Ситуация достигает апогея, когда Диану и ее родителей вызывают в суд для дачи показаний. С ними хотят поговорить не только о ночи преступления, но и о биографии Дианы. Уэс опасается, что дочь в этой связи расскажет о пережитом насилии, об этом пронюхает пресса и вся история нанесет удар по его репутации. Доброе имя для него чрезвычайно важно, Диана тоже это знает. Если в своих предстоящих показаниях она сообщит о жестоком обращении, то велика вероятность того, что информация просочится в СМИ. Это самый верный способ устроить крупные неприятности Уэсу – разрушить его репутацию честного гражданина и образцового христианина, отца семейства. Она это понимает и впервые в жизни чувствует над ним власть. Если Диана раскроет свою тайну во время допроса, ее отцом тоже заинтересуются следственные органы. Как тогда, в его машине. Только на этот раз она не собирается его защищать. Мысль о том, чтобы загнать его в угол, очень привлекает Диану. Напряжение нарастает за день до того, как членам семьи нужно явиться для дачи показаний. С самого утра Диана и Уэс ссорятся, а за ужином конфликт обостряется. Когда отец заявляет, что больше не намерен терпеть ее постоянные провокации и ей нужно съехать, Диану охватывает сильнейший приступ гнева и она буквально выкрикивает всю правду о страшной семейной тайне. Не в силах остановиться, она раскрывает матери, которая также сидит за столом, все, что сделал с ней отец. Уилладен потрясена и отказывается верить Диане. Этого просто не может быть, чтобы ее строгий, но благочестивый муж так поступил. Уилладен отгораживается от страшной для нее информации и говорит, что Диане, должно быть, все это приснилось, она все это выдумала. Женщина не может поверить в услышанное. К сожалению, это распространенная реакция, которую некоторые матери демонстрируют в подобных ситуациях. Если обидчик ее ребенка – это любимый член семьи, такой как муж или сын, то психологический конфликт матери особенно велик. В результате человек непроизвольно отвергает горькую правду. Ведь то, чего не должно быть, не может случиться – это слишком большое испытание для материнского сердца. На следующий день Диану и ее родителей по очереди вызывают к следователю. Диану приглашают первой, и она так же откровенно, как и своей матери накануне вечером, сообщает о жестоком обращении со стороны отца. Во-первых, она надеется, что ее рассказ разъяснит полицейским, по крайней мере до некоторой степени, почему часто ее поведение вызывает недоумение у окружающих. Кроме того, Диана хочет, чтобы отец наконец понес наказание за свои действия, хотя бы для того, чтобы другие увидели его истинную сущность – лицемера, который придерживается консервативных христианских ценностей и не гнушается насиловать свою малолетнюю дочь. Когда во время допроса Уэсу предъявляют обвинения, он все отрицает. Сохранить лицо и репутацию для него важнее, чем понести ответственность за то, что он сделал с собственным ребенком. Он понимает, что признание в содеянном до основания разрушит его жизнь. Диана тоже чувствовала, что мир рухнет, если Ник действительно оставит ее навсегда. Отца и дочь объединяет то, что они ставят свою жизнь и счастье выше благополучия детей. Уэс совершенно не готов признать, что сам загнал себя в такое положение. Когда в тот вечер семья собирается вместе, он требует, чтобы Диана, которая на тот момент уже находится на приличном сроке, немедленно собрала вещи и покинула родительский дом. Как всегда, Уилладен подчиняется воле мужа, потому что, по ее убеждению, он был и останется главой семьи. Родители знают, что Диане не к кому пойти в городе, кроме отца ребенка, который больше не хочет ее видеть. Дочь укладывает свои пожитки и на машине отправляется в хорошо знакомый ей бар. Там она несколько часов подряд сидит за столом. Грохочет музыка, клубится сигаретный дым. Рядом танцуют флиртующие парочки. Диана делает записи в дневнике и пьет – не только воду, но и виски. Снять стресс в этот момент для нее важнее здоровья ребенка. Кроме того, ей удается убедить саму себя, что она пьет совсем «немного» алкоголя и это «не так уж плохо» для малыша. Мужчины то и дело приглашают Диану потанцевать, но ей это неинтересно. Ее многостраничные записи – это письма к ребенку, которые затрагивают самые разные темы: отношение следователей, которое она считает несправедливым, потеря друзей, мнимая любовь к отцу будущего ребенка, идиллические мечты о счастливом будущем с Кристи, Дэнни, Чарити Линн и ее биологическим отцом, а также романтические воспоминания о Нике. Поскольку бар работает не всю ночь, а на следующее утро Диане нужно быть на работе в семь, она решает отправиться к дому родителей и тайно там переночевать. Она надеется, что отец с матерью – если они вообще это заметят – сжалятся и не позволят спать беременной на улице. Этот ее расчет оправдывается. На следующее утро, во вторник 28 февраля 1984 года, несмотря на отсутствие полноценного отдыха, ровно в 6:55 Диана появляется на стоянке перед зданием почты. Там ее уже ждет полиция, которая на этот день запланировала арест подозреваемой. Полицейские изрядно удивлены, поскольку Диана испытывает скорее облегчение, чем шок. Она знает, что так не могло продолжаться вечно. Сейчас у нее нет человека и места, куда бы она могла пойти. Тюремное заключение кажется ей в краткосрочной перспективе меньшим из зол. Во время ареста она напоминает офицерам взять ее дневники, что, по ее мнению, поможет ей представить себя в более выгодном свете. Со дня пресс-конференции, на которой было публично объявлено о задержании Дианы в качестве подозреваемой и о предстоящем судебном разбирательстве, в национальных СМИ начинается настоящее шоу. Диане это нравится, пусть даже обстоятельства не особо благоприятны для нее. Девять месяцев назад, ровно за две недели до роковой ночи, – это был короткий период, когда она хотела обрести себя, добившись власти и успеха, – она адресовала Нику запись в своем дневнике: «Со временем, Ник, я стану той, кого люди будут узнавать по имени и в лицо». Теперь ей это удалось, хотя и не так, как она мечтала. Судебный процесс начинается в четверг, 10 мая 1984 года. Кажется, у каждого жителя страны есть свое мнение по ключевому вопросу: виновна Диана или нет. С самого начала своим внешним видом и поведением она пытается контролировать ситуацию и ее освещение в СМИ. Женщина носит красивую одежду для беременных, купленную незадолго до этого, и тщательно следит за собой, насколько это возможно в тюремных условиях. Появляясь перед камерами, Диана всегда дружелюбно улыбается, словно в оправдание своего прозвища – Леди Ди. Уэс по-прежнему зол на дочь, которая рассказала об изнасиловании. Он также пытается спасти свою репутацию, уверенно выступая на публике и преследуя собственные цели. Пресса впечатлена, когда он публично заявляет о том, что если его дочь действительно совершила это преступление, то ей придется заплатить, но ничто не может поколебать любовь, которую отец испытывает к своим детям. Уэс подчеркивает, что даже он, отец подозреваемой и дедушка жертвы, считает вину Дианы возможной. Тем самым мужчина вредит дочери, и он знает об этом. Если общественное мнение будет считать Диану детоубийцей, то кто тогда поверит ее обвинениям в изнасиловании, выдвинутым в адрес отца? Кто вообще будет слушать детоубийцу? В то же время он изображает себя добросердечным родителем, который вопреки всему любит свою дочь, даже если она убила одного из его внуков и серьезно ранила двух других. Умный ход, который доказывает, что Уэс может быть таким же эгоистичным манипулятором, как и Диана. На суде раскрываются впечатляющая история жизни, трагическая история любви и странные обстоятельства ночи преступления. Опрашивается большое количество свидетелей, зачитываются длинные отрывки из дневников Дианы, и даже заслушивается песня Hungry Like a Wolf, которая звучала во время преступления. Тот факт, что Диана начинает двигаться в такт музыке и, пребывая явно в хорошем настроении, подпевает припеву, глубоко поражает всех присутствующих. Она объясняет свою странную реакцию тем, что это была любимая песня ее умершей дочери и поэтому с ней связаны прекрасные воспоминания о проведенном вместе с ней времени. Странное совпадение. Помимо субъективных мнений, которые высказаны многочисленными свидетелями и представлены присутствующим в зале путем зачитывания дневниковых записей, прокуратура также предоставляет фактические доказательства вины. В частности, следователи обращают внимание на нестыковки между ее первоначальным описанием того вечера и фактическим временем совершения преступления. Показания Дианы выглядят все менее правдоподобными. Подсудимая постоянно называет разную скорость, с которой она везла своих тяжелораненых детей в больницу. Есть показания водителя, который, как и члены его семьи, сидевшие в машине, заметил подозрительно медленно движущийся красный автомобиль с аризонскими номерами. Вызывает вопросы и причина остановки перед Олд Могавк-роуд, о которой упоминала Диана, – она якобы внезапно захотела подготовить платежки за школьное питание прямо на обочине дороги. Кроме того, кардинально изменившееся описание внешности злоумышленника и самой картины преступления выглядят далеко не убедительно. С точки зрения доказательств вины особенно важны результаты баллистической экспертизы, однако присяжным и другим присутствующим не так просто разобраться в этом вопросе, равно как и в показаниях Дианы. Эксперт осмотрел найденные патроны и гильзы и сравнил их с другим оружием и патронами, которыми владела Диана. Идентичные крохотные частицы были обнаружены как на гильзах двадцать второго калибра, найденных на месте преступления, так и на патронах в ружье двадцать второго калибра, которое было у женщины. Специфические частицы появились при перезарядке того же оружия при помощи экстрактора. То есть патроны, обнаруженные на месте преступления, – очевидно, это был пистолет двадцать второго калибра – ранее были извлечены из ружья Дианы во время перезарядки с использованием экстрактора. Совпадение следов можно было подтвердить только с помощью ружья, предоставленного в качестве вещественного доказательства, которое, однако, не являлось орудием убийства. Это значит, что патроны, выпущенные из орудия убийства, когда-то побывали внутри винтовки Дианы. Ряд свидетелей подтвердили, что Диана, когда она волновалась или ей было скучно, имела привычку перезаряжать оружие, извлекая патроны без необходимости и вставляя их то в одно оружие, то в другое. Очевидно, это является логическим объяснением обнаруженного совпадения частиц. Эксперт по баллистике пояснил, что факт совпадения частиц равнозначен идентичности отпечатков пальцев. От искры огня умножаются угли, и человек грешный строит козни на кровь Тогда мне казалось, я схожу с ума. Я действительно не понимала, что было реальностью, а что нет. Элизабет Диана Даунс Показания девятилетней Кристи, которые были оглашены в ходе громкого судебного разбирательства, стали главной темой в СМИ. После выписки из больницы она вместе со своим навсегда парализованным братом Дэнни жила в приемной семье. Ее регулярно навещал детский психолог. Поскольку в результате серьезных ранений у девочки случился инсульт, изначально было неясно, сможет ли она вообще вспомнить события той ночи, и если да, то насколько достоверными будут ее воспоминания. Этот вопрос, который тогда волновал всех, обсуждается до сих пор. Из-за инсульта Кристи потеряла способность говорить. Постепенно, по прошествии нескольких месяцев, она смогла восстановить эту способность с помощью терапии. Последствием инсульта также стал частичный паралич правой стороны тела. Со временем и с этой проблемой ей удалось справиться. Во время лечения Кристи неоднократно заявляла, что никого, кроме членов ее семьи, не было в ту ночь на Олд Могавк-роуд. В процессе лечения, которое давалось ей крайне тяжело эмоционально, она неизменно с уверенностью заявляла, что в ту ночь ее мать подошла к багажнику, вытащила пистолет и выстрелила сначала в Шерил, затем в Дэнни и, наконец, в нее. Ей было очень сложно произнести это вслух, что типично для детей, подвергшихся насилию со стороны близких. Даже если родные люди подвергают ребенка серьезному эмоциональному, физическому или даже сексуальному насилию, он обычно не перестает их любить. Это особенно трагичное и разрушительное последствие травмы, причиненной близкими. На протяжении долгих лет морального и физического насилия, которое Диана оказывала на Кристи до той ужасной ночи, девочка любила мать, несмотря ни на что. Дети невольно склонны воспринимать проступки своих близких как реакцию на самих себя. Если родитель кричит, оскорбляет и бьет, ребенок думает, что ему просто нужно стать послушнее, ласковее, лучше во всех отношениях, чтобы положить конец такому поведению. Конечно, это не работает, потому что ответственность за такое поведение лежит на взрослом. Посредством чрезмерно конформного и не по годам взрослого восприятия происходящего Кристи стремилась помочь Диане стать лучшей матерью для нее и брата с сестрой. Безусловно, эта попытка была обречена на провал. Иногда Диана сама держалась как маленькая девочка и даже называла себя так, поэтому Кристи привыкла чувствовать слишком большую ответственность за собственную мать. Случается, семейные роли настолько искажены, что складывается ситуация, в которой оказалась Кристи, – ей пришлось примерить на себя роль матери не только по отношению к брату и сестре, но и к самой Диане. Все эти переживания, которые отрицательно сказались на развитии Кристи, а также связанные с ними модели чувств, мыслей и поведения не позволяют ей понять и справиться с ситуацией в целом, особенно сразу после преступления. Она вовлечена в глубокий конфликт лояльности, чувствует ответственность за мать и иногда скучает по ней, несмотря ни на что. При этом воспоминания о той ночи для нее, безусловно, невыносимы. Безопасная и стабильная среда, в которой Кристи оказалась после выписки из больницы, позволила ей с наименьшими потерями дистанцироваться от матери. Такое развитие событий использует адвокат Дианы в качестве критики обвинения. Он считает, что на Кристи постоянно оказывали давление и манипулировали ею, чтобы она дала нужные показания. Подобная критика имела право на существование. В США в 1980-х и 1990-х годах были зафиксированы многочисленные случаи дачи ложных показаний, которые были спровоцированы сомнительными методами лечения и ведения допроса. Юристы, психологи и журналисты на протяжении десятилетий продолжают сталкиваться с подобными ситуациями. Ложные воспоминания – воспоминания о травмах, которых никогда не было Если вы поговорите с Мишель сегодня, она скажет: «Это то, что я помню». Мы по-прежнему оставляем этот вопрос открытым. Для нее это было реально. Я скептически отношусь ко всем случаям, о которых слышу. Пациенту нужно пройти долгое лечение, прежде чем можно будет делать какие-то выводы. Мы все стремимся доказать или опровергнуть случившееся. Но, в конце концов, это не имеет значения. Доктор Лоуренс Паздер о предполагаемом сатанинском ритуальном изнасиловании его пациентки и жены Мишель в интервью для Mail on Sunday Многие полагают, что их память чем-то похожа на библиотеку: все, что они когда-либо пережили, задокументировано где-то в мозгу в бесконечных томах, но, увы, ко всем этим томам не всегда есть доступ. Однако с помощью таких методов, как гипноз, можно докопаться до давно забытых воспоминаний, причем восстановить их настолько точно, как будто они никуда не уходили. Эта теория, которая до сих пор распространена среди широкой общественности, основана на предположении о том, что методы наподобие гипноза позволяют получить символичные данные обо всем, что человек когда-либо испытывал, и, таким образом, снова сделать прошлое настоящим. К сожалению, эта заманчивая идея – заблуждение, способное повлечь за собой трагические последствия, поскольку она составляет основу сомнительных методов терапии, нашедших широкое применение сначала в США, а несколько лет спустя – и в других частях света. В немецкоговорящих странах нет официального термина для методов терапии, известных в англоязычных странах как Recovered Memory Therapy[3]. Поэтому в немецком используют выражение, которое можно перевести как «терапия травм памяти». Такой перевод я считаю очень точным. Основная идея этих методов восходит к истории науки, а именно к Зигмунду Фрейду. Выдвинутые им тезисы очень вдохновляли последующие поколения, но его методы работы нельзя сравнивать с современными научными методами получения знаний. В наши дни психологические тезисы приходится многократно проверять, чтобы их признали. Во времена Фрейда для создания исчерпывающих моделей, которые, как правило, невозможно было должным образом протестировать, достаточным оказывалось наличие впечатляющих частных случаев. Не зная иных вариантов, Фрейд использовал те методы, которые сегодня расцениваются как причины серьезных ошибок, возникающих в процессе проработки анамнеза жизни: гипноз, свободные ассоциации, толкование снов. Все методы реализовывались наводящими вопросами терапевта. С современной точки зрения неудивительно, что Фрейд, как бы странно это ни выглядело, постоянно обнаруживал у клиентов новые эпизоды, которые подходили под его актуальные схемы. Спустя десятилетия после Фрейда его преемники продолжали использовать эти методы при работе с анамнезами жизни психически нездоровых пациентов. Этот психотерапевтический подход в итоге коснулся и исследования проблемы сексуального насилия над детьми, которой начали уделять все больше внимания начиная с 1970-х годов. По сути, озабоченность вопросом сексуального насилия над несовершеннолетними назревала давно. К сожалению, у этой в целом позитивной и очень важной тенденции была и обратная сторона, а именно смешение вновь нарождающегося осознания важности проблемы и вышеупомянутых, абсолютно контрпродуктивных методов, целью которых было вывести на поверхность сознания якобы полностью похороненные воспоминания. Вскоре вышли в свет популярные книги на тему «похороненных воспоминаний». Увлекательно написанные бестселлеры, такие как «Сибил» и «Мишель помнит», позволили этим идеям получить признание у широкой публики. Однако на сегодняшний день известно, что происхождение обеих книг сомнительно. С точки зрения современной науки в лучшем случае они служат примерами того, как не должна проходить терапия. В книге «Сибил», опубликованной в 1973 году, одна женщина во время чрезвычайно глубокой, психоаналитически ориентированной терапии выясняет, что у нее шестнадцать личностей и это вызвано вытесненными травмами. Книга стала отправной точкой для последующей популярности диагноза «расстройство множественной личности», который теперь получил название «диссоциативное расстройство идентичности». С точки зрения содержания термина переименование диагноза объясняется необходимостью подчеркнуть, что речь идет скорее о неправильной интеграции различных компонентов личности, которые более или менее выражены у каждого человека, чем действительно о существовании совершенно разных людей в одном теле. Даже если предположить, что диссоциативное расстройство идентичности является довольно редким, но тем не менее реально существующим психологическим феноменом, история возникновения «Сибил», характеризующаяся применением экстремально суггестивных методов терапии, все равно во многих отношениях вызывает сомнения. Другой вехой в популяризации терапии травм памяти стал бестселлер 1980 года «Мишель помнит». В основе книги – история канадского психоаналитика, доктора Лоуренса Паздера и его пациентки Мишель Смит, которая была на тринадцать лет моложе своего врача. Прежде чем открыть терапевтическую практику, женатый семьянин Паздер был католическим миссионером в Африке, о чем свидетельствуют памятные вещи в его кабинетах, в том числе экзотические маски. Мишель пришла к психоаналитику с симптомами депрессии, и он лечил ее с помощью свободных ассоциаций, толкования снов и гипноза. В ходе терапии Мишель начала рассказывать о мрачных ритуалах с людьми в масках, которые в ее сознании принимали все более конкретные очертания. Очевидно, это случилось под влиянием интерьера врачебного кабинета и рассказов Паздера о ритуалах, которые он видел в Африке, а также благодаря очень популярным в то время фильмам, таким как «Ребенок Розмари» (1968), «Экзорцист» (1973) и «Омен» (1976). Паздер с особым интересом реагировал на откровения пациентки, тем самым непреднамеренно поощряя Мишель чаще излагать свои представления. Результатом этого весьма сомнительного терапевтического процесса стала подробная, полная ужасающих деталей история о многочисленной и могущественной сатанистской секте, в которой выросла Мишель и в чьих ритуалах, по ее утверждениям, она выступала в роли жертвы. Более поздние исследования показали, что рассказы Мишель не соответствовали достоверным фактам из ее жизни, а при доскональном изучении некоторых событий выяснилось, что они не могли происходить так, как она их описывала. К сожалению, соответствующая проверка этой истории была проведена спустя много времени после того, как книга стала бестселлером на англоязычном книжном рынке. Паздер развелся, женился на своей пациентке и в следующие несколько лет стал востребованным «экспертом» по якобы существующим крупным преступным сатанистским сектам. Этот показательный пример терапии, которая на многих уровнях проводилась неправильно – от сомнительных методов до любовной связи между терапевтом и пациентом, – стал отправной точкой массовой истерии относительно сатанизма в США. Само явление стало известным как «сатанинская паника». В тот период было возбуждено множество судебных дел против невиновных людей – часто это были воспитатели детских садов и учителя начальной школы. Делалось это исключительно на основании того, что родители, встревоженные сообщениями средств массовой информации, распознавали у своих детей признаки «сатанинского ритуального насилия». Часто их поощряли в этом некоторые социальные работники и врачи. Эта массовая истерия снова разгорелась в 1988 году, когда был опубликован бестселлер «Подполье Сатаны», в котором прослеживаются явные параллели с описаниями из «Мишель помнит». Автор этой работы, Лорел Роуз Уилсон, она же Лорен Стратфорд, она же Лаура Грабовски, была, как выяснилось только десятилетие спустя, мошенницей, пытавшейся привлечь внимание и добиться расположения близких при помощи выдуманных драматических инцидентов. После того как интерес к ее истории мнимой жертвы сатанинского ритуального насилия ослаб, она заново обрела себя, представ в роли выжившей узницы немецкого концентрационного лагеря. Даже абстрагируясь от предполагаемого сатанинского контекста, такие сомнительные методы лечения, которые в течение очень короткого времени пережили в США всплеск популярности из-за книжных бестселлеров, вызвали у тысяч пациентов воспоминания о травмах, которых никогда не было. Иногда с помощью этих методов из памяти «извлекались» даже подробные воспоминания о сексуальном насилии со стороны инопланетян. Это повсеместное распространение ложных воспоминаний, порожденных ошибочными терапевтическими методами, имело ряд разрушительных последствий. Так, люди, проходившие лечение, страдали от воссоздания ужасных вымышленных картин прошлого, которые были «разработаны» длительными суггестивными методами лечения. Эти воспоминания добавились к первоначальным проблемам, из-за которых они, собственно, и обратились за лечением. Естественно, различные ложные обвинения становились причиной серьезных проблем в семьях, порой приводя к их распаду. Реальные жертвы сексуального насилия также пострадали. Вследствие массовой истерии образовался настоящий шквал процессов, обусловленных терапией травм памяти. В результате случаи, которые действительно требовали серьезного терапевтического лечения и в идеале еще и серьезной юридической поддержки, буквально утонули в этом потоке. Многолетнее изучение ложных воспоминаний, проводившееся исследовательской группой под руководством американского психолога Элизабет Лофтус, было продолжено психологом Джулией Шоу. Ее иследования значительно углубили научное понимание того, как работает человеческая память. В настоящее время научно доказано, что у многих испытуемых можно успешно и в полной мере вызывать самые разнообразные ложные воспоминания. Первые исследования в этом направлении продемонстрировали, как возникают ложные воспоминания о неприятных переживаниях в детстве, например, как ребенок потерялся в торговом центре или лежал в больнице. Джулия Шоу пошла еще дальше, когда в рамках эксперимента успешно побудила примерно семьдесят процентов испытуемых подробно восстановить в памяти эпизоды совершенных ими в подростковом возрасте преступлений – от краж до нанесения телесных повреждений. Все эти исследования показывают, что человеческая память – это не стационарная база данных, с которой можно постоянно сверяться. Более верным будет утверждать, что информация постоянно слегка изменяется, когда человек к ней обращается. Если используются определенные методы, то в памяти могут даже произойти серьезные искажения, которые уже невозможно отличить от реальных воспоминаний. Методы, используемые при исследовании ложных воспоминаний, в значительной степени идентичны методам терапевтов, допускающих в работе ошибки: некий фальшивый эксперт заявляет, что не помнить особо неприятные переживания – это нормально, и предлагает помочь своему пациенту восстановить в памяти похороненные воспоминания. Пациенту рекомендуют задуматься о том, что, возможно, существуют определенные события, которые он бы хотел подавить в собственном сознании. Непрерывное интенсивное размышление о возможном подавлении важного, весьма негативного опыта в сочетании с доверием к мнимому эксперту способствует появлению все более конкретных и даже эмоционально тревожных воспоминаний о событиях, которые никогда не происходили. Подлежали расследованию тысячи судебных дел, которые возникли и получили официальный ход в результате распространения терапии травм памяти и в большей степени из-за массовой истерии, разжигаемой СМИ. Было открыто множество судебных разбирательств, некоторые из которых в большей или меньшей степени освещались в СМИ. Снова и снова выяснялось, что ложные воспоминания, вызванные терапией, оказывались недостоверными на фоне поддающихся проверке фактов. Иногда случалось так, что приговор получали невиновные люди, которых реабилитировали только спустя годы или десятилетия после повторного рассмотрения их дел. Последний пример – это супружеская пара Фрэнсис и Дэниел Келлер. В 1991 году воспитатели были осуждены за сатанинское ритуальное насилие в отношении своих подопечных в детском саду, где они работали. В результате массовой истерии невиновные Келлеры потеряли двадцать один год жизни, которые они провели в тюрьме. Когда два десятилетия спустя, в 2013 году, выяснилось, что ключевые показания детей оказались ложными, пара была освобождена из тюрьмы. После выхода на свободу они жили в бедности, поскольку в силу своего уже преклонного возраста не смогли вернуться на старую работу. Они подали в суд на штат Техас за судебную ошибку и в августе 2017 года получили 3,4 миллиона долларов. Слабое утешение для шестидесятисемилетней Фрэн и ее семидесятипятилетнего мужа Дэна. В США массовый феномен ложных воспоминаний, вызванных терапией травм памяти, исчез достаточно быстро: научные открытия, уже известные в разгар массовой истерии, а также трезвое, основанное на фактах исследование привели к тому, что многие внезапно появившиеся утверждения были развенчаны как не соответствующие действительности. В результате под суд попало большое количество терапевтов. Многим из них пришлось возместить ущерб, некоторые лишились врачебной лицензии. Это обеспечило относительно быстрый упадок этого сомнительного метода терапии в США. К сожалению, научный и юридический опыт США конца 1980-х – начала 1990-х годов мало повлиял на то, как обстояло дело с этой темой в Германии. Из-за задержки выхода в свет книжных изданий и более поздних сообщений в СМИ по этой теме в нашей стране распространение соответствующих публикаций и методов терапии произошло позже, чем в США. К сожалению, в отличие от Соединенных Штатов, в Германии эта проблема еще не получила адекватной научной разработки. Относительно небольшая группа людей, ведущих психологическую терапию в стране, вопреки международному опыту, результатам расследований и научным знаниям, придерживается мнения о том, что крупные, чрезвычайно влиятельные сатанистские группы, более секретные, чем все секретные службы в мире, систематически совершают ритуальные насильственные акты в отношении детей, сознательно и намеренно порождают в них диссоциативные расстройства идентичности и превращают их в контролируемых марионеток с помощью так называемого программирования. Я слышала заявление одного психотерапевта, работающего в Германии, о том, что спустя большое количество терапевтических сеансов она «отработала» переживания «сатанинского ритуального насилия» у своего клиента. Та же терапевт сообщила, что после повышения квалификации, в ходе которого она получила соответствующие знания о сатанинском ритуальном насилии и о способах его предполагаемого выявления, у нее на лечении уже побывало несколько клиенток, состоявших в некоей сатанинской преступной организации, якобы активной уже в течение нескольких поколений. Хотя в мире нет ни результатов расследований, ни надежных, достоверных научных результатов, которые даже отдаленно подтверждали бы такие высказывания, именно это отсутствие доказательств используется в качестве псевдообоснования того, насколько хорошо скрываются эти организации. Это типичная аргументация сторонников теории заговора: отсутствие по-настоящему правдоподобных, достоверных свидетельств глобального заговора интерпретируется как свидетельство успеха предполагаемого заговора. История о неосмотрительно вызванных ложных воспоминаниях и их порой разрушительных последствиях пока еще далека от завершения. В начале 1980-х проблема инициации ложных воспоминаний не имела широкого распространения и не считалась причиной ошибочной терапии. Если учесть научные разработки и эмпирические данные последующих лет, становится более чем очевидно, почему заявление Кристи Даунс против матери до сих пор рассматривается многими экспертами со скептицизмом. С моей точки зрения, показания девочки не играют такой решающей роли, как это было во время суда над Дианой Даунс. По моей оценке, совокупность косвенных улик против Дианы «весит» гораздо больше, чем отдельно взятое заявление Кристи, которое может быть как правдивым, так и ошибочным воспоминанием. Если принять во внимание вышеупомянутые открытия и опыт изучения феномена памяти, становится понятным, почему известный исследователь доктор Ира Хайман спустя четырнадцать лет после окончания судебного разбирательства критически оценивает происхождение заявлений Кристи, которые негативно повлияли на приговор ее матери. После просмотра материалов дела Хайман письменно излагает свою точку зрения. Среди прочего он говорит о том, что есть «причины сомневаться в достоверности воспоминаний Кристи, поскольку ей более полугода задавали наводящие вопросы о произошедшем». Относительно последствий инсульта доктор Хайман дает следующее пояснение: «Проблемы в общении, которые испытывала Кристи, наглядно видны из отчетов… По сути, она ограничивалась короткими высказываниями и не могла говорить полными предложениями. Это наводит на подозрения, поскольку для того, чтобы получить хоть какую-то информацию, ее интервьюеры вынуждены были задавать больше вопросов, в том числе требующих ответа «да» или «нет». Такие вопросы могут быть в значительной мере наводящими, особенно когда их задают неоднократно. Кроме того, ее скупые ответы способствовали тому, что интервьюеры, с большой вероятностью, интерпретировали ее утверждения в соответствии с уже имеющимися у них предположениями. Простые краткие ответы на сложные вопросы вряд ли можно считать полностью однозначными. В этом случае слушающий вынужден интерпретировать то, что, по его мнению, имеет в виду этот человек». Что касается детского психолога, который проработал с Кристи несколько месяцев, доктор Хайман пишет: «Когда его спросили об особенностях памяти, доктор Петерсон ясно дал понять, что, по его мнению, более глубокие воспоминания присутствуют всегда и клиент может вернуться к ним позже. Это контрастирует с большинством исследований памяти, которые показывают, что воспоминания можно изменить и что, как только это происходит, человеку становится трудно, если не сказать невозможно, отличить настоящие воспоминания от ложных». В целом Хайман делает следующее заключение: предположение детского психолога о том, что преступницей была мать, в сочетании с его версией, согласно которой девочка, должно быть, сохранила это событие где-то в своей памяти, могло непреднамеренно повлиять на Кристи в ожидаемом им направлении. Его последние соображения по этому делу выявляют проблему мнемической функции человеческой памяти, которой психологи, следователи и юристы, среди прочих, активно занимаются по сей день: «Прочитав материалы дела, я склонен полагать, что Кристи подвергалась влиянию задаваемых ей вопросов и суггестий. Кристи неоднократно спрашивали, стреляла ли ее мать в нее и младших детей. Это происходило во время полицейских допросов и многочисленных терапевтических бесед с доктором Петерсоном, длившихся на протяжении шести месяцев. Повторение вопросов о произошедших событиях приводит к тому, что дети неверно о них вспоминают. Кроме того, тема бесед, которые велись с девочкой, практически не меняется. Нет необходимости воссоздавать воспоминания о событии в целом. Все и так знают, что была стрельба. Беседы касаются только одного аспекта: человека, который стрелял в Кристи и ее брата с сестрой. Неоднократно повторяющиеся вопросы о стрельбе задавались параллельно с обсуждением характера мисс Даунс. Полиция и доктор Петерсон задавали вопросы о ней, об оружии и видах наказания. Кристи, по-видимому, сказали, что ее мать находится под подозрением, и она, вероятно, видела выпуски новостей. Такая информация может провоцировать ложные воспоминания, которые подкрепляются описанными выше особенностями личности матери». Доктор Хайман также отмечает, что события, произошедшие в условиях повышенного психологического напряжения, бывает иногда труднее восстановить в памяти. Поскольку стрельба стала для Кристи крайне эмоциональной ситуацией, уже одно это могло привести к ухудшению памяти. Кроме того, ночью ребенок, пристегнутый на заднем сиденье автомобиля, не мог видеть все отчетливо, что также является вероятной причиной искаженного восприятия событий. Наконец, доктор Хайман указывает на то, что всегда огорчает в контексте уголовных преступлений и ограничивает пределы возможного с научной точки зрения: «К сожалению, я не знаю, как отличить истинные воспоминания от ложных. Кристи могла запомнить событие именно так, как оно произошло. Или же она создала воспоминание, основываясь на личном опыте и в качестве реакции на вопросы и суггестии, повторявшиеся на протяжении полугода». Работа эксперта по оценке достоверности На сегодняшний день показания Кристи Даунс в суде остаются одним из самых спорных аспектов дела. С тех пор исследования того, как функционирует человеческая память, а также анализ заявлений, сделанных в суде, претерпели значительные изменения. Но, даже располагая сегодняшними ресурсами, оценить показания Кристи Даунс было бы непросто. Центральной проблемой здесь являются обстоятельства, при которых девочка делала свои заявления. Доктор Хайман уже подвергнул критике этот аспект. В наши дни, в идеале, необходимо было бы предпринять гораздо больше мер предосторожности, чтобы свести к минимуму возможность фальсифицировать воспоминания перед дачей показаний. При оценке показаний в суде не может быть абсолютной уверенности в их истинности, но сегодня существуют научно обоснованные методы, которые во многих случаях можно использовать для этих целей. Такая оценка является обязанностью квалифицированных профессиональных специалистов, которые в своей работе руководствуются этими методами. В рамках проведенного мной интервью я попросила опытного специалиста по оценке достоверности, доктора Сюзанну Кордес-Вельцель, описать свою профессиональную деятельность. То, чем она занимается, – это не магия или ясновидение, но замечательный пример того, какую пользу приносят прикладные научные знания[4]. Забудет ли женщина грудное дитя свое… Из всех преступлений, перечисленных в своде законов, лишь побег из тюрьмы свидетельствует о здоровом отношении к обществу. Из письма Дианы Даунс в комиссию по условно-досрочному освобождению в 2008 году Громкое судебное разбирательство заканчивается ровно через четыре недели после первого судебного заседания – 7 июня 1984 года. Диану признают виновной по всем пунктам обвинения и приговаривают к пожизненному заключению плюс пятьдесят лет. Вынося приговор, судья упоминает о своей внутренней борьбе между попыткой оставаться объективным и эмоциями, которые возникли у него во время судебного процесса. Мощный эмоциональный стресс, который Диана испытала во время и после оглашения приговора, очередной раз активировал ее удивительную способность абстрагироваться от истинной реальности и создавать для себя альтернативную. Она утверждает, что пробудет в тюрьме всего несколько месяцев или в худшем случае лет, в течение которых она будет учиться и готовить себя к будущей жизни. После освобождения она заберет детей, и все будет хорошо. Женщина не может или не хочет осознавать серьезность своего положения. Ровно через десять дней после оглашения приговора у нее рождается младшая дочь. Диана, услышав выводы прокурора о том, что она заменяет мертвых детей новыми, отказывается от первоначальной идеи назвать девочку Чарити Линн. Вместо этого она дает ребенку имя Эми Элизабет. Диана знает, что не может оставить ребенка. Ей разрешается провести с дочерью всего несколько часов после родов. Она в восторге от малышки и настаивает на том, что однажды этот ребенок снова будет с ней. Диана хочет, чтобы за Кристи, Дэнни и Эми присматривали ее родители, до тех пор, пока она якобы не освободится. Но служба опеки решает иначе. Первое время Кристи и Дэнни остаются в приемной семье, в которую они попали после выписки из больницы. Прокурор, следивший за состоянием детей с тех пор, как впервые увидел их в больнице после преступления, поддерживает с ними контакт и после суда. Он и его жена два года плотно общаются с Кристи и Дэнни, пока наконец не усыновляют детей. Новорожденную Эми из больницы привозят в гостиницу, где ее уже ждут приемные родители. Поскольку Диану принудительно лишили родительских прав в отношении Эми, она никак не может повлиять на это решение. Новые родители маленькой Эми, химик Крис Бэбкок и его жена Джеки, сами не могут иметь детей. У них уже есть приемная дочь Дженни, и они хорошо осведомлены об истории Дианы Даунс, но их она не пугает. После двух лет ожидания очередной возможности удочерения они хотят дать этой малышке шанс на нормальную счастливую жизнь. Она должна вырасти, не будучи обремененной трагической историей ее биологической семьи. Бэбкоки меняют ребенку имя: теперь девочку зовут Ребекка, или Бекки. Диана пытается воспрепятствовать удочерению младшей девочки. Она пишет письма биологическому отцу ребенка, умоляя его добиться опеки. Однако он больше не реагирует на ее манипуляции. Бекки растет в Бенде, в сотне миль от Спрингфилда. Приемные родители с самого начала не скрывают, что обе их дочери приемные, однако детям не сообщается подробностей об их родных. Бэбкоки стараются сделать так, чтобы никто не узнал о происхождении Бекки. Они надеются, что, растя в счастливой, заботливой семье, девочка не станет похожей на свою мать. Тем не менее они все равно проявляют некоторую озабоченность и, как они признаются спустя годы, замечают особенности в ее поведении. У Бекки было беззаботное детство, родители с детьми много путешествовали, отношения между членами семьи были хорошими.