Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 9 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Как следует из замечательной работы Дж. Уитроу, время в философии всегда рассматривалось как проблемная и противоречивая область, начиная от Платона и Аристотеля и заканчивая Августином, Фомой Аквинским, Кантом, Лейбницем, Бергсоном, Эйнштейном и многими другими [1]. Все их попытки определить природу времени были связаны с непосредственным человеческим переживанием этого феномена. Исследования бессознательного, начатые К.Г. Юнгом, лишь еще больше осложнили проблему. В частности, Юнг обнаружил, что в пространстве бессознательного время становится тем относительнее, чем глубже мы погружаемся в удаленные слои психики, и что в определенных слоях оно исчезает вообще. В наших сновидениях мы с легкостью можем перемещаться из далекого прошлого в настоящее и даже будущее. Сон как таковой, будучи «трещиной» во времени, в каком-то смысле также протекает вне времени, поскольку часто мы можем вспомнить только некий «пучок» почти одновременных событий, которые нужно расставить по хронологической шкале, когда мы пытаемся записать или рассказать сон. Я постоянно слышу от своих пациентов во время анализа сна: «Там происходило что-то еще, но было ли это до или после, я не знаю». Относительность времени в бессознательном находит свое отражение и в фольклоре, в частности, кельтском, когда человек спускается в царство призраков или фей, и когда возвращается — думая, что пробыл там всего день или ночь — обнаруживает, что все родные его давно умерли, а деревня, где он жил, исчезла, то есть отсутствовал он на самом деле несколько сотен лет. В большинстве подобных историй герой после этого падает замертво и превращается в прах. В других традициях ад, рай или царство мертвых описываются похожим образом. Одна словенская история повествует, к примеру, о том, как Бог однажды скитался по земле в образе нищего верхом на осле и нашел приют у одного бедняка. На следующий день Бог пригласил приютившего его бедняка к себе домой: «Ты легко найдешь дом мой, если будешь идти по следам от моей повозки, которые шире обычных и никогда не сходятся». Двое сводных братьев этого бедняка сначала попытались сделать это, но потерпели неудачу, затем же отправился в путь и сам бедняк. Сначала ему встретился железный мост, близ которого сошлись два козла в жестокой схватке. Следы повозки здесь начали сверкать будто серебро. Следующий мост был медным и около него увидел бедняк двух черных дерущихся сук. Дальше он увидел серебряный мост, «прекрасный, словно во сне», и около него человека, на которого напали вороны и скот выщипывал его волосы. Последний мост был золотым и в конце концов человек подошел к круглой стене из драгоценных камней с разноцветным входом. За ней был неземной красоты сад с диковинными цветами и поющими птицами. «Не чувствуя ни голода, ни жажды, бедняк лишь расплакался от счастья». Тут появился Бог и объяснил бедняку, что животные и страдающие от мучений люди, встреченные им — это люди, совершившие на земле множество греховных поступков. Затем Бог вывел его ко входу и с улыбкой произнес: «Возвращайся. Я жду тебя этим вечером». Тут же бедняк оказался дома, но не узнал ни своей деревни, ни окружавших его людей. Он спросил их, кто они, но те лишь в недоумении уставились на него. «Что же он сделал? Он вернулся по следам своей повозки и спросил бедняка о том, что стало теперь с его жизнью. Бедняк радушно принял его и с тех пор вечно пребывает в раю» [2]. Истории, подобные этой, встречаются по всей Европе [3]. С психологической точки зрения они описывают глубокие уровни коллективного бессознательного, где тысяча лет равна лишь одному дню. Упоминаемые выше серебряные следы от повозки особенно интересны: это описание известной и довольно спорной аксиомы Евклида о двух параллельных прямых, которые пересекутся в бесконечности [4]. Еще одним свидетельством относительности времени в глубоких слоях бессознательного служат странные прорывы в прошлое, о которых сообщают парапсихологи. Один из самых знаменитых таких случаев произошел с двумя английскими дамами, Э. Моберли (А.Е. Moberley) и Э. Джордан (E.F. Jourdain), первая из которых была директором Женского Колледжа св. Хью в Оксфорде, Э. Джордан — ее заместителем и ранее также возглавляла колледж. Так вот, одним чудесным днем 1901 года две эти почтенные дамы оказались в Версале близ Малого Трианона, где увидели женщину, вытряхивавшую белое платье у открытого окна, и двух садовников, одетых в серо-зеленые мундиры и треуголки. Тут мисс Моберли «почувствовала внезапно накатившую тоску», но промолчала и они продолжили путь. Дамы подошли к круглой беседке. «Все вокруг казалось искусственным, даже деревья выглядели плоскими и безжизненными, будто на гобелене… совершенно неподвижными». Женщины прошли дальше, встретив на своем пути еще несколько человек в старинных нарядах, и потом вернулись в Париж. Немного придя в себя, женщины сочли нужным обменяться впечатлениями и записать все увиденное независимо друг от друга. Лишь после нескольких лет усердных поисков они обнаружили, что побывали в Версале времен Марии-Антуанетты и поняли, что видели не только людей той эпохи, но и здания, многих из которых больше нет, включая давно разрушенный маленький мост, который они пересекли [5]. Дж. У. Данн (J.W. Dunne), автор книги «Эксперимент со временем», также обратил внимание на их сообщение, так как оно подтверждало его теорию о многомерности времени. Воспоминания Юнга о чудесно увиденных им и его другом мозаиках в Ровен не, давным-давно утраченных, относятся к похожим случаям [б]. Все это демонстрирует, как неким образом события и вещи прошлого могут быть полноценно представлены в глубоких слоях бессознательного. На самом деле мы не можем глубоко анализировать человека без встречи с образами и мотивами его или ее сновидений, корни которых — в далеком прошлом индивида, его культурном фоне. Один из моих анализандов, мексиканец-католик, умолчал о последнем во время анализа и вся процедура встала, невзирая на взаимную симпатию и попытки обеих сторон наладить контакт. Потом ему приснился сон: с дерева спрыгивает кусок обсидиана и начинает его преследовать. Убегая от него, он в конце концов остановился в центре площади, где камень вдруг начал уменьшаться и потом тихонько лег у его ног. «Что на твоей родине знают о Тецкатлипока?» — воскликнула я. Тут он наконец рассказал мне, что был по происхождению на три четверти ацтеком. Я учла этот факт в дальнейшем анализе и дела пошли гораздо лучше. В нашем бессознательном содержатся не только события прошлого, но и будущего. Этот аспект на протяжении человеческой истории играл столь значительную роль, что во всех цивилизациях при истолковании сновидений учитывали прежде всего их «предсказательное» значение. Многочисленные ближневосточные и античные сонники подтверждают эту идею. С другой стороны, сновидения о событиях будущего следует разграничивать по двум формам: 1. Телепатические сновидения, непосредственно описывающие будущее событие и 2, Сновидения, описывающие его же, но в символическом смысле. В качестве примера сновидений первого типа позволю себе процитировать историю, которая в свое время очень заинтересовала Шопенгауэра[118] [7]. В номере Лондонской «Таймс» (Times of London) за 2 декабря 1852 года упоминалось следующее: утонул некий мистер Марклан. Вроде бы ничего необычного в этом не было, но оказалось, что еще до того, как был найден труп, брат погибшего заявил, что ему известно, где он, так как за ночь до этого ему приснился сон: он стоит в реке близ ворот Окзенхолл и пытается вытащить труп на берег. Рядом с трупом, как он помнил, плыла форель. Подняв на следующее утро тревогу, брат с товарищами и в самом деле обнаружили тело погибшего там, где было указано. И как и во сне, рядом с трупом плыла небольшая форель. Как указывал Шопенгауэр, даже мелкая деталь типа этой форели, которая плыла рядом не более нескольких секунд, с точностью была предвидена во сне. Второй тип сновидений труднее поддается предсказательной интерпретации, поскольку требует символического толкования. Бывает, кстати, что такой сон снится одновременно с неким внешним синхронистичным событием. К таким случаям относится, например, известный сон о скарабее, который Юнг упоминает в своей работе о синхронистичности, что совсем не обязательно должно было повлечь «чудесное» появление жука, допустим, на сеансе анализа. В Древнем Египте скарабей вообще символизировал ту силу, которая заставляет солнце всходить каждое утро на небосводе; это можно понимать и как полное обновление сознания, некую подготовку спящего к пробуждению. Синхронистичное же появление похожего на скарабея насекомого в тот момент, когда анализанд рассказывал Юнгу свой сон, послужило в данном случае высшим подтверждением важности этого обновления сознания. Позволю себе проиллюстрировать эту точку зрения на своем опыте: Когда я путешествовала по Канаде, то остановилась однажды у одной очень милой семьи. Накануне, во время перелета в Чикаго, мне приснилось, будто я постепенно тону в глубоком снегу и внезапно к моей голове начинают двигаться аэросани — тут я проснулась, закричав о помощи. Обычная трактовка снега во сне как холодности чувств здесь была бессмысленна, так что я была в некотором замешательстве. Торонто мы покинули в чудесную солнечную погоду, однако на пути к Чикаго попали в такую сильную снежную бурю, что в итоге пришлось принудительно сесть в Кливленде. Зрелище мечущейся в панике толпы было очень неприятным и тревожным, и только спустя восемь часов ожидания и начинающейся сильной простуды мне дали плохонькую комнату на ночь. Телефон не работал, в окно с силой били снег и ветер. Выбравшись утром из холодной постели, я вдруг подумала: «А ведь это мой сон!» Сон, конечно, не был однозначно телепатическим, но он символически точно описывал мое психическое и физическое состояние на тот момент. Вообще, насколько я могу судить по моему опыту, вторая, косвенная, форма предсказания будущего гораздо больше распространена, чем первая. Будущие события редко появляется в сновидениях точно в том виде, как сбудутся, скорее они будут символически выражены, оставляя небольшое пространство для нашей свободы выбора: произойдут ли они вовне или внутри нас, то есть на психическом либо физическом планах. Я, кстати, отменила потом свой рейс, избежав тем самым еще больших проблем. Как вам уже известно, К.Г. Юнг продемонстрировал в ходе своих изысканий, что сновидение имеет ту же базовую структуру, что и классическая драма: 1. Экспозицию, где мы узнаем о времени, месте и действующих лицах; 2. Нам сообщается о проблеме, вопросе требующем разрешения; 3. Происходят различные перипетии действия и 4. Финальное разрешение проблемы либо катастрофа. Доктор Пол Уолдер (Dr. Paul Walder) благодаря одному из своих сновидений позднее добавил к этой идее важную деталь: по его мнению, первые два пункта относятся к прошлому, перипетии — к настоящему, а финальная часть — к будущему. Изучив более сотни сновидений, он подтвердил свою точку зрения, и я также считаю, что часто она оказывается верной. Во времени Эго движется из прошлого в будущее. Сновидения возникают из глубин бессознательного, их будто выносят на берег сознания волны архетипических процессов. Три стрелки означают поле восприятия, когда мы начинаем осознавать сон: сначала мы принимаем прошлое, затем сталкиваемся с настоящим, находясь в ожидании будущего, которое принесет с собой решение проблемы. Все это делает весьма вероятным тот факт, что структура нашего сознания на самом деле тесно связана с часовым временем. Юнг даже назвал это явным modus cogitandi. Жан Пиаже также показал, что дети значительно медленнее и только в процессе обучения, усваивают чувство времени, прекрасно воспринимая до этого ритм, частоту и скорость безо всяких затруднений и на значительно высоком уровне [8]. Многие африканские племена и североамериканские индейцы не имеют, кстати, ни малейшего понятия о нашем чувстве времени. Особенно интересны в этом отношении индейцы хопи, в языке которых отсутствуют понятия прошлого, настоящего и будущего [9], У них также нет слов, обозначающих «быстро» или «скоро», вместо них они используют слова, означающие интенсивность [10]. Глаголы в их языке тоже не имеют времен [11], а у имен существительных только две формы: одна, которой говорящий имеет в виду нечто, относящееся к прошлому или настоящему, и другая, когда он ожидает чего-то, то есть к тому, что мы понимаем под будущим. Вселенная хопи, таким образом, располагает всего двумя крупными темпоральными формами: проявлением и проявляющимся (либо еще не проявленным) [12]. Проявленное это то, что мы можем ощутить органами чувств; оно объективно и относится к прошлому. Проявляющееся полностью субъективно и средоточием его в нас служит сердце, соотносимое с «Сердцем Природы», «могущественным нечто» (a’ne himu) или Духом (hi’wsn). Проявляющееся объемлет собой все события будущего. Тончайшая грань между проявленным и проявляющимся, объективным и субъективным и есть то, что мы называем настоящим. Однако хопи ограничивают это указанием на то, что причинность себя исчерпала либо начальным суффиксом в слове, сообщающим нам, что конечная ситуация начала проявляться. «Субъективная» или «будущая» форма полностью означает надежду [13]. Глагол tunatya означает «думать, желать, быть причиной», слово это означает непроявленное и субъективное. Прошлое же в большинстве своих даже отдаленных форм, напротив, проявляется и может восприниматься до тех пор, пока оно снова не возникнет в мифологическом времени и пространстве родовых предков. Здесь оно снова становится «субъективным», поскольку наше сознание сможет принять его только тогда, когда прошлое обретет видимую форму. Весь процесс напоминает то, как если бы из «Сердца Природы» начал исходить поток событий, проявляясь и тем самым становясь прошлым, пока каждое вечно-новое событие начинает свой путь из субъективной реальности в проявленное бытие. Отдаленное прошлое, как я уже сказала, также «субъективно», поскольку мы более не способны его постичь. В этой связи можно вспомнить Aljira австралийских аборигенов, у которых существует мифологическое Время Снов (Aljira), когда героические образы предков начинают созидать мир. Души новорожденных исходят от них, а души умирающих уходят к ним. Отсюда в человеческую реальность приходят и сновидения. Мы видим здесь еще один образец вневременной природы того, что сейчас называем коллективным бессознательным. Понятие о времени у Хопи, на мой взгляд, близко связано с китайской идеей «семян», называемых «первыми знаками времени». «Семена», читаем мы в И-Цзин, «это первые неощутимые начала движения, первый след благого (или неудачного) случая. Мудрый постигает эти семена и немедленно действует» [14]. Материальный мир разворачивается, согласно китайской традиции, следующим образом: Из изначального образа (триграммы) появляется его копия, принимающая физическую форму. То, что регулирует этот процесс подражания высшему, называется моделью. «То, что вверху, есть Дао, то, что внутри формы, есть орудие Дао» [15]. Движения линий, образов, а также бесконечно малых зародышей событий, символизирующих их, невидимы нашему глазу, но результаты их действий проявляют себя в видимом мире как счастье ли несчастье [16]. «Линии и образы проявляются внутри, а несчастливые или счастливые события — вовне». (Хопи называют эти «семена» субъективным и непроявленным, счастливый или несчастливый случай — проявленным, то есть уже прошлым, растянутым во времени-пространстве). Тут мы вплотную подходим к точке зрения, что архетипы коллективного бессознательного напоминают такие «семена»; они так же невидимы, обладают лишь потенциальным бытием и мы не способны их воспринять. Только в форме архетипического образа они становятся «реальными» и только так мы сможем их осознать и впустить в наш обусловленный мир. Будучи достаточно чувствительными, мы сможем ощутить эти «ростки» в нас. Ближе к концу жизни Юнг больше не использовал И-Цзин для гадания потому, что, по его словам, уже знал, что ему выпадет. Он, очевидно, следовал совету Чу Си (Chu Hsi): «Мы познаем перемены после того, как линии лягут вместе. Почему же мы не можем настроить ум наш еще до того, как узнаем исход? Когда мы поймем, что две формы от Высшего исходят, то сможем спокойно сказать, что изучать И-Цзин нам более не нужно» [18]. Вневременная природа архетипических «ростков» подтверждается еще одним фактом. В нашей аналитической работе, когда мы имеем дело со сновидениями, содержащими исключительно личностный материал, мы можем связать его с непосредственными событиями реальности, как реакцию на то, что сновидец сделал или пережил за день до этого либо будет испытывать на следующий после сновидения день. В сновидениях же с архетипическими мотивами значение сна будет неизменно верным на протяжении многих месяцев или даже лет. Архетипические сновидения появляются с раннего детства и часто несут в себе предсказание судьбы человека на всю последующую жизнь или, по крайней мере, на первую половину жизни. Китайские «семена» поэтому представляют собой то, что мы бы назвали архетипическими констелляциями в глубоких слоях психики. Интерпретируя сновидения, мы пытаемся (и иногда нам это удается) распознать это семя внутри каждой индивидуальности так, что, если оно окажется негативным, это можно было бы исправить так, чтобы оно не повлекло за собой внешних неприятностей. Архетипы (не архетипические образы) как таковые находятся за пределами времени. Они также лежат в основе синхронистичных событий, так называемых «смысловых совпадений», происходящих тогда, когда архетипы приходят, выражаясь языком физики, в возбужденное состояние. Оно проявляет себя в эмоциях или когда имеет место внешняя ситуация крайней серьезности, такая, как смерть или тяжелая болезнь [19]. «Выглядит это так», писал Юнг, «как если бы коллективные архетипы (или коллективное бессознательное) проявляют себя не только внутри индивидуальности, но также и вовне, в окружении человека, словно отправление и принятие сигнала от архетипа происходит в одном и том же психическом пространстве и в одно и то же психическое время (в случае предвидения). Также как и в психическом мире, здесь нет тел, движущихся в пространстве, как нет здесь и времени. Архетипический мир вечен, другими словами, лежит за пределами времени и подчинен лишь собственным архетипическим законам. Там, где начинает превалировать архетип, мы вправе ожидать синхронистичных событий, то есть акаузальных соответствий параллельно существующих во времени фактов» [20]. Исходя из вышесказанного, мы можем представить время так, как оно показано на диаграмме на следующей странице, не забывая, однако, о том, что любая схема не только разъясняет, но и в каком-то смысле размывает факты, которые мы пытаемся с ее помощью описать. На внешнем крае Эго движется в потоке внутренних и внешних событий, то есть во времени. Ниже него находится область личного бессознательного, все еще относительно тесно обусловленная временем-пространством. В ней начинается сфера архетипических образов, которые, хотя все еще ограничены временем-пространством, но уже значительно меньше. Здесь процессы могут занимать тысячи лет. Они могут сочетаться между собой, образовывать констелляцию, намекающую на существование времени. Еще глубже внутри находится вечно обновляемый уровень движения, о котором Юнг писал в работе «Зон». Далее находится уровень архетипов, их множественное единство, и непосредственно Самость. В центре же — пустая втулка колеса бытия, реальность, полностью лишенная времени. «Тринадцать спиц сходятся у единой ступицы, Из пустоты центра ткутся петли для вечной пряжи» [21]. Чем ближе мы подходим к внешнему кругу, тем плотнее попадаем в сети времени в том смысле, в какой оно известно нам. Часовое время, как я уже упоминала ранее, есть весьма специфическое достижение нашей цивилизации, также, как и параметр t в современной физике. Идея простого измеримого времени четко контрастирует с изначальными архетипическими идеями. Измеримость времени, на мой взгляд, базируется на естественной связи времени и числа. Обычно мы измеряем время определенными повторяющимися движениями, а самым частотным типом движений во вселенной являются волновые вибрации. Большинство из них демонстрируют, как правило, три базовые характеристики: ритмичность, серийность (повторяющиеся схемы) и периодичность [22]. Ритм, серийность и периодичность являются также базовыми аспектами серий натуральных чисел. Они позволяют делать время измеримым, Сейчас мы уже способны измерять время с помощью атомных колебаний [23]. В прошлом же повсеместно наблюдали за движением небесных светил, чаще всего солнца; однако многие цивилизации, в том числе и наши культурные предшественники, считали время не просто циклическим феноменом, но интуитивно понимали его как линейный ход событий. Поэтому Юнг, как я уже говорила, определяет время как modus cogitandi, то, что мы способны воспринять в виде потока внутреннего и внешнего опыта; время это течение внешне воспринимаемых событий одновременно с внутренним течением мыслей, ощущений и эмоций [24]. Понимаемая столь широко, идея времени базируется на архетипическом основании, подтверждаемым тем фактом, что религиозные и мифологические образы демонстрируют определенную идентичность в самых разнообразных культурах. В Бхагават-Гите Кришна раскрывается перед Арджуной в своей подлинной ужасающей форме. «И увидел я бесконечный образ, в коем переплелись бесчисленные руки, тела и глаза. Великим потоком эти тела исчезают в его пылающей пасти» [25]. Древние греки соотносили своего Хроноса-Время с великой рекой Океаносом, опоясывающей всю землю и вселенную в виде огромного змея с начертанными на спине знаками зодиака. Океанос также воплощал собой душу мира, поскольку душа, по мнению греков, была сущностно жидкой, влажным выдохом божества. Алхимик Зосима так говорит об этой влаге: «Круглый элемент из двух частей, принадлежащий седьмому поясу Кроноса, так это можно назвать языком профанов. Но чем является это, подлинным мистическим языком объяснить нельзя… Обычный язык называет это Океаносом, истоком и семенем, порождающим всех богов, чудесным Q элементом, объемлющем все сущее, как это уже было сказано о средствах божественной воды» [26]. Флюид или змей на более низком уровне были также символом «зона», жизни отдельного индивидуума, в связи с чем можно вспомнить схожее значение змеи в Древнем Египте, жители которого верили, что каждый человек обладает собственным «змеем жизненных сил», оберегающим человека в жизни и после смерти. В поздней античности этот бог Океанос-Кронос-Эон был отождествлен с персидским Зерваном в обеих его аспектах: как «Бесконечное Время» и как «Время Долгого Царствования». В поздних митраистских текстах к нему обращаются как к «духу протянувшемуся от небес до земли тому что сдерживает бездну и освещает мир величайшей тайне вселенной. Он земной пылающий из ветра сотканный темный и влажный»; он таким образом заключает в себе все оппозиции и является «Творцом и Повелителем Всего Сущего» [27]. В знаменитом ацтекском Каменном Календаре самое внешнее кольцо сплетено из двух огненных змей, которые лежат на дне голова к голове. Здесь мы, таким образом, опять встречаемся с символом змеи и оппозициями, связанными с идеей Времени.
В Китае время ассоциировалось не со змеей, но с драконом. Он был символом Ян, солнечного, мужского, динамического и творческого принципа, повелевавшего, согласно И-Цзин, духом и временем, тогда как Инь, принцип принимающий, действовала и сфере материи в пространстве [28]. Суммируя все вышесказанное, мы можем определить, что время сущностно всегда соотносилось с образом Самости или Бога в ее динамическом, творческом аспекте. В Самости, есть, так сказать, элемент Времени в аспекте эманации, энергии и движения: Самость сама делает для нас возможным переживание времени. Я хочу проиллюстрировать эту точку зрения, приведя здесь сон одного сорокалетнего мужчины. Он учился на психоаналитика и за день до того, как ему предстояло принять своих первых пациентов, он вдруг впал в панику. Он чувствовал себя неуверенно и начал разбираться, что же вообще может значить анализ и «правильная» интерпретация сновидения. «Что происходит, когда мы анализируем сны?». Задавшись таким вопросом, он лег спать и приснился ему следующий сон: Я сижу на каком-то открытом квадратном пространстве вроде площади в старинном городе. Ко мне подходит молодой красивый юноша, пышущий здоровьем, с золотисто-светлыми волосами, и начинает рассказывать свои сновидения. Он как бы разбрасывал их, словно они были материальны. Всякий раз, когда он рассказывал сон, с небес падал камень и разбивал сон на мелкие кусочки. Дотронувшись до одного кусочка, я увидел, что это хлеб. В итоге же от сна оставались только болты и маленькие угольки. Я сказал юноше: Ты должен развернуть свой сон до такой степени, чтобы от него остались только эти болты. Он же мне ответил: Толкование сновидений — это искусство раскрывать то, что некто скрывает в себе и одновременно отбрасывает вовне, как и в реальной жизни. Затем сцена изменилась. Теперь мы сидим вдвоем на берегу красивой широкой реки. Сновидения образуют фигуру в виде пирамиды из болтов и угольков, очень напоминающую абстрактные работы Брака, но трехмерную и живую. Она сложена из тысяч треугольников и четырехугольников, непрестанно движущихся. Я думаю, это объясняется стремлением поддержать баланс целого: когда одна фигура меняет свой цвет, другая тоже должна изменить его со своей стороны. Верхушка же пирамиды была пуста, на ней не было ничего! Но как только я взглянул вверх, как с вершины пирамиды вдруг заструился свет. Сцена снова изменилась. Пирамида была на месте, но сделана она была теперь из экскрементов. Вершина ее все еще сияла, и я вдруг осознал, что этот свет и делает экскременты видимыми и vice versa[119]. Я вгляделся пристальнее в зловонную субстанцию и понял, что смотрю на руку Божью. Тут же я понял, почему верхняя точка была невидима: это был лик Божий! [После этого последовала уже более личностная часть сновидения][120] [29]. Я разберу сон в целом довольно кратко, остановившись подробнее на значении реки. Сон с самого начала пытается показать сновидцу, что происходит, когда мы интерпретируем его: аспект нашей Самости, златовласый юноша, и создает сновидения, Эго же неспособно истолковать их. Камни, летящие с небес и разбивающие сны, означают, что верное понимание сна интуитивно приходит чаще всего из бессознательного, это именно тот самый «удар», внезапное прозрение сути сновидения. Кусочки сна выглядят как «хлеб насущный», важнее, однако, здесь постепенно материализующаяся пирамида, которая, согласно Юнгу, является одним из символов Самости — божественного ядра Психэ. В своих исследованиях Гельмут Якобсон (Helmuth Jacobsohn) показал, что похожий на маленькую пирамиду камень на вершине египетских пирамид всегда размещался таким образом, чтобы на него падал первый луч солнца. Он означал также бессмертную сущность души умершего, реализующуюся в его воскрешении, сливаясь с космическим божеством Атумом, но не теряя, однако, собственной идентичности [30]. Сновидец наблюдает за пирамидой, сидя на площади в городе — искусственном человеческом сооружении. Потом же он внезапно оказывается вместе со своим собеседником на берегу полноводной реки и с этого момента пирамида оживает, начиная беспрестанно меняться. На сиену выходит время. Сон словно пытается сказать, что речь идет о первом этапе индивидуации, когда мы начинаем осознавать Самость внезапным пониманием смысла наших сновидений. Мы начинаем входить в контакт с Самостью, но и это еще не все, поскольку задача состоит в том, чтобы наладить контакт с Самостью во времени, где нужно постоянно сохранять баланс. Поэтому мы видим здесь одновременно и образ реки и образ пирамиды, Самости, вечно живой и меняющейся. Тут сновидец наталкивается на новый парадокс: пирамида состоит из экскрементов, максимально бесполезного вещества, скрывая за собой в то же время «руку Божью». Преходящее и вечное соединены в ней неразрывно (Можно вспомнить здесь утверждение алхимиков, что философский камень искать нужно в навозе и отбросах). Два места (город и река) и фазы сновидения напоминают мне дзен-буддистское разграничение между «материей» и «функцией». Последняя означает реализацию Самости, однако позднее мастер дзен вырабатывает в себе то, что называется его «великой функцией», деянием и не-деянием, идущим из внутреннего центра и помогающим просветлению окружающих его людей [31]. «Материя» находится вне времени, это, скажем так, безмолвное знание нематериального тела, dharmakaya[121], а «великая функция» выступает ее обусловленным проявлением на протяжении всей жизни мастера. Отчасти то же применимо и к процессу индивидуации. Недостаточно лишь осознать существование Самости, необходимо научиться жить в гармонии с ней, сообразуя свои действия с ней, а не с желаниями Эго. Поэтому вместе с реализацией Самости в наших сновидениях появляется не менее важный символ реки времени. Обе части пирамиды исходят из Самости: «мусор» нашей обыденной реальности и незримая сияющая точка «лика Бога», неподвижная ось бытия. Символизм «руки Божьей среди отбросов» заставляет нас вспомнить точку зрения Юнга о связи нашей жизни с бесконечностью. «Только понимая, что единственно подлинной является лишь бесконечность, мы сможем избежать бессмысленной привязки к вещам и целям, не имеющим реального значения… Если мы поймем и ощутим, что наша жизнь незримо и неразрывно соединена с вечностью, изменятся наши желания и привычное отношение к миру. Мы придем в финальном анализе к положительному исходу только в той степени, в какой сами мы воплощаем в себе вечность, если же это не так, то и жизнь для нас не имеет смысла…. Ощущения бесконечности можно достичь лишь осознанием связи с наивысшим во вселенной. „Эго“ это величайший ограничитель человека, проявляющий себя в утверждении: „Я есть только это!“… Обладая этим знанием, мы можем ощущать себя одновременно вечным и бренным, и тем и другим» [32]. Под «ограниченным» здесь следует также понимать «обусловленный временем», поскольку это одно из многих наших ограничений, с возрастом все более и более отягощающих. Еще один архетипический образ времени, который мы встречаем во многих мифологических и религиозных системах — это процессия, в снах современного человека часто представленная образом поезда. Хочу привести в этой связи два сновидения девочки семи лет, которые в свое время анализировал Юнг в рамках семинара по детским сновидениям [33]. Первый сон: По улице идут семь белых гусей, и все живые существа, мимо которых они проходят, падают замертво. Второй сон: По улице едет локомотив. В данном случае все живое тоже падает мертвым, когда он просто проезжает мимо. Интерпретируя эти сны, Юнг подчеркивал связь числа семь с луной, управляющей, по древнегреческим воззрениям, нашим скоротечным миром и ходом времени. Поезд же для нас означает нечто, проезжающее мимо с определенным ритмом. Базовой идеей здесь является «прохождение мимо», то есть сама сущность времени. Гуси — это живая, подлинная природа, поезд же, напротив, человеческое изобретение, но оба символа убивают своим прохождением все живое. Девочка, которой приснился этот сон, по мнению Юнга, была совершенно нормальна, но испытывала трудности в адаптации к внешнему миру. Душа приходит к нам из вневременных сфер и хочет вернуться туда же, в бесконечный сон. Смысл двух этих сновидений заключался в своеобразном спасительном шоке для того, чтобы пробудить ребенка к осознанию нашего обычного, мирового времени, помочь ей адаптироваться к нему, когда она пойдет в школу. Она должна будет твердо усвоить, что все вокруг нее постоянно и быстро меняется и что она должна будет жить во времени. У первобытного человека такого времени не было, он жил будто в вечности; мы же, к сожалению, больше не живем в раю, а существуем по часам и постоянно испытываем острую нехватку времени. Возможно, многим из вас снился сон, когда вы опаздываете на поезд, преодолевая по пути различные препятствия. Этот сон говорит о том, что мы утеряли гармонию со временем, мы не попадаем «в момент», а сонно плывем по течению, не представляя себе, что значит жить в мгновении. В психологической практике я сталкиваюсь со случаями невротических трудностей у молодых людей, вынужденных привыкать ко времени, тогда как пожилые люди не могут покинуть поток времени и остаются в берегах вечности. До появления поездов этот аспект времени, как мы уже видели в первом сне с гусями, выражался некой процессией. На древнеегипетском празднике Сед (Sed), например, на пути к святилищу позади фараона четырнадцать воинов несли штандарты, символизировавшие ка его четырнадцати предшественников. Таким образом, фараон шел, так сказать, вместе со всем своим прошлым за плечами, с историей за спиной. Во многих других цивилизациях длинные списки погребенных властителей зачитывались по важным государственным датам, выполняя ту же функцию — сохранить прошлое живым. В процессии мы видим отчетливую связь времени с числом, так как можем, к примеру, подсчитать ряды идущих, что даже подвело А. Зейденберга (A. Seidenberg) к утверждению, что, возможно, счет ведет свое происхождение именно от процессий [34]. Самой величественной из всех подобных верениц образов являются зодиаки различных цивилизаций — «подвижные образы вечности», по выражению Платона [35]. В тысячелетних периодах — а иногда и в годичных и месячных периодах — божественные образы движутся в установленном порядке по небосводу. Сейчас доказано, что некоторые зодиакальные знаки, будучи первоначально земными, племенными богами, затем были человеческой фантазией спроецированы на небесные созвездия. Существует поэтому вполне обоснованное подозрение, что архетипы коллективного бессознательного группируются друг с другом не случайным образом, но сообразно определенному таинственному порядку, «игре архетипов», как называл ее Юнг. Сущность этого порядка нам до сих пор еще неясна. Наиболее выразительными были символы времени у майя и ацтеков: изображались они как боги, несущие на плечах и спинах символы дней или лет, преодолевающие трудную дорогу на небесах. Другими примерами такого кругового хода времени были индийские и китайские зодиаки, также имевшие дело с тем, что мы сейчас называем психологической «констелляцией», хотя точно даже не знаем, что это значит. Отношения между богами и временем начались не с рождения астрологии, а гораздо раньше. У древних славян, древних греков и римлян существовали боги, отвечавшие за тот или иной момент времени, несущие также специфическую эмоциональную нагрузку. Был, например, бог того момента, когда лошади разбегаются в панике, или того, когда наиболее удобно собирать мед. Бог Пан ответствовал за то мгновение, когда на поле боя вспыхивает паника. Был также Кайрос — бог счастливого стечения обстоятельств, изображавшийся обычно как крылатый юноша с маленькими колесами под ногами, что означало быстрое исчезновение Кайроса, если мы не успеем «поймать» его. Была Ника, повелевавшая моментом, когда чаша весов склоняется на ту или иную сторону в соревнованиях или битве. И конечно Фортуна со своим колесом! На самом деле она была древней богиней-матерью, став позднее символом слепой силы, подвигающей некоторых людей к успеху и удаче, отбрасывая остальных в нищету. Когда около 6 в. до н. э. в Месопотамии определенных богов начали соотносить с созвездиями, это выглядело попыткой человечества постичь порядок, скрывающийся за темпоральным возникновением тех или иных богов; чтобы выстроить их в строгую временную цепочку, с помощью которой мы сможем выявить схожесть их возникновения и исчезновения. Напротив, Кайрос, Ника, Фортуна, Пан, Эрос и подобные им божества момента (Augenblicksgotter, по выражению Германна Юзнера (Hermann Usener)) [36] представляют архетипы, проявляющие себя в синхронистичных событиях. Это происходит спонтанно и потому появление таких богов предугадать невозможно. Иногда синхронистичные события не только нерегулярны, но выглядят даже произвольными. По этой причине в христианской традиции существуют «чудеса», совершаемые как Дьяволом, так и Богом. На многочисленных средневековых изображениях, работах эпохи Возрождения и даже в недавнем фольклоре мы часто видим чудесную длань Божью, указывающую вниз с небес. Именно таким путем Бог вмешивается в Свое творение и поэтому с христианской точки зрения вселенная не просто механизм, обусловленный временем и пространством, ведь в ней всегда имеют место чудеса и сотворение нового. Юнг называет синхронистичные события «актами творения во времени»; он также говорит о продолжительном сотворении «модели, существующей в вечности, иррегулярно себя проявляющей и не зависящей от предшествующего» [37]. «Длящееся творение следует понимать не только как серию успешных актов творения, но также как вечное присутствие одного-единственного творческого акта…» [38]. Синхронистичные события, как указывает Юнг в итоге своей работы, посвященной этой теме, выглядят только частными случаями общего принципа, названного им «акаузальной упорядоченностью» [39]. В физике эта упорядоченность проявляется, например, в периоде радиоактивного распада, причин строгой продолжительности которого мы не знаем. В психологии — это особенности натуральных чисел: 1, 2, 3 и так далее. Никто не может объяснить, почему, например, именно число б является совершенным (не впадая в тавтологию, разумеется). Идея «акаузальной упорядоченности» находит свое выражение как в различных зодиаках, так и в двух китайских арифметических моделях мира, лежащих в основе философии И-Цзин. В первой модели, называемой «Порядок Первых Небес» или «Изначальный Порядок», восемь универсальных принципов (К’иа) расположены парами оппозиций, как видно на следующей диаграмме [40]. Эти оппозиции не соперничают друг с другом, но служат сохранению общего динамического баланса [41]. Данная модель в целом вневременная. Другая, «Порядок Короля Вэна» или «Порядок Последних Небес», имеет циклическую структуру, показанную на второй диаграмме. Первая модель экстратемпоральна, вторая — темпоральна. Первая означает мир «акаузальной упорядоченности», вторая пребывает во времени и используется как индикатор возможных синхронистичных событий. Две эти модели, как пишет Ричард Вильгельм, не противопоставлены друг другу, а выглядят так, как если бы «Порядок Последних Небес» был прозрачным и мы могли бы видеть сияющую за ним раннюю модель [42]. Китайское воззрение на вселенную, следовательно, уравнивало темпоральность и внетемпоральность в общем Двойном Единстве; синхронистичные события в таком случае будут «спорадической манифестацией их дополняющего единства». Чтобы получить предсказание И-Цзин, мы должны подсчитать пучки стеблей тысячелистника в обратном порядке (пока не получим в остатке два или один). Объясняется это следующим: «Нормальное» движение времени от прошлого к будущему здесь, конечно, присутствует, но существует также и обратное, как бы свертывающееся движение времени. Познать это движение значит познать будущее, так как «если мы поймем, как дерево возвращается обратно в семя, то поймем и будущее разворачивание семени в дерево» [43]. Именно поэтому в Китае для предсказания будущего использовались обратные счетные методики.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!