– Добро пожаловать в Джеру, леди Корвин, – пробормотал король, и его окутало облаком гордости. Он источал ее каждой порой, и я поспешно выпрямилась, будто могла ненароком ее вдохнуть. Красота этого города – и его правителя – приводила меня в смятение. Впрочем, я сомневалась, что он обратил внимание на мою гордую осанку или вызывающе вздернутый подбородок; если же и так, ему было все равно. Облегчение Тираса, что он наконец дома, было не меньше радости лошадей, и их всеобщее ликование отражалось, будто эхо в звоннице. Едва мы приблизились к крепостному валу, со стен грянули трубы, и к нашим ногам плавно опустился мост. Солнце только взошло, но город уже кипел жизнью, и восторженные крики горожан мешались с приветствиями стражи. – Да здравствует король! – Король вернулся! – У нас раненые и убитые, – откликнулся Тирас. В его голосе звучала бесконечная усталость. – Позаботьтесь в первую очередь о них. И оповестите их семьи. Воины, которые еще держались на ногах, спустились с изнуренных лошадей и принялись помогать своим менее удачливым товарищам. Кель и Тирас продолжили путь по широкой улице – и вверх по холму, где окаймленная деревьями дорога вывела нас к той самой крепости с куполом, которую я мельком видела из-за ворот. Когда мы поравнялись со входом, король спешился и без лишних реверансов снял меня с коня. Я попыталась сделать шаг и чуть не рухнула: в ноги будто налили свинца. К моему безмолвному негодованию, Тирас тут же подхватил меня на руки и пронес через двор к парадным дверям, которые распахнули перед нами с глубокими поклонами. Мы пересекли широкий холл, свернули в длинный коридор и в итоге оказались на самой большой кухне, какую я только видела в своей жизни. Там король бесцеремонно плюхнул меня на табурет и принялся раздавать приказы челяди, высыпавшей из всех углов. – Накормите ее. Искупайте. Отведите в постель. Женщина в жестком черном платье выступила вперед и согнулась в низком поклоне. Она выглядела старше хихикающих служанок, которые взирали на короля с неприкрытым восторгом, и, по-видимому, была тут за главную. – Разумеется, сэр. Добро пожаловать домой, – спокойно сказала она, поглядывая на меня в равной степени с презрением и любопытством. Думаю, сейчас я напоминала драную крысу. – И заприте ее в северной башне, – велел король напоследок, выходя из кухни и даже не удосужившись проследить, будут ли выполнены его распоряжения. * * * После завтрака на кухне – я была слишком измождена, чтобы оценить его вкус, – меня препроводили в северную башню. Комната оказалась такой роскошной, что я даже могла бы получить удовольствие от своего заточения, если бы мне было хоть какое-то дело до розовых лепестков в ванне и шелковых простыней. Увы, они меня не волновали. Конечно, я была благодарна, что меня не стали морить голодом, не лишили сна или одежды, но мне не давали покоя мысли о Буджуни. К тому же я скучала по лесу за окном и по своей комнатке в отцовской крепости. Вернусь ли я туда когда-нибудь? Меня искупали и позволили высохнуть перед жарким камином, хотя разгорающийся за ставнями день обещал быть отнюдь не холодным. Затем расчесали волосы и втерли в кожу лавандовое масло, как будто я была почетным гостем, а не пленницей из провинции Корвин. Прислуживали мне три девушки; когда их простые вопросы остались без ответа, они обменялись озадаченными взглядами и бросили попытки завязать беседу. – Вы нас слышите, миледи? – осведомилась одна из них довольно неприветливо. Видимо, они думали, что я молчу из презрения. Я кивнула. – Вы нас понимаете? Я снова кивнула. – Вы можете говорить? Я покачала головой – нет. К ее чести, на лице служанки отразилось огорчение. Две другие девушки выглядели изумленными. – Вы не говорите по-джеруански или не можете говорить вообще? – осмелев, поинтересовалась младшая из них. Я вновь покачала головой. Это были два вопроса с разными ответами, но они, кажется, поняли, когда я коснулась горла, потому что принялись сочувственно бормотать. Я не сомневалась, что им не терпится обсудить мой недуг – если не со мной, то друг с другом. Дворцовая челядь будет некоторое время перемывать мне косточки, а потом, словно по волшебству, забудет навсегда. Я вечно оказывала на людей такой эффект. Молчание – родной брат невидимости. Наконец служанки оставили меня одну и, как им и было приказано, заперли за собой тяжелую дверь. Я отодвинула занавесь из легкого газа, забралась в огромную кровать и свернулась между пушистыми покрывалами. Из головы не шел Буджуни. Я сомневалась, что кто-нибудь взглянет на него дважды – не то что обеспечит едой и местом для отдыха. Но последние мои мысли перед тем, как их заглушил сон, были все-таки не о верном тролле, а о молодом правителе Джеру. Тирас оказался совсем не таким, как я представляла. * * * Три дня я не видела никого, кроме слуг. Меня кормили, купали, одевали в прекрасные наряды. Но со мной никто не заговаривал, даже не смотрел в глаза, и тяжелая деревянная дверь оставалась запертой. Теперь большую часть дня я проводила на огромном балконе, с которого было видно весь город. С такой высоты люди казались крохотными фигурками, вспышками цвета и жизненной энергии – увы, слишком далекими, чтобы до них можно было дотянуться. Конечно, я строила планы побега, но крепость охранялась по периметру, и я сомневалась, что смогу спуститься по гладким стенам. Хотя это не мешало мне напряженно их разглядывать, выискивая мельчайшие зазоры в камнях. На третью ночь этого странного заточения я проснулась оттого, что Кель рывком сдернул с меня одеяло и чуть не силой вытащил из кровати. Он выглядел совершенно обезумевшим. Ничего не объясняя, он до посинения сжал свои пальцы у меня на запястье и поволок по пустым коридорам и винтовым лестницам, освещенным канделябрами. Вниз, вниз, вниз – пока перед нами не оказалась огромная кованая дверь, наводящая на самые мрачные мысли о подземельях и пытках. Холодные каменные плиты почти обжигали ступни босых ног, и я с трудом сдерживалась, чтобы не застучать зубами. Тем не менее я из принципа подавила дрожь, когда Кель отпер дверь ключом из тяжелой связки на кольце и втолкнул меня внутрь. – Помоги ему, – велел он коротко. – Помоги ему, и я помогу тебе. Я в смятении уставилась на Келя, но он больше ничего не сказал – просто захлопнул дверь у меня перед носом. Снова лязгнул ключ в замке. Я зачем-то подергала ручку, лишь убедившись в том, что и так знала, и прислушалась к звуку удаляющихся шагов. Кель ушел недалеко – замер в коридоре в безмолвном отчаянии, которое было для меня таким же громким, как если бы он кричал и с проклятиями колотил стену. Тени в дальнем углу шевельнулись, и я растерялась еще больше. – Я же сказал тебе убираться, Кель! Я осторожно шагнула вперед. Голос в углу, несомненно, принадлежал королю, но я пока не могла рассмотреть его из-за массивного, привинченного к полу стола, на котором стыли нетронутые блюда. От взгляда на бокал с бургундским вином пересохшее горло тут же заныло. Здесь тоже были канделябры на стенах, но горел из них только один. Его дрожащее пламя разбрасывало по камням горсти холодных бликов и вычерчивало на моей коже поминутно меняющиеся узоры. Я сделала еще шаг. Еда на столе выглядела простой, но изысканной – под стать королю. Однако это совершенно точно были не королевские покои. По правде говоря, комната больше напоминала пыточную – примерно такую, какую я рисовала себе в воображении на пути в город. – Кель? Чертов бастард. Оставь меня в покое! – взревел король, который явно заметил мое присутствие, но еще не понял, кто его потревожил. Я припала к земле и на корточках двинулась вокруг стола. Постепенно моему взору открылась стена со впаянными в нее болтами, кандалами и цепями, явно не новыми. Затем я увидела короля. Он сидел, скорчившись в углу, будто ноги ему отказали. Запястья и лодыжки были закованы в кандалы, а от тех тянулись к стенам толстые цепи – впрочем, достаточно длинные, чтобы оставлять ему небольшую свободу движений. Похоже, их целью было скорее удержать жертву, чем причинить ей боль, и все же Тирас очевидно страдал. Рубаха его была расстегнута, кожа влажно блестела, грудь тяжело вздымалась при каждом вздохе, а тело мелко подрагивало, будто он боролся сам с собой, чтобы оставаться в оковах. Без доспехов он оказался еще более рослым, чем мне помнилось. Штаны туго обтягивали рельефные бедра; король сидел, поджав под себя ноги, запустив пальцы в длинные белые волосы и скорчившись в позе, которая выдавала сильнейшую боль. Как бы он ни гнал Келя, его тело было сплошным криком о помощи. Не дождавшись, естественно, никакого ответа, он поднял голову и взглянул на меня сквозь спутанные пряди. Кажется, мое появление его не удивило, хотя широкие плечи окончательно поникли в отчаянии. – Ты Целительница? – За тихим вопросом слышалась неприкрытая мука. Я дождалась, пока мы снова встретимся глазами, и покачала головой. Тирас застонал. – Если ты не Целительница, зачем ты здесь? Ответить я не могла, поэтому просто шагнула ближе. – Не подходи! Я замерла, испуганная. Тело короля сотрясла крупная дрожь, по коже пробежала рябь, будто от приступа. – Уходи! – прорычал он. Сейчас это меньше всего напоминало человеческую речь – скорее рев льва, наделенного даром слова. – Прочь! Но я оцепенела. Я не могла ни закричать, ни взмолиться о пощаде, ни предложить что-нибудь за свою жизнь. Наконец я так же медленно попятилась к двери и принялась молотить в нее кулаками. – Кель! – взревел Тирас. – Уведи ее! Никакого ответа. – Кель! Я тебя убью! Но советник то ли ему не верил, то ли желал смерти нам обоим. Я невольно задумалась, заразен ли король. Возможно, он страдает от неизлечимой болезни и, когда та его прикончит, настанет мой черед? Какие бы надежды ни возлагал на меня Кель, я совершенно точно была не в силах помочь. Несколько минут я стояла спиной к королю, не зная, что делать дальше, и не осмеливаясь к нему приблизиться. Он больше не кричал и не пытался со мной заговорить, все, что я теперь слышала, – тяжелое прерывистое дыхание. Я не хотела ему сочувствовать. Не хотела жалеть. В конце концов, он ничем не заслужил моей доброты. Но, наблюдая его агонию, трудно было оставаться безучастной. Страдания Тираса напомнили мне муки лесного орла. А если я нашла в душе каплю сочувствия к птице, неужели у меня не найдется ее и для человека, пусть даже такого, которого мне впору было ненавидеть? Я отступила от двери и осторожно вернулась в угол. Король тут же вскинул на меня глаза, черные, безнадежные, почти молящие, но не стал кричать или прогонять. Может, у него уже не осталось на это сил? Теперь его так трясло, что цепи на полу дрожали и лязгали. Я опустилась перед ним на колени – так близко, что он при желании мог бы меня ударить, но страх куда-то ушел. Увы, у меня не было голоса, чтобы спросить, где у него болит или в чем причина его недуга. Все, что мне оставалось, – приложить ладони к горячей влажной груди, надеясь, что я смогу принести ему покой. В конце концов, с птицей это сработало. От прикосновения мы оба вздрогнули. Я закрыла глаза, как тогда, на поляне. Облегчение. Тирас со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы, и я сосредоточилась сильнее. Покой. Прохлада. – Что ты со мной делаешь? – прошептал он. Дыши. Спи. Отдыхай. Дыши. Спи. Отдыхай. Дыши. Спи. Отдыхай. Я повторяла эти нехитрые пожелания снова и снова. Король больше не двигался, не отталкивал меня и не пытался прогнать. Я как могла усердно посылала ему целительные образы, и чем настойчивее я была, тем размереннее становилось его дыхание. – Ты Целительница? – спросил он опять еле слышно. Я вновь покачала головой. Я не исцеляла, а рассказывала. Предлагала. Приказывала его телу уменьшить боль, утешить агонию. Вылечить себя. Я понятия не имела, творится все это у меня в голове или слова выходят через руки сгустками энергии, но упорно продолжала сидеть с закрытыми глазами, прижимая ладони к сердцу Тираса. – Ты ведьма, – простонал он, вольно или невольно подаваясь мне навстречу. Я ощутила прилив торжества и удвоила усилия. Не знаю, сколько времени прошло, но дрожь, сотрясавшая короля, оставила его и передалась мне. Как и тогда, в лесах, я полностью исчерпала свои силы. Только на этот раз мне удалось отследить момент опустошения. Я с трудом удержалась от того, чтобы ткнуться лбом в плечо Тирасу Мне хотелось открыть глаза, убрать руки с его груди, хоть как-то отстраниться, но тело не слушалось. Веки весили тысячу фунтов, руки – минимум тонну. Я покачнулась, но на этот раз меня некому было подхватить, и я упала на пол. Каменные плиты показались мне неожиданно мягкими, и я с облегчением закрыла глаза, позволив спасительной тьме поглотить себя целиком. Глава 6 Когда я очнулась, солнце уже давно встало. Я лежала в кровати в своей башенной комнате: под щекой подушка, на плечах одеяло. В окно проникали солнечные лучи, а в животе раздавалось возмущенное бурчание. Я в растерянности села, гадая, не приснилось ли мне вчерашнее. Но ступни были испачканы и слегка саднили, а я проспала полдня, как убитая. Нет. Я покачала головой, решив не притворяться, будто это не меня затащили в подземелье на другом конце дворца и бросили там, как жертвенную девственницу на растерзание кровожадному дракону. Впрочем, хоть король Тирас и рычал не хуже чудовища, он не причинил мне вреда. Это он, а не я, недавно корчился от боли и был совершенно беспомощен. Где он сейчас? Пережил ли ночь? Пережил ли… мое вмешательство? Вчера он назвал меня ведьмой, но мои касания, кажется, принесли ему облегчение. Теперь же я снова была в своей комнате, будто ничего не случилось. Бессмыслица.