Я и сам не понял, как очутился на платформе, без шляпы, без багажа их увез растворившийся в ночи поезд. Я был в ярости. Но Пуаро не обращал на это никакого внимания. – Ну я и осел! – кричал он. – Трижды идиот! Никогда больше не стану превозносить свои серые клеточки! – Вот это, кстати, правильно, – проворчал я. – Но что все это значит? И как обычно, увлеченный собственными мыслями, Пуаро пропустил мои слова мимо ушей. – Счета от лавочников – я совершенно упустил их из виду! Да, но где? Где? Неважно, я не могу ошибаться. Мы должны немедленно вернуться. Легко сказать. Нам удалось сесть на медленный поезд до Эксетера, где Пуаро нанял авто. В Крэбтри-Мэнор мы приехали очень ранним утром. Не буду описывать замешательство Бейкеров, когда мы их наконец добудились. Ни на кого не обращая внимания, Пуаро тут же решительно зашагал в кабинет. – Я не трижды идиот, друг мой, а четыре раза по трижды три, – соизволил он заметить. – Итак, смотрите! Он подошел к письменному столу, извлек из замка ключ и отсоединил от него конверт. Я оторопело следил за его действиями. Неужели он надеется найти большой бланк завещания в таком крохотном конвертике? С большой осторожностью мой друг вскрыл конверт и расправил его. Затем он зажег свечу и поднес к огню гладкую внутреннюю поверхность конверта. Через несколько минут на ней начали проступать бледные знаки. – Смотрите, мон ами! – торжествуя, воскликнул Пуаро. Я взглянул на конверт. Там было всего несколько еле видимых строчек, в которых коротко сообщалось, что мистер Марш оставляет все, чем владеет, своей племяннице Вайолет Марш. Тут же была дата: двадцать пятое марта, двенадцать тридцать пополудни, и подписи свидетелей – кондитера Альберта Пайка и его супруги Джесси Пайк. – Но законно ли это? – выдохнул я. – Насколько я знаю, закон не запрещает фиксировать последнюю волю смесью исчезающих и симпатических чернил. Намерения завещателя очевидны, а бенефециаром является его единственная ныне живущая родственница. Но до чего же все лихо придумано! Он предвидел каждый шаг, который предпримет ищущий – который я, глупый осел, предпринял. Он заполняет два бланка завещания, велит слугам подписать оба, а затем отправляется в путь с завещанием, написанным на внутренней стороне грязного конверта и авторучкой, наполненной хитрой смесью чернил. Под каким-то предлогом он просит кондитера и его жену поставить свои подписи под его собственной, затем прикрепляет конверт к ключу от письменного стола и тихо посмеивается. Если племянница разгадает его уловку, она подтвердит тем самым, что не напрасно получила образование, что выбрала правильную дорогу и может теперь заслуженно наслаждаться дядюшкиными деньгами. – Но она ведь не разгадала? – медленно произнес я. – Это кажется не совсем справедливым. На самом деле старик выиграл. – Нет, Гастингс. Это ваш разум сбивается с пути. Мисс Марш доказала проницательность своего ума и преимущества высшего образования для женщин тем, что сразу же передала дело в мои руки. Всегда нанимайте эксперта. Она убедительно подтвердила свое право на эти деньги. А всё-таки мне интересно – мне очень интересно, что сказал бы на это старина Эндрю Марш! XII. Происшествие в экспрессе на Плимут Алек Симпсон, офицер флота Его Величества, шагнул с платформы станции Ньютон-Эббот в купе первого класса плимутского экспресса. Носильщик внес следом тяжелый чемодан и уже собирался водрузить его на багажную полку, но молодой моряк остановил его. – Нет-нет, положите пока на сиденье, я сам потом уберу его. Вот, держите. – Премного благодарен, сэр. Получив щедрые чаевые, носильщик удалился. Захлопали двери, зычный голос провозгласил: «До Плимута без остановок! Следующая станция – Плимут, пересадка на Торки!» Затем раздался свисток и поезд медленно тронулся в путь. Попутчиков у Симпсона не оказалось, ему предстояло ехать одному. В декабрьском воздухе чувствовалось дыхание мороза, и лейтенант поднял окно. Потом он потянул носом и нахмурился. Как-то странно здесь пахнет. Напоминает… напоминает госпиталь. Ему тогда оперировали ногу… Определенно, в купе пахнет хлороформом! Он снова немного опустил окно и пересел так, чтобы ветерок дул ему в лицо. Вынул из кармана трубку, закурил и какое-то время сидел, задумчиво глядя в ночь. Наконец он очнулся от своих размышлений, достал из чемодана газеты и пару журналов, снова закрыл чемодан и попытался задвинуть его под сиденье напротив, но безуспешно – что-то в глубине пространства под полкой мешало это сделать. Раздосадованный неожиданной помехой, он попытался применить грубую силу, однако чемодан удалось запихнуть только до половины. – Какого черта, почему он не помещается? – пробормотал молодой моряк, снова вытащил чемодан и заглянул под сиденье… Спустя мгновение ночь огласилась криком и скрежетом тормозов – громоздкий состав, подчиняясь рывку стоп-крана, совершил экстренную остановку. * * * – Мон ами, хочу вам что-то показать, – сообщил Пуаро. – Если не ошибаюсь, вас весьма заинтересовало происшествие в экспрессе на Плимут. Прочтите-ка вот это. Он перебросил мне через стол записку. В ней было всего несколько слов. Дорогой сэр! Буду весьма Вам признателен, если навестите меня при первой же возможности. Искренне Ваш, Эбенезер Холлидей. Как это послание связано с тайной плимутского экспресса, мне было совершенно невдомек, и я вопросительно взглянул на Пуаро. Вместо ответа он взял со столика одну из газет и прочитал вслух заметку: Вчера вечером случилось трагическое происшествие. Молодой флотский офицер, возвращаясь в Плимут к месту службы, обнаружил в своем купе под сиденьем труп женщины, убитой ударом ножа в сердце. Офицер тут же дернул стоп-кран и остановил поезд. Женщине на вид около тридцати лет, одета модно и дорого. Ее личность пока не установлена. – А вот дополнительная информация, поступившая позже: Женщина, обнаруженная мертвой в плимутском экспрессе, опознана – это достопочтенная миссис Руперт Кэррингтон. Теперь вам все понятно, друг мой? Если нет, то поясню: эта миссис Руперт Кэррингтон в девичестве звалась Флосси Холлидей. Она дочь старика Холлидея, «стального короля Америки». – И он желает с вами встретиться? Это же замечательно! – Когда-то мне довелось оказать ему пустяковую услугу – речь шла о небольшой афере с облигациями на предъявителя. А когда я был в Париже по случаю королевского визита, мне представили мадемуазель Флосси – в то время хорошенькую юную пансионерку да еще и с кругленьким приданым. Сочетание, как вы сами понимаете, весьма соблазнительное – и разумеется, она едва не попала в беду. – А кто же был героем этого романа? – Некий граф де ла Рошфор. Каналья, проходимец. Отброс общества, как вы это называете. Классический авантюрист, способный в два счета обольстить романтически настроенную девицу. К счастью, ее отец обо всем пронюхал и поспешил увезти Флосси в Америку. Спустя несколько лет я узнал, что она вышла замуж, но о ее супруге мне ничего не известно. – Ну, достопочтенный Руперт Кэррингтон тоже далеко не подарок, – просветил его я. – Промотал собственное состояние на скачках, и тут, в последний момент, подвернулась возможность присосаться к семейной кубышке старика Холлидея. Никогда не думал, что этот смазливый, лощеный, но абсолютно беспринципный молодой прохвост сделает такую удачную партию. – Ах, бедная барышня! Из огня да в полымя! – Кэррингтон уже во время медового месяца дал ей понять, что женился исключительно на ее деньгах, они прожили вместе совсем недолго и разъехались. В последнее время поговаривали, что дело идет к официальному разводу. – Старик Холлидей – стрелянный воробей, вряд ли он позволил зятю пустить на ветер приданное дочери. – Надеюсь, что так. Во всяком случае, мне доподлинно известно, что сейчас достопочтенный Руперт основательно сидит на мели. – Ах вот как… Любопытно. – Что любопытно? – Дорогой друг, не приставайте пока с расспросами. Если вас интересует это дело, можете сопровождать меня к мистеру Холлидею. На углу есть стоянка такси. * * * Спустя несколько минут мы вошли в вестибюль великолепного особняка на Парк-лейн, где обосновался американский магнат. Нас проводили в библиотеку, и туда тотчас же явился хозяин дома – дородный господин с пронзительным взглядом и своевольным квадратным подбородком. Он сразу же приступил к делу: – Мсье Пуаро, полагаю, нет нужды объяснять, зачем мне понадобились ваши услуги. Вы, разумеется, читали газеты, а я не привык тратить время попусту. Случайно узнал, что вы сейчас в Лондоне, и вспомнил, как здорово вы меня выручили тогда с теми облигациями. Если человек зарекомендовал себя настоящим профессионалом, я уже не забуду его фамилию. Конечно, Скотленд-Ярд подключил к расследованию лучших сыщиков, но мне нужен свой человек. С расходами я не посчитаюсь. Я делал деньги и приумножал свои капиталы только с одной целью – оставить их моей девочке. Ее больше нет, и я готов потратить все до последнего цента, чтобы поймать проклятого мерзавца, который ее убил. Это понятно? Теперь ваше слово. Пуаро поклонился. – Сделаю все, что в моих силах, мсье – тем более, что я был лично знаком с вашей дочерью и несколько раз встречался с ней в Париже. Пожалуйста, изложите мне все обстоятельства ее поездки в Плимут, не упуская ни одной детали, которая, по-вашему, может иметь отношение к делу. – Прежде всего, – начал рассказ Холлидей, – Флосси вообще не собиралась в Плимут. Ее пригласили погостить в Эйвонмид-Корт, поместье герцогини Суонси. Из Лондона она уехала в двенадцать четырнадцать поездом с Паддингтонского вокзала. В Бристоль, где она должна была сделать пересадку, он прибывает в два пятьдесят. Обычно экспрессы до Плимута, как вы, должно быть, знаете, идут через Уэстбери, а к Бристолю даже близко не подъезжают. В то время как поезд в двенадцать четырнадцать из Паддингтона едет без остановок до Бристоля, а дальше останавливается в Уэстоне, Тонтоне, Эксетере и Ньютон-Эбботе. Моя дочь путешествовала одна, купе было зарезервировано в ее личное пользование до самого Бристоля, а ее горничная находилась в следующем вагоне, она ехала третьим классом. Пуаро кивнул, и мистер Холлидей продолжил: – В Эйвонмид-Корте Флосси собиралась хорошенько повеселиться: намечалось несколько приемов и вечеринок, куда пригласили разных шишек из высшего общества. Так что дочь взяла с собой почти все свои украшения. Их общая стоимость около ста тысяч долларов. – Прошу прощения, – прервал его Пуаро. – У кого хранились эти драгоценности? У горничной или у вашей дочери? – Флосси всегда держала их при себе, в небольшом футляре из синего сафьяна. – Продолжайте, мсье. – В Бристоле ее горничная, Джейн Мейсон, прихватив несессер хозяйки и всякие там накидки и шарфы, зашла в вагон первого класса за Флосси. К ее изумлению, моя дочь сказала, что не будет пересаживаться в другой поезд, а поедет дальше. Она велела Мейсон проследить за тем, чтобы чемоданы выгрузили из багажного отделения и поместили в камеру хранения. После этого горничной следовало отправляться в буфет и дожидаться госпожу, которая вернется в течение дня обратным поездом. Мейсон крайне удивилась, но все же исполнила приказание в точности. Она позаботилась о багаже и пошла в буфет, где выпила чаю и перекусила. Обратные поезда прибывали один за другим, а ее хозяйка все не появлялась. Когда пришел последний, Мейсон не оставалось ничего другого, как продлить срок хранения чемоданов и заночевать в привокзальной гостинице. В утренних газетах она прочитала о случившейся трагедии и первым же поездом вернулась в столицу. – У вас нет предположений, почему ваша дочь так внезапно изменила свои планы? – Тут вот какое дело. По словам Джейн Мейсон, когда поезд прибыл в Бристоль, в купе Флосси была уже не одна. С ней был какой-то человек, который прошел вглубь купе и глядел в окно, так что горничная не видела его лица.