Часть 28 из 75 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Лыков задумчиво посмотрел ему вслед, огладил густую бороду и, буркнув про себя: «…если доживешь», пошел спать.
Тем временем в кремле, несмотря на позднее время, принимали дорогого гостя. Днем, к сожалению, как-то не получилось: то одно навалится, то другое, но тут уж, как говорится, лучше поздно, чем никогда. А гость и вправду был важный. Столицу посетил не кто-нибудь, а сам «именитый человек» Андрей Семенович Строганов. Главе баснословно богатого рода было около сорока лет. Не будучи формально дворянами, Строгановы имели огромные вотчины со слободами, селами и деревнями, в которых проживало множество зависимого от них народа. Смута обошла их владения стороной, так что за ее время положение рода только укрепилось. Сами они в ней никак не участвовали, но исправно снабжали деньгами сначала Шуйского, потом ополченцев Трубецкого, затем Минина и Пожарского. Возможно, кстати, что не только их. Посылали деньги и мне, для организации похода на Смоленск, правда, немного, всего две тысячи. Потом, конечно, спохватились и добавили, только я к тому времени уже получил рижскую контрибуцию и большого восторга не выказал.
Сообразив, что накосячили, братья Строгановы какое-то время сидели тише воды и ниже травы, но не было бы счастья, да несчастье помогло: приключился в тех местах бунт. Вообще, восстания в тех местах случались регулярно. Причиной чаще всего были злоупотребления местных воевод, но иной раз могло полыхнуть вообще непонятно из-за чего. Что послужило причиной в тот раз, я так до конца и не дознался. Вроде как был давний спор между двумя деревнями из-за выпасов, в один прекрасный день закончившийся мордобоем, перешедшим в смертоубийство. Тогдашний казанский воевода князь Долгоруков недолго думая прислал вооруженный отряд, который и навел порядок. Дело, в общем, житейское, всяко бывает. Но вот дальнейшие события заинтересованными сторонами описываются по-разному.
Со слов князя Владимира Тимофеевича, темные татары, в силу своей природной злокозненности, не сумели оценить его милосердие и взбунтовались противу своего государя. Интересно, я-то тут при чем?.. Другие источники утверждают, что ратники Долгорукова в процессе наведения порядка обе деревни немного пограбили и, что еще хуже, кто-то из них лишил девства местную девку. Как это обычно бывает, вскоре пошли слухи, и в них высеченные обыватели превратились в злодейски умерщвленных, ограбленные деревни – в сожженные. Что же касается тамошних представительниц прекрасного пола, то согласно этим слухам они были поголовно обесчещены, включая грудных детей и древних старух.
В общем, нет ничего удивительного, что вскоре волнения перешли в открытый бунт, к которому немедля присоединилась вся округа. Князь спешно вернулся в Казань и принялся собирать войска, а к бунтовщикам тем временем подошли на помощь черемисы, башкиры и бог знает кто еще. Восстание ширилось. Долгоруков заперся за крепкими стенами и слал слезные просьбы о подкреплениях, а отдельные отряды восставших добрались до строгановских владений. И похоже, что именно это и было главной ошибкой бунтовщиков. Братья Строгановы немедленно собрали все наличные силы и в жестокой сече наголову разгромили их, после чего правительственные войска смогли-таки справиться с ситуацией. Посланный туда с расследованием думный дворянин Минин в числе прочего выяснил, что деревеньки, из-за которых разгорелся сыр-бор, стоят целехоньки, в отличие от тех сел и слобод, которые пожгли борцы за народное счастье.
Но как бы то ни было, Строгановы с ситуацией справились и правительству помощь оказали, так что оставлять без награды их было нельзя. Собственно, потому я и пригласил главу клана в Москву. Конечно, по-хорошему следовало устроить пышный прием и в присутствии думы осыпать его милостью, но я решил прежде поговорить с «именитым человеком» с глазу на глаз.
Привезенный по моему приказу в кремль на ночь глядя, купец заметно нервничал, но старался не подавать виду. Палата, в которую его привели, была довольно просторна, но скудно освещена и потому выглядела немного зловеще. Служившие провожатыми стольники никуда не уходили, отчего казались караульными. Наконец открылась дверь и выглянувший из нее человек махнул рукой, дескать, ведите. Строганов давно не бывал в Москве и мало кого знал из царских приближенных, поэтому окольничий Вельяминов остался им неузнанным. Горница, куда его ввели, была не слишком велика и непривычно обставлена. Одна из стен была полностью занята полками с книгами, а что было за другой, скрывала тяжелая парчовая занавесь. На прочих стенах – ковры, увешанные различным оружием. Посредине стоял большой стол, заваленный бумагами и на нем – большой подсвечник. На лавках у стен сидели несколько человек, внимательно разглядывавших купца.
– Ну, здравствуй, Андрей Семенович, – поприветствовал я его, выходя из-за занавеси, – давно хотел с тобой познакомиться, да все как-то недосуг было.
– И тебе здравия, государь, – бухнулся Строганов в ноги, сообразив, кто перед ним.
– Встань, – поморщился я, – или тебе неведомо, что не люблю я такого?
– Обычай, – немного виновато отозвался он, поднимаясь, – от отцов-дедов заведено. Прости, государь, если по скудоумию своему тебя разгневал.
– Не прибедняйся: уж в чем в чем, а в скудоумии ваша семья не замечена. Да и богатство к дуракам не идет. Во всяком случае, надолго…
– Бога гневить не буду, великий государь, есть и умишко и какой-никакой достаток, – зачастил купец, понявший, откуда ветер дует. – Не дали твои люди собраться как следует, а уж мы для твоей царской милости привезли двадцать тысяч рублей серебром да пушнины – одного соболя сто двадцать сороков…
– Да не торопись, Андрей Семенович, успеешь еще с дарами своими. Завтра чин чином придешь с людьми к Золотому крыльцу, оттуда вас в Грановитую палату проводят, там все и объявишь. А я тебя за службу верную пожалую. Кстати, чем хочешь, чтобы пожаловал? Говори, не стесняйся!
– Слово твое ласковое услышать, великий государь, – и не надо нам, твоим верным холопам, ничего более.
– Ну, этого добра у меня хоть отбавляй. А может, для дела что нужно? Ну, не знаю… может, шапку боярскую…
– Да господь с тобой, милостивец, – испугался Строганов, – на что оно нам, боярство-то?
– Да я не настаиваю. Просто мало ли, вдруг хочешь.
– Нет, царь-батюшка, не надобно нам сего. Ты вот назвал меня, холопа своего, с вичем[41], так мне той чести и довольно. Вот если бы…
– Если бы что?
– Вот если бы ты дозволил подати не на местах платить, а напрямую тебе, вот за это я бы еще раз земно поклонился.
– А что так?
– Да ты не думай, государь, казне твоей порухи не будет, просто так нам легче. А уж как ты решишь, так на все твоя царская воля.
– Ладно, подумаю я…
– Благодарствую, милостивец!
– Да пока не за что. Ты вот лучше расскажи, слышал ли ты, что я во всех пределах царства нашего велел искать места, где можно руду добывать, железную или медную?
– Слышал, государь, как не слыхать. Да только наказал нас Господь: нету в наших местах такого. Уж как мы ни искали, каких только рудознатцев ни звали… Хлебушко у нас родит, лен есть, соль вот еще добываем, а ни железа, ни меди не дал нам Бог.
– Печально это, но кто мы такие, чтобы с божьим промыслом спорить?
– Так и есть, – горестно вздохнул Строганов, всем своим видом показывая скорбь от отсутствия металлов на пожалованной его роду земле.
– Ну ладно, нет у вас, так, может, в другом месте найдется? Я вот думаю указ издать…
– Какой указ, милостивец?
– Да еще толком не решил, но думаю так: все недра в нашем царстве суть неотъемлемая и нераздельная царская собственность. А поелику оные недра принадлежат мне яко монарху, то я и соизволяю всем и каждому, вне зависимости от чина и достоинства, во всех местах, как на своих, так и на чужих землях искать, добывать и выплавлять всякие металлы.
– Как это «на чужих»? – насторожился купец.
– А так, если владелец земли ленив и выгоды своей не понимает, то я не намерен доходы терять.
– Отбирать будешь?
– Зачем же отбирать… Нет, Андрей Семенович, земля – это земля, а недра – это недра. Если хозяин добывать руду не хочет, так пусть ее другие добывают. А хозяину платят… ну, скажем, одну тридцать вторую часть прибыли.
– А сам подати сколько возьмешь?
– Первые три лета – ничего! Пока прибыли не будет, то могу и на пять лет освободить от подати. После этого – одну десятую часть от добытого. Если вдруг, паче чаяния, найдется благородный металл, скажем, серебро, то так же.
– Всего одну десятую? – вылупил глаза Строганов.
– А что тебя смущает? Нынче ничего такого в наших землях не добывают, а десятая часть от ничего – ничего и есть.
– Но это же…
– Прочее будет казна выкупать, по справедливой цене. Ну а если в казне денег нет или надобности, то хозяин в своем добре волен.
– Ишь ты… – задумался гость.
– А тебе какая в том печаль, купец? – усмехнулся молчавший до сих пор боярин Романов. – Ты же говорил, что в твоих землях ничего такого нет!
– Да как тебе сказать, Иван Никитич, – осторожно возразил Строганов, – может, мы искали неправильно. Дело-то ведь больно мудреное…
– Так поищите, авось и найдете.
– Вот если бы…
– Что «если бы»?
– Если бы ты, государь, сам рудознатцев послал…
– Да я-то могу, Андрей Семенович, да только если я их найму, то они мои, а стало быть, все, что они найдут, – тоже мое.
– Так оно же и так твое, царь-батюшка!
– Верно, только я в том смысле, что и рудники и заводы тоже моими станут. Нет, я, конечно, семью вашу не обижу, одну тридцать вторую часть дам, как и обещался… Смекаешь?
– Понял я, государь, – вздохнул купец, – сами наймем хитрецов[42].
– Вот это разговор! С наймом, так и быть, помогу, попрошу у короля Шведского.
– Еще бы лесов нам прирезать, – помялся Строганов, – для выплавки.
– Если найдете руды добрые, то и лесов прирежу.
– И людишек…
– Руду найдешь – будут тебе люди! Ладно, хватит на сегодня разговоров. Приходи завтра, Андрей Семенович, тогда и поговорим.
– Что-то ты, государь, сегодня щедр без меры… – пробурчал Вельяминов, дождавшись, когда купец выйдет. – Немало ли с такого дела десятину?
– Нормально, Никита. Главное, чтобы за дело взялись да в царстве железо и медь свои появились.
– А коли и впрямь серебро найдут?
– Когда-нибудь и найдут, – пожал плечами я. – Что с того?
– Так обогатеют паче всякой меры! – возмутился окольничий.
– Чего ты, Никита Иваныч, шкуру неубитого медведя делишь? – вмешался Романов. – Не нашли еще ни серебра, ни злата, ни даже меди! Меня вот другое беспокоит.
– Что еще приключилось?
– Да покуда ничего, вот только Строганов-то уж неделя как приехал, а эту, как ее… аудиенцию что-то не торопился получить.
– Так это дело не быстрое. Да и мало ли, может, дела какие у него были?
– Такие дела, что и к царю поспешать не надо?
– Не пойму я, что тебя беспокоит?