Толь на счастье, то ли на беду, У меня семь пятниц на неделе И тринадцать месяцев в году. Моё небо - синее, в алмазах. Что-то мне по-жизни принесет. Я крещен, а может быт помазан, В общем, я - счастливый, вот и все! Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет уж 100. Я - счастливый! Я - не вру! Так счастливым и уйду! Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет на 100. Я - счастливый! Я - не лгу! Так счастливым и уйду! Кто-то знает, я и сам не знаю, Где финал тот, где та полоса. За которой лишь ворота Рая, А за ними просто Небеса. А пока все небо только в звездах. Не во сне причем, а на яву. Что скажу за жизнь свою я просто - Я счастливый тем, что я живу. Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет уж 100. Я - счастливый! Я - не вру! Так счастливым и уйду! Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет на 100. Я - счастливый! Я - не лгу! Так счастливым и уйду! Григорий Лепс. – Почему такая конспирация, Граф? Остановился возле столика напротив Андрея Воронова. Я б его не узнал, если бы не назначенная через посредника встреча в дешевом кафе и произнесенный пароль, обговоренный в свое время еще с покойным Вороновым старшим. После нашей последней встречи прошло немало времени, и я думал, что этот пароль произнесен не будет никогда. Моя поездка в Болгарию подходила к концу, и я вот-вот должен был вернуться к Оксане. Предвкушал это возвращение и поглядывал на часы, пока мне не позвонили с закрытого номера на отечественную симку и не назвали три слова, которыми обменивались в свое время наши с Вороновым отцы. Адрес для встречи я получил в смс и понимал, что, если Граф прилетел ко мне в Болгарию, значит это что-то срочное и важное. Без привычного элегантного костюма, в футболке, темных очках и бейсболке, Воронов, скорее, походил на обычного рабочего, если бы не часы «Ролекс», дорогие кожаные туфли и очки от известного бренда. Если учитывать, до каких высот он поднялся, то этой встречей можно было бы гордиться. Но для меня он был сыном друга моего отца и человеком, который в своё время помог спасти моих детей. Я был ему должен. Если бы не это обстоятельство, то предпочел бы не встречаться… Я обещал Оксане держаться от всего этого подальше. И держался. – Здаров, Бешеный! – сжал мне руку, приобнял, хлопнув по спине. – А ты все в том же амплуа, я смотрю, – усмехнулся, осматривая мой прикид. Я снял «косуху», повесил на спинку плетеного стула, уселся и положил на столик пачку сигарет, сунул одну себе в рот, вторую протянул Графу. Тот не отказался. Мы прикурили от моей зажигалки. – Дело одно есть к тебе. И надо, чтоб о деле этом никто не пронюхал. Поэтому конспирация. – Твои часики стоят, как десять таких заведений вместе взятых. Конспирация так себе. И шкафы твои выглядывают из-за каждого угла. Вот-вот выпадут. Я бросил взгляд на парня на заправке, смотрящего в нашу сторону, попивающего кока-колу, и на сидящего за соседним столом лысого типа с газеткой в руках. – Если б меня пасли, то была б другая. А так для вида. Пока. – Ясно. Так в чем проблема, Граф? Чем могу, так сказать? – Ничего особенного. Долю свою хочу тебе подарить. Я вздернул одну бровь и затянулся сигаретой, ожидая продолжения. Граф особой благотворительностью не славился. – Ты у своей сестры Дарины теперь работаешь? Или соскучился? Андрей усмехнулся, чуть приопустил очки. – По нам соскучились одни нехорошие дяди, и мне надо, чтоб моя доля не принадлежала мне какое-то время, а принадлежала кому-то, кому я доверяю, кого фактически не существует, и кто заинтересован, чтоб фирма не ушла к плохим дядям. – Это я понял. Думаешь, кто-то может слить фирму? – Не исключено, что может. На нее всегда велась охота. Кто-то усиленно скупает акции через подставные лица. Это вполне может быть просто мелкая игра, а может быть крупная, начатая издалека. – Неймется тварям?