– Да. Сегодня ее выписывают домой. Врачи полагают, что она приняла что-то, несовместимое с ее лекарствами, и как только они это выяснят, то сразу отпустят ее. Я прижимаю руки к груди. – Очень рада это слышать. – И прежде чем ты что-нибудь скажешь, – продолжает Йен, – позволь мне извиниться за вчерашнее. За Исайю. Не следовало вмешивать тебя в это, и мне неприятно, что он заставил тебя испытать подобную неловкость. – Тебе не нужно извиняться за своего брата, – возражаю я, отметив, как он сразу же попытался возложить всю вину на Исайю. – Извини. – Его полные губы изгибаются в улыбке. – Давняя привычка. – Но я хотела поговорить с тобой о том, что он сказал… О том, что ты рассказывал обо мне своей маме и собирался представить меня своей семье… Он садится прямее и пристально смотрит на меня. – Мне казалось, будто я ясно дала понять, что не хочу встречаться с тобой. И ты говорил, что считаешь меня просто другом. Проведя ладонью по своей гладко выбритой щеке, он сверкает обезоруживающей улыбкой. – Да, полагаю… полагаю, мои чувства изменились, Марица. И я немного забежал вперед. – Почему ты пытался внушить ему, будто мы с тобой встречаемся? Он пожимает плечами. – Я не знаю, почему он истолковал это так. Я начинаю понемногу видеть сквозь его маску то, что таится за ней – кусочек за кусочком, частицу за частицей. Эти мелкие нюансы его речи, слова, которые он использует. Глупо, что я не замечала этого раньше, но теперь я уже не могу перестать их видеть. – В любом случае я хотела поговорить с тобой сегодня, потому что как следует обдумала ситуацию, – говорю я. – После того, что случилось вчера, мне не кажется хорошей идеей продолжать нашу дружбу и дальше. Лицо Йена мрачнеет, глаза темнеют от недоверия. – Ты не можешь разорвать нашу дружбу, Марица. Разве так поступают? – Это не разрыв. Я просто не хочу вызывать еще больше трений между тобой и твоим братом. Не хочу создавать у тебя ложное впечатление относительно моих намерений, – поясняю я. – Сейчас мне кажется, что всем нам будет лучше, если мы просто пойдем каждый своей дорогой. Его сжатые челюсти размыкаются, он откашливается и окидывает взглядом зал. Ему не требуется ничего говорить – я вижу его суть, словно под увеличительным стеклом. Мы молча сидим еще некоторое время. Я уже сказала то, что хотела сказать, и, похоже, этим лишила Йена дара речи. Телефон в моей сумке вибрирует, и я протягиваю руку, чтобы сбросить звонок. Мимолетом я вижу, что на экране высвечивается имя Рейчел. Я сказала ей, что сегодня собираюсь поговорить с Йеном, и она, вероятно, хочет узнать, как прошел разговор. Я перезвоню ей, когда выйду из кафе. – Ты в порядке? – спрашиваю я, подняв брови. – Ты уже несколько минут молчишь. – Ты по-прежнему влюблена в Исайю, верно? В этом все дело. Он вернулся домой, ты увидела его и… Я смеюсь. – Не говори чушь. Это не имеет к нему никакого отношения. И я никогда не была влюблена в него. Йен возводит глаза к потолку, потом смотрит на часы. – Ну ладно. Что ж, не такая уж ты и особенная, черт подери. – Йен, – наполовину усмехаюсь я, потому что не могу понять, шутит ли он. Он встает и расправляет свой красный шелковый галстук. – Ты просто официантка с красивыми сиськами. – То есть? – Ты меня слышала. – Он измеряет меня взглядом своих янтарных глаз и изгибает губы в кривой усмешке, словно вдруг понял, что переоценивал меня. – Судя по всему, Исайя был прав насчет тебя, – говорю я. Йен фыркает. – Верь в то, во что хочешь верить, Марица. И все же я знаю правду относительно того, что он за человек. Честно говоря, вы двое заслуживаете друг друга. Ножки его стула царапают выложенный плиткой пол, он быстрыми шагами проходит мимо стайки школьниц, держащих в наманикюренных пальчиках стаканчики с холодным кофе. Не мог не нагадить на прощанье, подонок. Скатертью дорожка… Мой телефон снова жужжит, и я смотрю на экран – это опять Рейчел. Проведя пальцем по экрану, я подношу телефон к уху. – Рейчел, в чем дело? Он только что ушел, – сообщаю я. – И, надо сказать, ему оч-ч-чень не понравилось, что я его послала. Вот же урод. Слышала бы ты… – У Купера температура под сорок, и он жалуется, что у него болит ухо, – обрывает она меня. – Извини, мне не хочется тебя просить, но я не могу дозвониться ни до моей матери, ни до няни. Ты не могла бы посидеть с остальными двумя, пока я везу его в «Неотложку»? Встав и собирая свои вещи, я отвечаю: – Конечно, не против. Сейчас приеду. – Спасибо, солнышко. Честное слово, он уже в третий раз за три месяца простужает уши, – вздыхает Рейчел, и мое сердце наполняется сочувствием к ней. Я понятия не имею, каково быть матерью-одиночкой, и мне кажется, что это самая сложная в мире задача, но она всегда справляется с ней не хуже спецназовца. – Не нервничай, хорошо? Я уже выхожу. Глава 43. Исайя – А что там? – Большеглазая, белокурая, вертлявая дочка Рейчел заглядывает в небольшую картонную коробку, которую я принес с собой. – Всякое, – отвечаю я. – А что ты будешь делать с этим всяким? – спрашивает она. – Разное. – А какое разное? – не отстает она. – Кейтлин, – одергивает ее Рейчел, одетая уже не в свою рабочую форму, а в лосины и свитер. Она входит в комнату и выпроваживает дочку прочь. – Извини. Она задает миллионы вопросов и не умеет вовремя остановиться. – Все хорошо. – Я сижу на потертом диване, застеленном покрывалом с цветочным рисунком, в уютной гостиной бунгало, принадлежащего коллеге Марицы. То, что я нахожусь здесь, кажется мне сюрреалистичным, и я понятия не имею: то ли я собираюсь свалять самого большого дурака в мире, то ли одержать блестящую победу. Но я должен попытаться. Я должен это себе. И ей. Нам. – Еще раз спасибо, что делаешь это для меня, – говорю я Рейчел, растирая ладони. – Конечно. – Она машет рукой. – Она убьет меня за то, что я ей соврала, но я считаю… надеюсь… что у вас все получится. Сегодня, пару часов назад, я заехал в кафе, надеясь перехватить Рейчел. Я хотел лишь узнать, отдала ли она Марице мое письмо, потому что не мог понять, почему Марица все еще держится так отстраненно и неприязненно, если уже знает правду. Но когда Рейчел сказала мне, что Марица отказалась прочитать письмо, то неожиданно смягчила удар, предложив помочь мне, чем сможет. – Иногда она бывает упрямой, как старый мул, – говорит Рейчел. – Обычно она этакая жизнерадостная дева, порхающая вокруг с улыбкой на губах, но если уж она уперлась, ее и тягачом с места не сдвинешь. – Думаешь, она будет зла, когда приедет сюда? – спрашиваю я с легким смешком, представив, какой офигенно милой Марица выглядит, когда злится, морща красивое лицо и упирая изящные руки в бока. – Я имею в виду – вряд ли она с порога бросится тебе в объятия, как в кино, в замедленном движении, если ты думал о чем-то таком. – Рейчел закатывает глаза. – Но нам нужно лишь, чтобы она пришла и выслушала тебя. Куперу дана инструкция запереть дверь, если я скажу волшебное слово, а Калла спрячет ключи от машины Марицы, если до такого дойдет. Покачав головой, я усмехаюсь. Я знаю, что Рейчел просто пытается разрядить обстановку и слегка ослабить напряжение, но я постоянно вспоминаю о том, как Марица смотрела на меня позавчера утром в кафе. И как все, что я говорил ей в больнице, казалось, влетало в одно ее ухо и вылетало в другое, как будто она меня вообще не слушала. Если она не хочет слышать меня, если она так убеждена, что я намеренно перестал писать ей, то я никак не смогу ее разубедить. Но сделать попытку это мне не помешает. – Мам, она здесь! – кричит от окна сын Рейчел.