — Я подумаю над этим, — решила Мегер. — Сейчас я отведу тебя в каюту, отдохнуть и ознакомиться с событиями нашего полёта. Думаю, Марк подготовит краткий и точный пересказ событий. — Марк наш искин? — спросила Лючия и захлопала ресницами. — Кажется, я помню, что искина зовут Марк! — Вот видишь, детка, кое-что вспоминается, — сказала Мегер. — Пойдём. — Разрешите идти, командир Горчакофф? — спросила Лючия. Правила субординации кадеты явно учили хорошо и с первого года обучения, а вот в произношении русских фамилий путались. — Свободны, кадет Д’Амико, — разрешил Горчаков. Лючия поставила кружку и вместе с Мегер вышла из медотсека. — Блин, ну и дела, — пробормотал Гюнтер. Покачал головой. — Scheiße…[6] — Вынужден согласиться, — сказал Горчаков. — Простите, командир. — Соколовский достал из-под столика припрятанную бутылку, допил воду из стакана и щедро налил себе польской водки. — Я старый никчёмный дурак. Я был уверен, что девочка в порядке. — Вы сделали всё, что могли, — Валентин пожал плечами. — И Ракс сделали всё возможное. Хорошо, что Лючии не три года. Она хотя бы понимает, что находится в космосе и у неё есть какие-то базовые навыки дисциплины. Соколовский залпом выпил, глянул на командира мгновенно покрасневшими глазами. Засопел. Гюнтер протянул ему кусок колбасы, но доктор упрямо покачал головой. — Нет… хочу напиться… Командир, вас словно не беспокоит состояние Лючии… — Беспокоит, — возразил Валентин. — Умеренно. Меня куда больше беспокоит состояние Мегер. — Но она в порядке! — воскликнул Лев. — Думаете? Ракс предупредили, что самые серьёзные проблемы с памятью будут у Лючии и Анны. Что случилось с Лючией, мы видим. А вот что случилось с Анной, пока что нет. Доктор и оружейник переглянулись. — Что ж всё так плохо-то… — сказал Лев. — Я забыл жену и гимн… Валентин какие-то мелочи из детства… Лючия треть жизни… Мегер — не пойми что… Гюнтер, ну ты хоть что-нибудь забыл? А? Вальц вздохнул. — Если вам от этого будет легче, доктор. — Ну, ну! — подбодрил его Лев. — Я пересмотрел все фотографии, видео, выписал все события своей жизни, прошёл профессиональные тесты, просмотрел медицинскую карту…