Время и синхронистичность в юнгианской психологии Исследования концепций времени, энтропии и теории информации привели к недавним предположениям, что основные темы психологии могут быть введены в поле интересов физики[194]. Ранее К.Г. Юнг в своем изучении бессознательного и психоидного слоев[195] человеческой психики пришел к тем же проблемам: то, что мы называем «Психэ», похоже, смешивается с тем, что обычно считают «материей», и применимость концепции времени как таковой становится спорной. Следовательно, может оказаться полезным дать краткий отчет о его достаточно надежных, имеющим отношение к делу исследованиях и, кроме того, перечислить некоторые открытые вопросы, размышления, сомнения и перспективные пути исследований, которые могут прояснить неясные отношения между психикой, материей и временем. 1. Бессознательная Психэ и ее структуры. Величайшее и революционное открытие в современной психологии — это обнаружение бессознательного Зигмундом Фрейдом, то есть, области в психике, которая проявляется относительно независимо от структуры нашего сознательного разума. Хорошо известен тот факт, что импульс, желание, мысль, фантазия и так далее могут быть временно бессознательными (т. е. забытыми). Этот факт оправдывает использование прилагательного «бессознательный», не дает возможности утвердить существительное «бессознательное» как самостоятельную сущность. Дальнейшее наблюдение, однако, показало, что бессознательные или забытые содержания[196] часто претерпевают особые трансформации за время бессознательной фазы своего существования. Например, они могут стать более эмоционально важными, автоматическими, стереотипными или более мифологическими и архаичными по форме, или же ассоциированными с материалом, который к ним изначально не относился, и потому они проявляются в сознании в измененном состоянии. Этот факт вынуждает к заключению, что бессознательное — это психизм sui generis [1], который действует независимо от нашего сознательного разума. Вслед за Уильямом Джеймсом, Юнг и Паули сравнили эту концепцию со сходной из области физики [2], а Нильс Бор указал, что отношения между сознанием и бессознательным обладают свойством дополнительности [3]. В пробужденном состоянии этот психизм sui generis или бессознательное[197] в человеческой личности преимущественно проявляется в прерывании постоянности сознательных умственных операций, например, через вторжение фантазий, оговорок, непроизвольных жестов, звуках, видениях, а во время сна в форме сновидений. Изучая жизнь в сновидении как основной источник информации о бессознательном, Юнг обнаружил, что множество повторяющихся мотивов сновидений напоминают мифологические темы и мотивы, изучаемые в сравнительном религиоведении [4]. Всякий раз, когда во сне появляются такие темы, они также приводят к констелляции сильных динамических и эмоциональных реакций в сновидце. Они производят неудержимые импульсы, вроде неожиданного обращения в веру, «священной» убежденности, фанатических действий, непререкаемые убеждения и так далее. С позитивной точки зрения они также могут привести к постоянному творческому преследованию определенной темы. Юнг называл бессознательные (возможно, врожденные) структурные предрасположенности, которые вызывают упомянутые реакции, «архетипами»[198]. Их продукты в сновидениях и полусознательных состояниях, т. е. мифологические фантазии, мысли, символические действия и т. д. он называет «архетипическими»[199]. Эти архетипы в действительности в известной степени совпадают с тем, что зоологи называют шаблонами поведения, и юнгианские архетипы могут, в некотором смысле, быть названы шаблонами человеческого поведения[200]. Однако, есть разница в том, что зоологи могут изучать эти шаблоны только снаружи, в инстинктивных действиях животного, а психологические исследования человека позволяют наблюдать «изнутри» сопутствующие субъективные процессы, такие как типичные повторяющиеся фантазии, представления, чувства и эмоции. Следующее важнейшее открытие глубинной психологии кроется в том факте, что эти архетипические шаблоны умственного поведения содержат не только воображаемый, но и вполне познаваемый элемент, который может влиять на сознательный разум в форме «вспышек озарения», как я продемонстрирую позже[201]. Юнг называет познавательный элемент архетипа «светимостью», чтобы отличить от сознательного пробужденного разума или эгосознания[202]. Шаблоны поведения у животных часто включают в область действия как пространственные, так и временные элементы. Животные, например, имеют особые территории, маршруты миграции, места встреч, т е. пространственные отношения, тогда как другие шаблоны предполагают некое «знание» будущих состояний эволюции, т. е. временные факторы[203]. Таким образом, неудивительно, что Юнг независимо обнаружил схожие факты, изучая архетипы или человеческие шаблоны психологического поведения. 2. Время в сознании и бессознательном. Физики, изучающие кибернетику, обнаружили: то, что мы называем сознанием, похоже, состоит из внутрипсихического потока или последовательности идей[204], текущего «параллельно» «стреле» времени (или даже объясняется ею). Тогда как М.С. Ватанабэ (M.S. Watanabe) [5] убедительно доказывает, что это чувство времени — факт sui generis, другие, как Грюнбаум, склонны считать, что причина этого чувства времени в человеке лежит в энтропии [6]. Оливье Коста де Борегар подчеркивает, что вне зависимости от его происхождения, оно движется параллельно стреле времени в физике: «lejiux interieur de la vie physique est lie de maniere essen-tielle a unflux d’information entrante»[205]. Для психолога это утверждение (что поток идей движется параллельно стреле времени) приемлемо только применительно к сознательной психике, или же к концентрированному «вниманию к жизни», как его называет Бергсон[206]. Однако, как только мы изучим функционирование бессознательной Психэ, верность этого утверждения становится спорной. Общепринятым считается, что люди, не добившиеся концентрированного состояния сознания или четко сфокусированного «внимания к жизни», как некоторые первобытные группы или дети, не способны сознательно «отсчитывать время». Они скорее живут в относительном и смутно воспринимаемом течении, в котором воспринимаются и сохраняются только эмоционально важные события, которые служат указательными столбами в неразличимом потоке жизни[207]. Когда психолог изучает явления, происходящие непосредственно из бессознательного, такие как видения, навязчивые фантазии и прежде всего сны, постоянность, «скорость» и различимость времени становится неясной[208] или даже сомнительной. Суть в том, что во сне мы скорее воспринимаем образно представленную группу событий одновременно, а сознательный разум, когда человек записывает сон, автоматически располагает их в порядке, который кажется логичной временной последовательностью. Это, похоже, в некоторой степени подтверждает идею о блок-вселенной, с которой сосуществовало бы бессознательное[209]. Похоже, что сознательные представления о времени как о стреле и «течении» в бессознательном самым любопытным образом становятся относительными (или даже несуществующими) [7]. Кроме наблюдения за материалом из сновидений, это подтверждается мифами всех времен, если, как мы сказали, признавать за ними архетипическую суть. В большинстве мифологий и примитивных религиозных систем существует представление об изначальном времени или illud tempus, как его называет Мирча Элиаде [8], «ином» времени по ту сторону этого, в котором происходили или до сих пор происходят чудесные мифологические и символические события. Это изначальное временное измерение сейчас либо исчезло либо продолжает существовать бок о бок с нашим обычным временем, но может быть достигнуто только в исключительных бессознательных умственных состояниях, как, например, в состоянии сна, комы, экстаза или опьянения. Это изначальное время часто описывают не как время, а как творческая duree (вслед за Бергсоном), или как вечность в смысле действительного расширения времени без развития [9] Австралийские аборигены называют это мифическое время aljira, что означает также «сон», ведь, по их мнению, это тот пространственно-временной континуум, в котором происходят события из снов. Иными словами, мифическая идея изначального времени как временного измерения событий из сна, видения и т. д., похоже, согласуется с тем, что глубинная психология сейчас называет бессознательным, ведь контакт с этим измерением возможно только через бессознательность [10]. Свидетельства об относительной «безвременности» бессознательного доходят не только от первобытных людей; то же мы обнаруживаем во всех мистических переживаниях, для которых характерно чувство единства со вселенной[210] и безвременности[211]. Это чувство безвременности свойственно для переживаний глубинных слоев бессознательного, которые Юнг называл коллективным бессознательным, поскольку его структура в сущности одинакова для всех людей. Люди, имевшие такой опыт, часто утверждают, что тогда могли даже предсказывать события будущего. Обычное восприятие времени с делением на прошлое, настоящее и будущее исчезает [11]. Это «мистический» опыт, который ищут во многих восточных религиозных движениях. Чувство единства со всем, возможно, основывается на свойственной бессознательным содержаниям «заразности» и склонности группироваться. Мы также встречаем те же явления безвременной одновременности в проявлениях бессознательных результатов в истории научных открытий. Можно привести знаменитый пример Анри Пуанкаре [12] и схожее свидетельство из письма Карла-Фридриха Гаусса Ольберсу, что он нашел доказательство арифметической теоремы следующим образом: «Наконец… мне это удалось, но не благодаря тщательным усилиям, а по милости Божьей. Загадка разрешилась словно во вспышке молнии. Сам не знаю, что за проводящая нить связала то, что я уже знал с тем, что сделало возможным решение» [13]. Жак Гадамар (Jacques H. Hadamard) [14] и Б.Л. ван дер Верден (B.L. van der Waerden) [15] собрали множество других примеров таких математических «просветлений», а Харольд Рюгг (Harold Ruegg) [16] — схожие переживания в других областях научной деятельности. Всегда повторяющимся и важным фактором является та мгновенность, с которой воспринимается решение, впоследствии доступное для последовательного обдумывания. По нашему мнению, дело в том, что решение предстает как некий упорядоченный гештальт [17] или, в юнгианских терминах, как архетипический шаблон или образ, и все еще несет на себе следы относительной безвременности из бессознательного. Эти примеры также демонстрируют познавательный элемент в архетипических шаблонах, который был упомянут раньше[212]. Похожие свидетельства исчезающего чувства времени в полубессознательных состояниях можно обнаружить в случаях патологического перевозбуждения, опьянения и беспокойства, вызванного долгой изоляцией[213], наряду с замедлением умственной деятельности и сопутствующей интенсификацией жизни в сновидениях. Все эти факторы, похоже, указывают, что временной поток, как субъективный психологический опыт, связан с функционированием нашего сознательного разума, но в бессознательном становится относительным (или, возможно, не существует вовсе). Потому предположение Коста де Борегара о том, чтобы считать бессознательное безвременным и сосуществующим с «блок-вселенной» Минковского-Эйнштейна для психолога оказывается новой и более точной формулировкой древней, как мир, архетипической идеи о «другом времени». 3. Значимые совпадения сознательно воспринятых внешних событий с архетипическими бессознательными процессами. В процессе наблюдения за последствиями активации архетипов или шаблонов психологических реакций Юнг снова и снова сталкивался со случаями, когда редкие внешние события значимо совпадали с архетипическими образами из снов. Такие случаи, похоже, встречаются только когда действующий архетип производит сильно заряженные сознательные или бессознательные эмоции. Иллюстрацией может служит следующее[214]: женщина с очень сильным комплексом власти и «пожирающим» отношением к людям видит во сне трех тигров, угрожающе сидящих перед ней. Ее аналитик указал на смысл сна и посредством каузальной аргументации попытался объяснить ее пожирающее отношение. В этот же день пациентка и ее друг, прогуливаясь у Цюрихского озера, заметили толпу, наблюдающую за тремя тиграми в амбаре — весьма необычными обитателями швейцарского амбара! Если рассматривать эти события отдельно, каузальная основа каждого из них очевидна. Выказывание этой женщиной силы, вероятно, породило сон о тиграх в качестве предупреждения о том, что констеллировалось внутри нее. Три настоящих тигра были в этом амбаре, потому что цирк остановился в городе на ночь. Но крайне маловероятное совпадение трех внутренних и трех внешних тигров в жизни этой женщины, похоже, не имеет общей причины, и потому с неизбежностью поразило ее как «не просто случайность» и нечто «значимое». На первый взгляд нет причины обращать внимание на такие события, даже если они оказывают сильное впечатление на человека, с ними сталкивающегося, ведь совпадения могут считаться чистой случайностью. Юнг, однако, был впечатлен относительной частотой таких совпадений [18] и назвал их синхронистичными событиями, Синхронистичность можно определить как одновременность плюс смысловая связь, в противоположность синхронным событиям, которые лишь совпадают по времени. Прежде чем обратиться к его аргументам, вспомним, что наши законы природы статистические и потому верны только в применении к большим множествам. Это предполагает, что должно быть и значительное количество исключений, которые мы называем случайностями. Далее, экспериментальный подход утверждает необходимость повторяемости и потому априори исключает все уникальные и даже редкие события[215]. Теперь мы можем считать случайные совпадения связанными с независимостью совпадающих событий от всякой общей каузальной связи и подразделить их на две категории, значимые и бессмысленные совпадения[216]. Синхронистичное явление, таким образом, это значимое совпадение внешнего события с внутренним мотивом из снов, фантазий и мыслей. Одно должно вовлекать два или более элемента, которые для наблюдателя не могут быть связаны каузально, только лишь посредством «смысла». В чем состоит фактор «смысла», на данный момент выходит за границы научного постижения, но психолог может показать, что он обусловлен эмоциональными и до-сознательными процессами «гештальта» или шаблонной природы. Эти процессы иногда уже устанавливают некий «порядок» или «систему» до того, как перейдут границу сознания[217]. Они, похоже, зависят от активации архетипического шаблона. Иными словами, архетип иногда до-сознательно организует последовательность наших идей [19]. Значимые совпадения совсем не редкость, и потому привлекали внимание не только Юнга, но и других людей, среди которых можно назвать Пауля Каммерера (Paul Kammerer) [20], Вильгельма фон Шольца (Wilhelm von Scholz) [21], У. Стекеля (W. Stekel) [22], Дж. У. Данна (J.W. Dunne) [23] и некоторых парапсихологов [24] Дж. Б. Райн (J.B. Rhine) был первым, кто занялся этой проблемой при помощи статистических методов [25], тогда как другие лишь собирали более или менее документированные примеры, схожие с теми, что я приводила выше. 4. Философские попытки сформулировать идею синхронистичности[218]. Идея, что все события в природе как-то связаны смыслом (а это чисто антропоморфный термин) впервые появляется в западной философии в концепции Логоса Гераклита и идее ???????. (всеобщей гармонии) или «симпатии» всех вещей у Гиппократа, Филона (25 г. до н. э. — 42 г. н. э.) и Теофраста. Эта «симпатия» считалась причиной того, что схожие внешние и внутренние события происходят одновременно, хотя тому нет каузальной причины. Филон и Теофраст утверждают, что Бог суть prima causa самого принципа соответствий во вселенной. Эта идея в размытой форме сохранилась в средние века и поддерживалась Пико делла Мирандолой, Агриппой Неттесгеймским, Робертом Фладдом и Парацельсом [26]. Она также встречается в большинстве алхимических и астрологических трактатов тех времен. «Причина» этого соответствия для многих этих авторов либо в Боге, либо в Мировой Душе. Например, согласно Агриппе, эта Мировая Душа, будучи всепроникающим духом, ответственна за «предчувствие» у животных. Даже Иоганн Кеплер считал, что anima terrae ответственна за схожие явления [27]. Единственным, кто видел связь этих явлений с эмоциональным фактором, был Альберт Великий. Он подчеркивал, что такие «магические случаи», как он их называл, могут произойти только когда доминирует верное астрологическое созвездие, и человек оказывается под чрезмерным воздействием [28]. Это утверждение интересно в той мере, что чрезмерные воздействия обычно связаны с констелляцией архетипа, и Юнг наблюдал появление синхронистичных событий только когда активировался архетип[219]. Альберт позаимствовал эту идею у ибн Сины (Авиценны)[220]. Однако, ни один из упомянутых средневековых авторов не смог освободиться от смутной идеи магической причинности, которая характерна для примитивного мышления. Только великий арабский философ ибн Араби попытался дать чисто акаузальное описание таких событий, хотя все еще утверждал идею Бога как prima causa. Для него вся вселенная — это теофания, сотворенная актом божественного изначального воображения, продолжающаяся непрерывно. То же божественное воображение действует и в человеке, мгновение за мгновением обновляя представления человека о космосе (29). Поэтому определенная реальная и умственная внутренняя активность воображения (а не пустая фантазия) может «подойти» к внутренним фактам. Творение повторяется мгновение за мгновением в предвечном продолжающемся движении, посредством которого предвечный и «послевечный» Бог проявляется во всех существах. Нет промежутка между этими постоянным актами творения, поскольку момент исчезновения вещи — это тот же момент, когда в мир входит ее подобие. В своей скрытой форме Бог остается в своей hecceitas[221], но в проявлении он принимает экзистенциальную определенность[222]. Это происходит благодаря постоянной активации Божественным Имен[223]. Непрерывность кроется в этих Божественных Именах, тогда как со стороны действительных явлений присутствует только акаузальная связь вещей. От мгновения к мгновению есть только сходства, а не действительная эмпирическая непрерывность и тождественность [30]. Какие бы «взгляды» ни были у человека на этот счет, Творение также творится тем же Богом, который проявляется в человеке в иных своих Именах или ipseities[224] [31]. Эта философская идея, насколько я знаю, самая замечательная средневековая попытка обойтись без каузальности, хотя и не лишенная необходимости утверждать общую prima causa всех вещей. Вдохновленный размышлениями Канта во «Сне духовидца», Шопенгауэр также попытался обратиться к синхронистичности в книге «О кажущемся устройстве судьбы индивидуума». Он изобразил двойной шаблон событий как линии долготы и широты, Линии долготы, по его мысли, представляли каузальные связи событий, линии долготы — пересечения акаузальных значимых совпадений. Он считал, что оба рода связей существуют одновременно, и одно и то же событие, хоть и скованное двумя совершенно разными цепями, находит свое место, и судьба одного человека увязывается с судьбой другого, и каждый герой собственной драмы, одновременно разыгрывая чуждую себе драму — это превосходит наши возможности понимания и может быть воспринято как возможное только лишь благодаря чудесной предустановленной гармонии [32]. Что касается перекрестных связей, то Шопенгауэр считал полюс источником, в котором сходятся все точки долготы. Полюс — это «единый субъект великого Сна жизни», то есть трансцендентная Воля или prima causa, из которой исходят все каузальные цепи, как линии меридианов из полюсов; а параллели соотносятся друг с другом одновременностью. Однако, по мнению Юнга, у нас нет доказательств, что существует только одна prima causa, а не множество. Более того, идея абсолютного детерминизма, которой еще придерживался Шопенгауэр, полностью разрушена. Утверждение Шопенгауэра, что синхронистичные события — это постоянные повторения, и тот факт, что он приписывает им причину, происходят от его желания уместить синхронистичные явления в детерминистическую идею мира: но это далеко выходит за наши возможности к видению или доказательству[225]. Другая примечательная попытка интегрировать синхронистичность с образом реальности — это попытка Готфрида Вильгельма Лейбница, которого можно назвать автором идеи философского параллелизма. Он считал тело и душу двумя синхронизированными часами. Его монады, или души, как он их называет, не имеют «окон» (т. е. каузальных взаимосвязей), но были «синхронизированы» в некой «предустановленной гармонии»[226]. Против этой идеи Юнг выдвигает возражение, которое может и должно быть применено ко всем упомянутым попыткам объяснения[227]: «Принцип синхронистичности преобладает абсолютно во всех случаях, когда внутреннее событие случается одновременно с внешним. Однако, не следует забывать, что синхронистичные явления, которые могут быть проверены эмпирически, что далеко не является правилом, настолько исключительны, что большинство людей сомневается в их существовании. Они определенно случаются гораздо чаще, чем люди думают или могут доказать, но мы еще не знаем, настолько ли часто и регулярно они случаются во всех областях опыта, что можно говорить об установлении закона. Мы лишь знаем, что за всеми подобными явлениями должен лежать некий скрытый принцип»[228]. Вместо того, чтобы говорить о предустановленной гармонии вещей, Юнг предлагает объяснить синхронистичные события при помощи формального фактора, а именно при помощи того, что он называл эквивалентностью смысла. В своих рассуждениях он предполагает, что и в психическом, и в физическом состоянии выражается одна и та же реальность, но не каузально. Юнг называл эту гипотетическую скрытую «одну и ту же реальность» unus mundus[229]. Unus mundus следует понимать, как сущность, состоящую из формальных структур, систем или образов, а также из знания, предшествующего сознанию. Он называет это знание абсолютным, поскольку оно отделено от сознания[230]. Здесь, в соответствии с его гипотезой, мы снова сталкиваемся с некой предсознательной упорядоченностью некоторых наших сознательных представлении[231]. 5. Размышления о синхронистичных событиях как подвиде вероятного более общего принципа акаузальной упорядоченности. Согласно Юнгу, синхронистичные события следует принимать «как таковые», как непреодолимые случайности. И он поднял вопрос [33] о том, не нуждается ли в некотором концептуальном расширении принцип эквивалентности психических и физических процессов, который, по его опыту, проявляется в синхронистичных событиях. Есть два хорошо известных примера акаузальной упорядоченности, а именно неоднородности в физике и индивидуальные математические свойства натуральных чисел[232]. Странности, как в приведенной выше истории с тиграми, возможно, лишь редкий подвид более общего принципа акаузальной упорядоченности или «всех эквивалентностей психических и физических процессов, в которых наблюдатель способен осознать наличие tertium comparationis». С тех пор, как Юнг написал это в 1952 г., мне кажется, что развитие естественных наук сильно приблизилось к тому, чтобы эта идея общей акаузальной упорядоченности стала вполне реальным объяснением. Нидхем даже заявляет, что «возможно, мы можем охарактеризовать два единственных компонента, необходимых для объяснения вселенной в терминах современной наука как Организацию[233] с одной стороны и Энергию с другой» [34]. Совместно с Паули Юнг предложил схематическое представление поясняющего принципа, показанное на диаграмме. Квартернион концепций, требуемых для объяснения психофической единой реальности. Принцип случайности или эквивалентности ни в коем случае не замещает собой каузальность, а лишь дополняет каузальное определение[234]. В физике каузальность уже стала относительно верным принципом, и нам лишь нужно искать «статистические законы с наибольшими вероятностями», как это выражает Паули [35]. Эти наибольшие вероятности также можно назвать списком ожидаемых величин. Схожим образом можно назвать архетип списком ожидаемых величин или «наибольшей вероятности» определенных психологических (включая умственные) реакций. Как и ожидаемые величины в квантовой физике, которые не могут быть измерены с желаемой произвольной точностью, если в то же время мы хотим измерить их дополнительные параметры, так и уникальное проявление в списке ожидаемых психологических величин также ускользает от тщательного наблюдения, если требовать последовательных темпоральных повторений[235]. Идея Нильса Бора, что сознание и бессознательная Психэ — это взаимодополняющие пары сущностей, относится к этой же проблеме. Архетип прежде всего представляет психическую вероятность [36], но, что интересно, иногда он скрывается не только за психическими, но и за психофизическими эквивалентностями. Потому Юнг приписывает архетипу некоторое психоидное качество или же определенную «трансгрессивностъ»[236], поскольку он достигает областей опыта, которые мы обычно называем материальными. В нормальных и обычных условиях архетип — это только интроспективно наблюдаемая форма априорной психической упорядоченности, но если с ним ассоциируется внешний синхронистичный процесс, этот процесс также совпадает с этим базовым шаблоном, т. е. тоже упорядочивается. Эта форма упорядоченности отличается от упорядоченности математических свойств натуральных чисел или неоднородностей в физике в том, что и то, и другое случается постоянно, а формы психической упорядоченности, совпадающие с внешними событиями — это акты творения во времени[237]. Они представляют творческие акты в пределах шаблона, который сам по себе существует изначально, но спорадически повторяется и не следует ни из каких причин[238]. Синхронистические события, таким образом, являются относительно редким и особым классом естественных событий, тогда как их случайность следует понимать частью как универсальный факт, существующий изначально, а частью как сумму бесчисленных индивидуальных актов творения, происходящих во времени [37]. Эти акты творения по сути своей непредсказуемы[239], и потому, по крайней мере, с точки зрения глубинной психологии, придают особый и непредсказуемый поворот[240] времени, нарушая непрерывность стрелы времени. Так психология с другого направления приближается к идее сreatio continua — к идее, которую также утверждают А. Уайтхед и М. Чапек, когда говорят о направленном творческом движении природы [38]. Недавно также утверждалось, что физические представления об информации идентичны феномену обращения энтропии[241]. Здесь психолог должен вставить несколько замечаний: мне не кажется убедительным, что информация eo ipso[242] тождественна с pouvoir d’organisation[243] [39], которая отменяет энтропию. Я могу наблюдать беспорядок, ничего не делая с ним, если только не стимулирована эмоционально к наведению порядка[244], а эмоциональный стимул, изнутри побуждающий к установлению порядка[245], как легко может доказать психолог, происходит из пред-сознательно активировавшихся шаблонов умственного поведения, то есть, из архетипов. Только здесь, если это вообще возможно, мы можем столкнуться со случаями или источниками негэнтропии[246]. 6. Проблема методологического подхода к синхронистичности. Прежде чем обсуждать проблему постижения подвидов, относительно редких и случайных явлений синхронистичных событий, мне кажется более важным или скорее более осуществимым обратиться к математическому подходу к более общему фактору: эквивалентности смысла между психическим и физическим процессом, когда наблюдатель получает возможность осознать tertium comparationis[247]. Вопрос стоит так: можем мы каким-либо образом измерить психологическое переживание «смысла»?[248] Как заметил Юнг [40], до сих пор психологи лишь приблизительно определяли интенсивность реакций. Они пользовались для этого «функцией чувства», которая заменяет точные измерения в физике. Но «психическая интенсивность и степень ее выраженности указывает на количественный процесс. Тогда как психологические данные по сути своей качественны, они также обладают некой скрытой физической энергией». Если эти количества можно будет измерить, то масса и скорость окажутся вполне уместными концепциями для описания психики в той мере, в какой она проявляется во времени и пространстве. Похоже, что самые тесные связи психических процессов с материальными явлениями относятся к области метафизики. Но как нам подобраться к этой связи? Мне кажется, что это невозможно при помощи существующих математических методов, поскольку наше использование численных элементов и их абстракций по природе своей чисто количественное и потому подходит для исследования смысла не лучше, чем черно-белый фильм для передачи цвета. Но это преимущественно количественное использование натуральных чисел — особенность западных представлений. В Китае числа редко используют таким образом, они прежде всего используются как качественные инструменты порядка. Согласно Гране (Granet) [41], китайцы использовали числа не как количества, а как многозначные эмблемы или символы, служащие для выражения качества определенных совокупностей фактов и их внутренней иерархической упорядоченности. Числа, с их точки зрения, обладают описательной силой и потому служат как упорядочивающий факт для «des ensembles concrets qu’ils paraissent specifier par le seulfait qu’ils les situent dans le Temps et I’Espace» [42] (совокупности конкретных объектов, которые квалифицируются своим положением во времени и пространстве). В китайском мышлении существует эквивалентность между сущностью вещи и ее положением в пространстве-времени. Эта эквивалентность может быть выражена только числом [43], ведь числа характеризуют расположения, а не количества[249], но эти качественные расположения (вроде наших законов природы) также представляют «постоянные связи вещей» [44]. Более того, китайское мышление также больше заинтересовано в синхронистичности, а не в каузальности[250], т. е, они наблюдали совпадение событий в пространстве и времени, осознавая, что это не просто случайность. А именно, они обозначают особую взаимозависимость объективных событий среди них, как и субъективное (психическое) состояние наблюдателя или наблюдателей [45]. Юнг говорит: «Как каузальность описывает последовательность событий, так и синхронистичность для китайского мышления связана с совпадением событий. Каузальная точка зрения рассказывает нам драматическую историю о том, как появилось D. Оно зародилось от С, которое существовало до D, а С, в свою очередь, отпрыск В и т. д. Синхронистичная точка зрения, с другой стороны, пытается произвести столь же осмысленную картину совпадений. Как случилось, что А’, В’, С’, D’ и т. д. появились одновременно в одном месте? Похоже, в первую очередь потому что физические события А’ и В’ того же качества, что и психические события С’ и D’ и более того, потому что они представители одной и той же моментальной ситуации[251]. Ситуация, как считается, представляет отчетливую или понятную картину». Используя двоичные числа, но с учетом объясненной выше идеи, китайцы изобрели технику И-Цзин (Книга Перемен), чтобы посредством чисел постичь эквивалентность физической и психической систем. То, что Коста де Борегар говорит о современном физике-экспериментаторе, стоящем перед космосом, как игрок в кости, который в конечном счете получает эмпирическую информацию из того, что последовательные «броски кости» открывают ему о вселенной, законы которой по сути своей случайны [46], уже было известно китайцам, ведь они давно собирали информацию о синхронистичности при помощи такого «броска кости». Согласно Ван Фучжи (Wang-Fu-Chih, 1619–1692). все существование — это континуум, который самоупорядочивается. У него нет проявленного облика, и потому его нельзя наблюдать при помощи органов чувств, но его внутренний динамизм является в обликах, структура которых сопричастна структуре континуума. Эта идея о непредставимом континууме, содержащем скрытые образные структуры, образует точную параллель юнговской концепции unus mundus. Образы в континууме Ван Фучжи образуют шестьдесят четыре базовых символических ситуации И-Цзин. Поскольку они упорядочены и потому сопричастны миру чисел, их можно постичь при помощи численной процедуры, которая работает, только если проведена искренне[252].