– И то верно. Что же, загостилась я тут у вас, любезный князь. По здравому рассуждению, я подумала, что деньгам лучше пока побыть у вашей милости. А как все кругом успокоится… – Тогда и рассчитаемся, – закончил за нее боярин. Проводив Лизхен к карете, Борис Михайлович вернулся в терем и едва не налетел на притаившегося за дверью Телятевского. – Ишь ты, царскую суку ровно царицу уже сразу во дворе встречаешь… – почти прошипел он. – Для того чтобы тебя или кого из твоих людей ненароком не увидели, – парировал боярин. – Хитер ты, князь, – продолжал, не слушая его, дворянин, – у Лизки Лямкиной денег занять – на то, чтобы ее же и… – Молчи, дурень! – строго прервал его Лыков. – Я-то, может, и дурень, а только и ты того и гляди сам себя перехитришь! – О чем ты? – Сам, поди, знаешь… Сколько еще ждать можно? – Сколько скажу, столько и будешь ждать! – Мочи нет уже ждать! Того и гляди либо романовские ищейки схватят, либо Мелентий сыщет. – Либо Михальский, – подлил масла в огонь боярин. – Что ты с меня жилы тянешь, – взвыл Телятевский, – бунтовать надо! Королевичу Владиславу царством московским поклониться… – А если Ванька Мекленбургский верх возьмет? – Как возьмет? – Эх, кулёма! Кабы ты больше в походы ходил, а не по костромским лесам разбойничал, так знал бы, что с Петьки Пронского воевода – как с дерьма пуля! Что его ляхи побили – так в этом ничего удивительного и нет, а вот что они государя так же одолели… ой, врет князенька. – Ишь ты как заговорил… – изменившимся тоном прошептал опальный дворянин, – только что Ванька был, а то вдруг государем стал! – А ты донеси на меня, – насмешливо посоветовал ему Лыков. – Если поймают – молчать не стану! – огрызнулся тот. – Ну и дурень, меня ты все одно не потопишь, а я тебя выручить тогда уж точно не смогу. – А что, коли молчать буду, выручишь? – Выручу! – твердо пообещал боярин. – В самом худом случае в Сибирь поедешь. Повоеводствуешь в городках тамошних. Людишек там мало и все тати, как на подбор, не хуже тебя. – Не простят меня, – замотал головой Телятевский, – точно знаю. – Мелентия боишься? Правильно делаешь, только хвор он, не сегодня, так завтра Господь приберет, а без него кто подтвердит, что ты на него напал? – Ладно, – махнул рукой дворянин и, сгорбившись, пошел к выходу. У дверей он обернулся и, изобразив поклон в сторону хозяина дома, тут же вышел вон. Но едва оставшись один, выпрямился, и в глазах его сверкнул неукротимый огонь. – Хитришь, князь… – прошипел он, – и вашим и нашим хочешь хорошим быть. Да только не бывает эдак. Попомнишь меня ужо! Боярин, проводив взглядом своего гостя и ответив легким кивком на поклон, тут же встал и направился в горницу племянника Дмитрия. Княжич в последнее время ходил мрачный, на вопросы отвечал односложно и постоянно о чем-то напряженно думал. При виде дяди он вскочил, почтительно поклонился, но хмурое выражение лица его не изменилось. – Ты, Митя, я чаю, засиделся без дела? – ласково обратился к нему Лыков. – Готов служить тебе, дядюшка, – тусклым голосом отвечал тот. – Да службишка-то невелика. Возьми коня и пяток холопов и поезжай в Кукуй. Только что туда карета поехала с особой одной, так боюсь, кабы худа не случилось. – Какого худа? – Да мало ли… может, колесо сломается, а может, тати нападут… Особа сия у меня была, так что нехорошо будет, если до места не доберется. Ты парень хваткий, если что и приключится, так справишься. Только не мешкай, ступай. – Как повелишь, – поклонился Щербатов и двинулся выполнять поручение. На душе у молодого человека и впрямь было неспокойно. Довольно быстро разобравшись, что дядя его занят делами, которые трудно назвать иначе, чем изменой, Дмитрий задумался. С одной стороны, не все перемены, произошедшие в последнее время на Руси, ему нравились. С другой – многое менялось к лучшему. Служба в драгунах, показавшаяся ему в первое время невыносимой, постепенно пришлась по нраву, появились приятели. Только вот сейчас они добывают славу в походе, а он занят непонятно чем. А ведь мог бы при удаче вернуть семье честь и положение. А выслужившись, можно было подумать и о сватовстве к Алене Вельяминовой. Конечно, брат ее в чести у государя, однако же и Щербатовы род не из последних. Неужто не отдаст? Эх, мечты-мечты! Борис Михайлович, как оказалось, словно в воду глядел. Карета, о которой он говорил, и впрямь попала в беду. Колеса на ней, правда, были целыми, вот только лежала она на боку, а вокруг собралась целая толпа народа и явно не для того, чтобы помочь. Правда, два довольно рослых немца, умело орудуя шпагами, ухитрялись держать ее на расстоянии. Один из них – старик с развевающимися седыми волосами, ловко махая клинком, заставил всех отступить, а второй тем временем помогал женщине выбраться наружу. «Так вот какая особа…» – успел подумать Дмитрий до того, как прозвучал выстрел, и высокий старик упал. – Бей колдунов! – раздался истошный крик, и толпа тут же захлестнула второго немца и его спутницу. Похолодев внутри от мысли, что не успеет, Щербатов ударил шпорами коня и, громко гикая, налетел на творивших разбой. Вместе с не отстававшими от него холопами они на полном скаку влетели в людскую массу и разогнали их плетями. Увы, было уже поздно. Оба немца лежали бездыханными, а в красивой немке едва теплилась жизнь. Впрочем, теперь было трудно поверить, что прежде она была красивой: все лицо в кровоподтеках, один глаз заплыл, а рот разорван. Дмитрий в отчаянии наклонился к ней и услышал, как она прошептала ему: – Ретте майне тохтер…[60] Не поняв ни слова, но каким-то звериным чутьем сообразив, что она сказала, княжич заглянул в карету и увидел на дне ее съежившуюся от страха девочку лет пяти. Схватив ребенка на руки и прижав ее голову так, чтобы она не видела, что случилось с ее матерью, Щербатов вылез наружу и наткнулся на горящие безумием глаза Телятевского. Лыковские холопы, хорошо его знавшие, позволили ему и его людям приблизиться. – Отдай мне ее… – прошипел дворянин. – Не отдам, – решительно отказался Дмитрий и вдруг нашелся: – Князь Борис Михайлович велел ее привезти! – Врешь! – Пойди спроси у него. Глаза бунтовщика на мгновение потухли, но затем на лице проснулось понимание, и безумный взгляд снова ожил. – Бей немчуру! – заорал он своим спутникам и побежал в сторону Иноземной слободы. Сообщники с радостными криками последовали за ним, а следом потянулись и остальные. В Москве разгорался бунт. Немного отъехав от места происшествия, Дмитрий велел холопам возвращаться назад, а сам погнал коня прочь. Поначалу он не разбирал дороги, но опомнившись, сообразил, что дорога привела его на знакомую улицу в Стрелецкой слободе. То, что девочку нельзя отдавать в руки дядюшки, молодой драгун прекрасно понимал. Но вот что с ней делать самому? Пропустив в нерешительности тарахтевший колесами по бревенчатой мостовой возок, княжич вдруг услышал знакомый насмешливый голос. – Ой, гляньте-ка, какой кавалер! – звонко воскликнула Машка, заметившая Щербатова. – Не иначе, опять что-то потерял! Тот обернулся и обомлел: в возке сидели горожанки, в одной из которых он с изумлением узнал лишившую его сна боярышню Вельяминову. Правивший повозкой мужик, подозрительно косясь на драгуна, понукал лошадку, и они непременно проехали бы мимо, но молодой человек стряхнул оцепенение и неожиданно хриплым голосом выдавил из себя: – Помогите!.. – Чего тебе? – строго спросила Алена, также узнавшая незадачливого ухажера. – Помогите, – повторил Дмитрий и распахнул полу плаща, открыв доверчиво прижавшуюся к нему девочку. – Что это? – воскликнула Авдотья и велела вознице остановиться. – Девочка… – выдавил из себя княжич. – Да уж вижу, что не кошка, непутевый; взял-то ее где? – Спрятать ее надо. – Это еще зачем? – нахмурилась стрельчиха. – Неужто украл дитя, да еще в немецкой одеже… – Да господь с вами… напали на ее родных тати, еле отбил. Опасаюсь теперь, как бы не нашли… – Да это же Марта! – закричала Машка. – Какая такая Марта? – Как какая, – изумилась девочка глупому вопросу, – Лизки Лямкиной дочка! – А ты почем знаешь? – А вот знаю! – Это точно она? – строго спросила Алена у Щербатова. – Она, – наклонил голову княжич. – А мать ее где? – Говорю же – тати напали…