Вернувшись к машине, я завожу двигатель и уматываю отсюда ко всем чертям, пока не успел сказать или сделать что-то, о чем потом могу пожалеть. Только отъехав на несколько кварталов, я впервые за весь вечер смотрю на свой телефон и вижу семь пропущенных звонков подряд. Все – от моей сестры. Глава 11. Марица Суббота № 7 – Сегодня ты не ошиваешься со своим героем-любовником? – Мелроуз лежит возле бабушкиного бассейна, и когда я сажусь рядом с нею, убирает с глаз два кружочка огурца. – Где твое бикини? Почему ты так оделась? Она, прищурившись, оценивает мой наряд – один из винтажных бабушкиных слитных купальников и огромную шляпу с мягкими полями. – А бабуля знает, что ты рылась в ее гардеробе? – А ты не слыхала, что от солнца появляются морщины? – Я скрещиваю ноги в лодыжках. – Меня удивляет, что ты так беспечна. Твоя кожа – твой холст, верно? – Радость моя, я с шестнадцати лет пользуюсь косметикой с ретинолом и колю ботокс с двадцати одного года. Это стекло ни за что не потрескается. – Она берет номер журнала «Elle» и листает его, пропуская рекламу. Ее намазанная маслом от загара кожа блестит на солнце. – Неважно, так почему ты не гуляешь с Исайей? Я прикусываю губу, стараясь игнорировать ощущение подавленности, возникшее у меня внутри с того момента, как он написал мне сегодня утром и сообщил, что вряд ли мы сегодня сможем увидеться. «Кое-что случилось», – написал он мне несколько часов назад, и больше ничего. Но я не знаю, чему верить. Я мало что помню из прошлого вечера до того момента, как он отвез меня домой. И теперь мне отчетливо видится лишь выражение его лица, когда он стоял напротив меня у входной двери. Было похоже, что он сознательно увеличивает расстояние между нами – и я не о физическом расстоянии. Об эмоциональном. И он даже не попытался поцеловать меня. Может быть, отчасти причина этого в том, что я была изрядно пьяна, но все равно. Вчера вечером его взгляд стал каким-то другим, а тон – жестким и отстраненным. Я хватаю другой журнал и откидываюсь на спинку ротангового шезлонга. Погода комфортная: двадцать семь градусов по Цельсию, на небе ни облачка, в общем, все условия для хорошего настроения. Но я не могу отделаться от мрачности и ощущения пустоты. Я хотела увидеть его сегодня. Я хотела, чтобы наша последняя суббота стала чем-то значимым. Я хотела завершить эту неделю с блеском. А вместо этого он просто отделался от меня. Как будто я абсолютно ничего не значу для него. Впрочем, есть шанс, что он говорит правду. Должен говорить правду. Таково было наше соглашение. Но, в конечном итоге, я все-таки не знаю его по-настоящему. Да и он мне ничего не должен, даже правду. Может быть, я наивна. Может быть, он ожидал, что неделя будет наполнена буйными гулянками и сексом, и потому жестоко разочаровался. Может быть, он надеялся, что из одного последует другое, и я окажусь просто восторженной дурой, которую можно без сожаления бросить. Но, наверное, на каком-то отрезке этого пути он осознал, что в идеальном мире мы отлично подошли бы друг другу. Не то чтобы я находилась в поисках парня. Но если бы звезды сошлись иначе и нам представился шанс, и ему не надо было бы уезжать из страны, я, наверное, захотела бы более детально исследовать такую возможность. – Так что ты собираешься делать сегодня? – спрашивает Мелроуз. – Я имею в виду – ты же взяла отгул. Наверное, именно так и получается, когда ты бросаешь все дела ради постороннего парня с красивой улыбкой. Сегодня я совсем не в настроении выслушивать ее колкие замечания и фирменные насмешки. – Что ты будешь делать, если он позвонит и скажет, что передумал? Как ты считаешь, у него действительно что-то случилось или он просто врет, чтобы отделаться от тебя? – спрашивает она через минуту, отбрасывая журнал в сторону. – Я не знаю, что я считаю. – А я не знаю, почему ты так себя жалеешь. Ты знала, что он просто привлекательный подонок, как и все они. – Она вздыхает. – Марица, не хочу тебя разочаровывать, но он просто искал перепихона. Я выдыхаю. Мелроуз со своим неумением сочувствовать действует мне на нервы, и я уже думаю уйти обратно в дом, переодеться и сесть в одиночестве смотреть «Нетфликс». – Не читай мне лекции, Мел. Веришь или нет, я не сожалею о времени, проведенном с ним. Я с первого же дня сказала ему, что мне не нужны отношения, что я не хочу романтики или каких-то привязанностей. Если он больше не хочет встречаться со мной, я не имею права злиться на него – и я на него не злюсь. Я просто разочарована. Мелроуз вздыхает, потом берет «Vogue», листает его и тянется за бутылкой воды «Фиджи», стоящей на столике рядом с нею. – Ладно, если не читать лекции, то он чертовски горячий парень, и надо быть супергероиней, чтобы отказаться от шанса провести с ним неделю. В любом случае, я тебя не осуждаю, просто хочу тебя защитить. И мне не нравится видеть тебя грустной. Я встаю и поворачиваюсь к дому. – Ты снова в дом? – спрашивает Мелроуз. – Не знаю. Я просто не хочу сидеть тут и злиться. Мне нужно что-то сделать. Я думала, что мне станет лучше, если я буду сидеть у бассейна и расслабляться, но я просто сижу тут и парюсь. – Ты расстроена. – Я не расстроена, – возражаю я. Она смеется. – Нет, расстроена. И это нормально. Ты и должна быть расстроена. Он урод, если отменил ваши планы. – Пойду посмотрю, как там бабушка. – Я бросаю журнал на шезлонг и иду к стеклянной раздвижной двери бабушкиной кухни. – Марица! – Бабушка сидит за кухонным столом, одетая в платье-кафтан от «Versace» и попивает свой любимый улун из чашки с цветочным орнаментом. Когда я вхожу, лицо ее озаряется улыбкой. – Я не видела тебя всю неделю, милая. Присаживайся. Я сажусь на стул рядом с нею, чувствуя на себе ее пристальный взгляд. – Что-то не так? – говорит она, делая очередной глоток и не сводя с меня взгляда. Она всегда хорошо замечала невербальные намеки и нюансы, вероятно, именно поэтому ее актерская карьера, в которой числилось получение «Оскара», длилась не одно десятилетие. Бабушка всегда говорила, что большинство общения не имеет никакого отношения к тому, что мы говорим. – Ты выглядишь… опечаленной. В чем дело? Она опирается подтянутым подбородком о гладкую кисть руки. Моя бабушка блестяще, уверенно и стойко сопротивляется возрасту. Она не желает «красиво стареть». Вместо этого она пользуется услугами лучшего пластического хирурга в Беверли-Хиллз, старясь немедленно убрать любую морщинку, любое пигментное пятно. Хотя она и твердит, что не желает быть признанной только за свою красоту, она прилагает немало усилий, дабы избавиться от всего, способного повредить ее внешности. Это стало ее второй натурой. Можно вывезти актрису из Голливуда, но нельзя вывести Голливуд из актрисы. – Я кое с кем подружилась на этой неделе, – говорю я ей, протягивая руку к единственной белой розе в причудливом букете, украшающем стол, и проводя пальцем по бархатным лепесткам. – По крайней мере, мне казалось, что мы подружились. – И что случилось? Она сказала что-то ужасное? – Он, бабушка. Это он. – Мы встречаемся взглядами. Она совершенно невозмутима. – Вот как? Друг-гей? – спрашивает она, лукаво глядя из-под ресниц. В ее дни дружба гетеросексуальных мужчины и женщины – просто дружба, без чего-то еще, – была необычным явлением. Хотя мне начинает казаться, что с тех пор ничего не изменилось. – Нет, бабушка. – Понятно. – Она приподнимает брови. – Ну, хорошо. И что случилось с этим мужчиной? Я пожимаю плечами. – Он служит в армии в чине капрала и завтра отбывает в командировку. Сегодня мы должны были провести вместе последний день, но он просто… отменил встречу. Сказал, кое-что случилось. Она сжимает накрашенные алой помадой губы и вздыхает. – Может быть, он просто не хочет прощаться? – Может быть. Но сейчас анализировать это бессмысленно. В конечном итоге это – чем бы оно ни было – уже позади, и нет разницы, почему он отменил встречу. Я качаю головой. – Я больше не хочу говорить об этом. Если честно, мы провели вместе шесть дней, и я предпочту больше не тратить время и силы на мысли о том, кого больше никогда не увижу. – Умница. – Бабушка улыбается, вокруг ее глаз появляются морщинки. – Истинная Клейборн никого не станет ждать. Либо нас любят, либо нет. Мы принимаем то и другое, и если что-то идет не по-нашему, не цепляемся за это. Знаешь, было время, когда я была без ума от Ричарда Бертона. Ее ресницы медленно колышутся, рука ложится на грудь. Я слышала эту историю миллион раз, но, как обычно, позволяю бабушке продолжить рассказ. – Мне казалось, будто то, что между нами, – настоящее, но потом я осознала, что его сердце всегда будет принадлежать Элизабет, – говорит она, имея в виду свою давнюю соперницу, синеглазую красавицу Элизабет Тейлор. – Мне пришлось отказаться от него. Отказаться от Ричарда. Но, сделав это, я встретила твоего деда. Мое сердце сжимается, когда она упоминает о дедушке. Прошло шесть лет после его смерти, но я постоянно скучаю по его заразительному смеху, по упрямому блеску его серо-голубых глаз. Даже преодолев восьмидесятилетний рубеж, он оставался образцом того, что люди называют «харизмой». – В любом случае, если этот парень не может найти время, чтобы повидаться с тобой, он не стоит твоего времени, – говорит бабушка. – Знаю. Она склоняет голову набок, изучая меня. – Я знаю, что ты знаешь. Я просто хотела напомнить тебе. Мне противно, что я позволила всему этому стать для меня чем-то большим, чем оно должно было стать. Он не должен был значить для меня ничего. Я не должна была даже играть с мыслью о том, что между нами возникнет привязанность. – Пожалуй, пойду к себе, нужно заняться стиркой, – говорю я, поднимаясь из-за стола. После этого напишу подругам, может, сегодня кто-нибудь из них свободен. В прошлые несколько раз, когда я пыталась вытащить их, ничего не получилось. Челси одержима своим новым парнем и не хочет расставаться с ним даже на пару часов. Мэг в последние два месяца занимается съемками какого-то фильма с участием Бенисио Дель Торо в Испании. Вивьен все еще в Беркли, заканчивает обучение по специальности, на которую мы когда-то поступили вместе, а Хонор проходит стажировку у какого-то известного стилиста, и это отнимает у нее по шестьдесят часов в неделю. Но я могу попытаться.