С этими словами Глава Стражей отступил назад, позволяя всем стоявшим здесь пройти в обширный Зал Собраний, до этого при правлении Иинана Третьего открывавшийся лишь единожды. В этом месте практически ничего не изменилось с того самого момента, как дворец был достроен, как символ неизменности и твердости порядков Рейнсвальда. Огромный круглый зал с куполообразным потолком, раскрашенным древними фресками, изображавшими первые дни колонистов на острове, начало внутренних войн, эпоху войн Объединения и величайший день создания королевства. Под изображениями героев прошлого и их великих подвигов стояли на разных уровнях несколько галерей с местами для феодалов, распределенных по возрасту и времени присоединения их феодов к королевству. А в самом же центре зала был большой круглый стол для изначальных двадцати шести феодов, вырезанный из черепа гигантского дракона, уничтоженного объединенным флотом Рейнсвальда еще в начале его существования. Стол был в два уровня, внешнее кольцо предназначался для первых феодалов. И с созданием же выборной системы королей был добавлен второй уровень во внутреннем круге, всего лишь на пять мест, предназначенных для претендентов на королевский престол, где они могли посмотреть друг другу в глаза, споря за то, кто из них должен стать новым королем. Эдвард занял свое законное место за внешним кругом, в большом резном кресле, стилизованном под вставшего на задние лапы грифона, символ родового герба Тристана. Резьба на столешнице перед ним изображала герб бароната, выполненный в полный размер, со всеми деталями, окантовкой и изображением геральдических зверей бароната. Личный герб Эдварда, черная железная перчатка, сжимающая эфес сломанного меча, полученный в знак признания его особых заслуг в Такийской провинции, был изображен на большом и длинном баннере, свисающим с потолка, рядом с личными гербами всех остальных феодалов за столом. – Претенденты на королевский престол! Если вы считаете себя достойными, то поднимитесь и войдите во внутренний круг! – призвал Глава Стражей Трона. С этими словами со своих мест поднялись трое претендентов. Граф Фларский в белых с золотом одеяниях, барон Розмийский, сейчас в геральдических цветах своего феода, зеленых с черных, и барон Гельский, в парадном камзоле алого и голубого цветов. В этот раз претендентов было три, и остававшиеся свободными места тут же убрали. Каждый вытащил свой церемониальный клинок и положил перед собой, острием в центр, так что все три меча касались друг друга. – Сегодня день великой печали и новой радости, – Глава Стражей Трона снова вышел на свое возвышение, объявляя о начале дебатов, – Сегодня заканчивается эпоха правления Иинана Третьего, короля, оставившего после себя великий след в истории нашего королевства. И все мы будем скорбеть о нем, но свет всегда следует за тьмой, и сегодня в наших силах выбрать нового короля, достойного, чтобы принять на свои плечи такую ответственность и вести всех остальных за собой. Каждый из вас ведет за собой людей Рейнсвальда, каждый из вас принимает ответственность за каждого из своих вассалов. И сегодня вы должны избрать достойнейшего, кому доверить свои жизни так, как вам доверяют свои жизни ваши подданные, – Глава Стражей говорил еще очень долго, представив каждого из претендентов, перечислив их основные заслуги и деяния, а так же представленные ими доказательства того, почему могут являться претендентами на престол Рейнсвальда. Это больше церемониальное действие, чем являлось действительно необходимой частью выборов, но традиции всегда оставались очень чтимой частью культуры королевства. Самое важное началось только тогда, когда Глава Стражей объявил дебаты открытыми для свободного обсуждения. Здесь происходил единственный момент в истории Рейнсвальда, когда каждый говорящий мог повлиять на решение и, собственно, все будущее королевства. Голоса всех были равны, и все могли выразить свое мнение, наверное, единственная уступка демократии, официально допущенная в королевстве. Никто и не ждал, что все закончится в первый же день. Слишком много споров и противоречий всегда возникало между феодалами, активно обсуждающими каждого из претендентов, не стесняясь в выражении личного мнения. Здесь не было разницы, насколько крупны армии феодала, и какое значение имеет для королевства, как отдаленно находится его феод от столицы или и вовсе от центрального острова Рейнсвальда и каковы его возможности. Эдвард первое время просто слушал, пытаясь прояснить для себя, как необходимо прокладывать дальнейшую стратегию действий, как выстраивать диалог с феодалами, да и просто узнать мнение большинства о том, каким должен быть будущий король. Конечно, экономические и политические возможности для становления того или иного претендента на престол обычно являлись главенствующими, но никогда не стоит забывать, что Рейнсвальд это не только флот, армии и производственные мощности, но и люди, народ, а главное, феодалы, что ведут за собой людей. Их мнение было, есть и будет решающими для избрания нового короля. Всегда разворачивается борьба за голоса малых феодалов, которых гораздо больше, чем тех старых и могущественных феодов, чьи голоса не составляют и пятой части от общего количества. Ведь именно мнение простого большинства решит, кто же снова наденет корону Рейнсвальда, и перед кем встанут на колени все без исключения. Первоначальная поддержка неожиданно перешла к графу Розмийскому, как к сыну последнего короля, эпоха правления которого у очень многих оставила хорошую память. Многие считали, что правление сына Иинана Третьего станет прямым продолжением той политики, что вел его отец. Только его первоначальный успех не продержался очень долго, поскольку слишком уж активно его поддерживали Гористары. Поддерживающие остальных двух претендентов бароны очень быстро смогли перевести спор именно в то русло, что граф Розмийский на деле может стать марионеткой Гористаров, конечно, очень древнего и уважаемого рода, но уже давно известного своей жадностью и желанием властвовать над всем Рейнсвальдом. Становиться под пяту правления этого рода хотелось далеко не многим, и постепенно чаша весов начала склоняться к графу Фларскому, чьи сторонники активно поддерживали идеи равенства феодалов, а так же тех реформ, что могут избавить Рейнсвальд от тех проблем, что накопились к окончанию эпохи правления Иинана Третьего. Программа реформ, выдвинутая графом, предполагала в первую очередь реорганизацию торговых путей и основных торговых трактов, уже устоявшихся на территории королевства, но частью обходившие новые феоды, еще не включенные в общую систему торговли, а потому испытывающие проблемы с развитием и рынками сбыта своей продукции. Среди малых феодалов большую поддержку получила предложенная реформа личных армий феодалов, которые прежде обладали полной свободой в принятии на вооружение самых различных технологий. Не ограниченные так же и по максимально допустимым показателям личного состава и стоявшей на вооружении техники, за исключением нескольких вето, наложенных королем на особо смертоносные и разрушительные технологии, представляющие угрозу всему королевству. Уже многие считали, что необходимо ограничивать возможности феодалов, поскольку столь большие армии просто не могли стоять без дела, в результате чего по всему Рейнсвальду время от времени возникали различные локальные конфликты. Порой из-за пустых мелочей, но разгоравшихся до жарких схваток, в которых гибли порой целые поселения, а потери исчислялись тысячами. И из-за этого же небольшие феоды всегда чувствовали притеснение со стороны своих старших и более могущественных соседей, с чьими армиями им, конечно, было не тягаться. Такая же реформа уравнивала бы их возможности, но сильно сказалась на отношении к графу крупных феодалов, не видевших в личных армиях, по численности порой приближавшихся к королевским войскам, ничего плохого. Сам Эдвард еще не знал, как стоит реагировать на подобное, поскольку его возможности такая реформа тоже задевала серьезно, но это был пока лишь проект. Быть может, после окончания уже подступившей к порогу войны, такие армии действительно не понадобятся, да и неизвестно, что вообще от них останется, когда отгремят сражения. С продолжением спора начинали вскрываться и те противоречия, что уже разделяли феодалов Рейнсвальда, не только лишь связанные с территориями и торговлей, но и уже очень старые, покрывшиеся коростой и все глубже проникающие в самую суть королевства. Не смотря ни на что, Рейнсвальд, со всей его данью традициям, верности устоям и строгой социальной иерархии, все же развивался, не останавливаясь и не замирая в эпохе застоя. Старые феоды начинали постепенно отставать от молодых, развивающихся и вынужденных бороться за свое место на внутреннем и внешнем рынках Рейнсвальда, а потому активно вкладывающих все доступные средства в модернизацию производства, улучшения качества и надежности выпускаемой ими продукции. Малые герцогства и баронаты чаще всего вытеснялись потоком промышленных товаров, идущих в огромных количествах от гигантов в этой сфере, вроде Тристана или Гористара. А потому прокладывали новые пути для внешней торговли в поисках покупателей. При этом из уже крепко закрепившихся на рынке феодов далеко не все стремились поспевать за новыми тенденциями, поскольку система и так хорошо работала, налаженная и эффективно действующая, все больше усугубляя разницу между количеством и качеством, принципиально разную для многих феодов. Проблемы возникали и с неконтролируемо развивающимися колониями, иногда становившимися самостоятельными, когда центр больше не мог их удерживать, а иногда оставаясь в прежнем статусе, но по размерам и значимости далеко превышая метрополию. Порой они двигали и развитие многих феодов, что в частности, сильно заметно в Тристанском баронате, где там сразу вводили самые передовые технологии, и постепенно расширяя на все остальные территории. Только чаще давление центра тормозило само их развитие, из-за чего порой даже оказывались нерентабельными. Некоторые старые графства и баронаты уже вовсе выступали за отказ от развития экстенсивной пполитики Рейнсвальда, считая, что королевство должно располагаться исключительно на самом острове. А вот для большинства молодых и небольших феодов такой путь экономики был единственным ключом к выживанию и даже процветанию. Эти и многие другие проявившиеся сегодня противоречия были лишь немногими вопросами, поднятыми только в первый день обсуждения, но они уже показывали ту глубокую пропасть, что пролегала между различными силами на Рейнсвальде, сейчас с новым энтузиазмом вцепившимися друг в друга, пока еще только на дипломатическом языке. Споры становились ожесточеннее, а слова были все жестче и жестче, появлялись уже даже открытые обвинения и угрозы. Претенденты переманивали поддерживавших их феодалов один у другого, предложения и просьбы сменялись едва ли не чаще, чем на них успевали отвечать, некоторые оставались и вовсе без ответа, а некоторые вызывали новые обсуждения, новые вопросы и новые пути для поиска ответов. Атмосфера становилась все более напряженной, и люди, запертые здесь друг с другом, все больше походили на свору голодных собак. Эдвард, вслушиваясь в накалившиеся до предела споры, вспомнил ту старую историю, рассказанную как-то его отцом, что если в одной банке закрыть множество пауков и даже регулярно кормить их, то они все равно начнут убивать и пожирать друг друга, до тех пор, пока не останется всего лишь один. Самый злой, самый сильный и наглый паук, сожравший всех остальных и при этом сумевший выжить. А потом он тоже умрет, не сумев переварить все то, что сожрал, подавившись, попросту не способный остановиться. Люди должны выходить на компромисс, иначе они просто рискуют повторить участь этих пауков, вот в чем мораль истории. И глядя на окружающих его феодалов, Эдвард все лучше понимал, что никто не хочет уступать. Равенство возможностей и чувство столь близкой власти, что до нее можно руку протянуть, ожесточали людей, заставляя их до последнего вздоха лезть вперед, пробивая перед собой лишь собственные интересы и не обращая внимания ни на что другое. Дебаты были прерваны только уже глубокой ночью, когда напряжение достигло таких пределов, что еще немного, и феодалы готовы были объявить войну друг другу прямо здесь и сейчас. Стража Трона вошла в зал, объявив, что сегодняшнее собрание закончено, и продолжить можно только на следующий день. Взвинченные и нервничающие дворяне, все еще что-то вполголоса обсуждающие, не способные сразу оторваться от разгоревшихся споров, покидали свои места и расходились по выделенным для них комнатам в королевском дворце. – Так что скажете по поводу сегодняшнего дня? – спросил Эдвард у графа Фларского, когда они уже выходили из зала. Граф выглядел совершенно истощенным в физическом и в моральном плане после того напряжения всех своих сил, что пережил в течение этого дня, – мне кажется, мы смогли достигнуть определенных успехов. – Барон Гельский, можно сказать, практически выбыл из игры, – кивнул Рокфор, подходя к ним. В отличие от многих, буквально святившейся энергией, дебаты вернули ему хоть какое-то чувство цели в будущей жизни, – У него слишком слабы шансы, а после поражения его эскадры у Самрийских верфей потерял доверие как человек, способный командовать войсками. И остезейцы от него практически откололись, – он вспоминал последний час обсуждения, когда остезейские бароны неожиданно начали переходить на сторону графа Фларского, поддерживая предложенную им политику постепенных реформ, способную в будущем серьезно изменить внешний вид и внутреннюю структуру Рейнсвальда. – Зато промышленники Хальса готовы держаться за графа Розмийского до последнего, – заметил граф Фларский, обреченно вздохнув, – я все же надеялся, что они оценят систему реформирования дорожного сообщения, из-за которого у них есть немало проблем с перевозками товаров. Видимо, предложения Гористаров устраивают их гораздо больше… Хотя вы правы, сегодняшний день можно назвать удачным, – он пожал плечами, – а с вами, друг мой, – он положил руку на плечо Эдварда, – у нас отдельные планы. Как вы думаете, как поступят Гористары, узнав о случившемся? Я имею в виду, относительно собрания. Представьте, какой резонанс может вызвать сообщение, что барон Тристанский нарушил нейтралитет пятисот часов! Почему мы только сразу об этом не подумали… – он покачал головой, разочарованный собственной недальновидностью, – я могу оправдать вас и даже в какой-то мере поддерживаю, но что скажут остальные феодалы? Это же действительно очень серьезное преступление. – Если результат будет не в нашу пользу, то вы просто откажетесь от моей поддержки, – сказал Эдвард уже подготовленную фразу, – и публично обвините меня в нарушении признанных обычаев. Де-факто наше с вами соглашение силу не утратит, но после таких публичных заявлений у остальных не останется никаких сомнений в вас и в вашей благонадежности. Гористары получат предлог для нападения, а мы получим шанс их уничтожить, – барон просто пожал плечами, словно говорил о каких-то обыденных вещах, – нам сейчас нужен только действительный результат, а не мнение об этом результате… – Черта с два так кто поступит! – возмутился Рокфор, слышавший каждое их слово, – Эдвард! Я не позволю тебе хоронить себя с такой же легкостью на радость Гористарам. Ты не должен так легко отказываться от всего того, что добился твой отец, даже если это в память о моей девочке. Я официально признаю вину за нападение на Росс. Если для этой войны нужны жертвы, то пусть жертвой стану я, а не ты, – прежде чем тристанский барон успел что-то сказать, Рокфор ткнул ему в грудь пальцем, – у меня есть наследник, пусть ему всего лишь семь лет, но мои вассалы помогут стать ему настоящим бароном. А ты последний из своего рода! – Святые Небеса! Рокфор! – отмахнулся Эдвард, – о какой чести вы говорите здесь, на Рейнсвальде! Это всего лишь, демоны их раздери, слова, о чести здесь забыли еще до вашего рождения, ей лишь прикрываются, чтобы решать свои личные дела! Все остальное вранье и ложь! В королевстве нет больше дела чести, здесь есть лишь личные мотивы! Я хочу перебить всех Гористаров, от самого барона до последнего младенца! И не вам заставлять меня отказываться от подобного! – Значит, у меня, мотивов, хочешь, сказать, нет? – рявкнул Рокфор, неожиданно крепко заломив руку Эдварда, чего уже никак нельзя было ожидать от такого старика, – если у кого-то и есть причины ненавидеть Гористаров, то это у меня! Чтобы дальше не было, но ты должен сделать то, чего я не смогу. Ты должен расквитаться с ними за все, что произошло. За все! Понимаешь? – он обернулся к графу, стоявшему рядом с видом человека, боявшегося вмешаться в столь яростный разговор, – граф, как будущий король, прикажите ему не принимать столь поспешных решений. Карийский баронат будет верен вам, не смотря ни на что, но Эдвард нужен вам как никто другой. За ним пойдут люди, вы видели это. Ни за мной, ни даже за вами, но он может стать тем, кто принесет вам Рейнсвальд, – Рокфор говорил горячо и поспешно, но к его словам нельзя было не прислушаться. – Друзья, я, конечно, понимаю, что не имею права советовать в подобном споре, поскольку Изабелла не была мне так дорога, как кому-либо из вас, – показал головой граф, – но то, что говорит Рокфор, выгоднее с политической точки зрения. Он отец, потерявший дочь, и его поступок будет выглядеть гораздо лучше в любом свете, с какой стороны не посмотри. Многие из феодалов, что сейчас в зале, имеют детей, и его чувства для них будут понятны, в то время как любовь… – Дэлай развел руками, – это чувство описать намного сложнее. А действия Рокфора… их можно даже использовать для того, чтобы обернуть ситуацию в свою пользу, попытавшись выставить Гористаров виноватыми во всем произошедшем. – Граф! – Эдвард чуть было не ударил его в лицо, но в последний момент все же спохватился, – вы вообще понимаете, что вы сейчас говорите! Я не позволю сделать вам из гибели Изабеллы свой политический трюк! Не позволю смешивать ее имя со всей той грязью, какой является Рейнсвальдская политика! – Еще не время убиваться по этому поводу, – сказал граф, – Эдвард, ты знаешь, что другого выхода действительно нет, а ты нужен здесь, на Рейнсвальде. Нам нужен герцог Аверийский, феодал колонии, появление которой изменило весь прежний баланс на Рейнсвальде, герой Таркийской провинции и человек, чьими усилиями проект «Сакрал» обрел жизнь. И без которого герцог Камский никогда бы не смог его закончить. И ты нужен мне, чтобы стать королем, понимаешь? – логика говорила в его словах, и Эдвард не находил достаточно веских доводов, чтобы их оспорить. Не с этого он собирался начинать войну, не задумавшись о тех эмоциях, что могут подстегнуть Рокфора, слишком глубоко погрузившись в собственные страдания. – Хорошо, пусть будет так, – сказал Эдвард, снова поднимаясь, соглашаясь со словами графа и видя одобрение Рокфора, хотя все остальное его сознание выло, требуя немедленно отказаться от этого безумия. Усилием воли барон подавил в себе эмоции, какие могли ему помешать, заставив себя действовать холодно и расчетливо, – только пообещайте мне одну вещь, граф. Как только вы станете королем, все обвинения с Рокфора будут сняты. Граф Фларский просто кивнул в ответ, соглашаясь с тем, что и так звучало очевидным. На законы власть предержащие могут смотреть только до тех пор, пока они им нужны, в других случаях могут и закрыть глаза на их нарушение. * * * Известия о том, что произошло на Россе, дошло до молодого гористарского графа спустя трое полных суток с того момента, как эскадра Тристанского барона вышла из прыжкового режима в районе этого острова. В Мысе Харкии произошедшее сразу же поставило на уши всех военных, тут же начавших подготовку войск и флота, ведь даже самый последний связист из штаба понимал, что такое нападение нельзя рассматривать иначе, как перчатку, брошенную в лицо, как вызов, за которым обязательно последует война. Только когда об этом услышал сам барон, то заколебался, не зная, как следует ему и дальше поступать, когда вот уже три дня идет Совет о выборе нового короля. События развивались слишком быстро, гораздо быстрее, чем новоиспеченный барон успевал реагировать, только еще обучаясь искусству быть политиком. Многие уже замечали, что у Михаэля Гористара, нового графа, нет ни умений, ни навыков его весьма талантливого деда. Последней волей старого барона, обнаруженной в заранее им написанном завещании, была как раз передача титула графа внуку, через голову его родного сына, Тарваила Гористара, резкого и несдержанного человека, в котором многие видели скорее угрозу всему баронату, если он станет его главой. Тарваил был искусным воином, но мыслил всегда слишком прямолинейно и грубо, привыкший действовать через силу, видя в переговорах нужду лишь тогда, когда речь идет о капитуляции противника. Такой выбор его собственного отца Тарваида разочаровал, но перечить все же не посмел, решив оставить себе роль отца нового графа и то огромное влияние, что мог оказать сам на родного сына. – Если мы нападем на Тристан, то это станет началом войны, что разойдется по всему Рейнсвальду, – пытался возражать Михаэль, сидя перед голографическим столом, на котором сейчас медленно вращалась вокруг своей оси трехмерная карта Тристанского бароната, – и у них есть союзники, с каким необходимо считаться. Эта война может расколоть все королевство и прервать выборы короля… Отец, мы должны думать еще и об этом, если хотим, чтобы Гористар устоял! – Черт бы тебя разодрал, Михаэль! – его отец, уже в боевом доспехе, стукнул кулаком по столу так, что по голограмме прошла рябь, – война уже началась, если ты этого еще не понял. С того самого момента, как этот недоносок Респир пристрелил девчонку тристанца, война уже фактически началась, и только наша глупость в том, что мы пропустили первый удар. Хотя, честно, я не думал, что тристанец окажется таким слезливым, так убиваясь по этому поводу, – он покачал головой, – отец его крепче был… хотя, ты ничем его не лучше! Надеюсь, ты мне не будешь давать других поводов для сомнений в том, что ты действительно мой сын! Мы Гористары, и на нашем родовом гербе волк! Мы должны быть воинами, а не говорунами. Дед твой тоже думал, что словами можно всего добиться, и посмотри, что оказалось в итоге? Застрелен в собственных покоях своим же протеже, с каким носился, как с расписной торбой! Ты хочешь так же закончить? – Нет, конечно, – Михаэль пожал плечами, – только нам нельзя так очертя голову бросаться в бой, рассчитывая лишь на собственные силы. У нас нет преимущества ни в кораблях, ни в войсках, да и те раскиданы по территории всего графства и наших вассальных феодов. Необходимо время, чтобы подтянуть силы, собрать людей… А к этому моменту новым королем может стать граф Фларский! Как война будет выглядеть тогда? – он посмотрел на своего отца, – как к ней отнесется новый король? – Поэтому действовать надо сейчас! – сказал Тарваил, – в Мысе Харкии готовы к бою триста боевых кораблей и почти полмиллиона солдат. Плюс те, что можно поднять из резерва за пару суток, это еще пара сотен как минимум. С такими силами я ударю по Тристанскому замку и сотру его в порошок, чтобы никто больше не усомнился в силе Гористаров, – он переключил голограммное изображение на масштаб всего Рейнсвальда, – тристанец слишком много сил перевел на Аверию после удачного сражения с наемниками Гельского, чтобы не допустить попыток новых нападений на колонию. А войска графа Фларского слишком далеко от замка, чтобы прийти ему на помощь в случае необходимости. Мы отступим прежде, чем Эдвард подтянет укрепления, а потом ударим снова, в этот раз уже по Аверии… – Ты хочешь оставить Залив Харкии без всякого прикрытия? – спросил его родной сын, подходя ближе, – мы не можем просто так оголить этот участок, там же останутся только войска обороны и ополчение. Что же они смогут сделать, если именно в этот момент на столицу нападут? Отец, я еще раз прошу тебя подумать о благоразумии, ты рвешься воевать и восстановить нашу честь, но мы рискуем потерять все… – он еще раз ткнул пальцем в изображение столицы Гористарского барона, – нельзя оставлять город без серьезной защиты. Дай мне всего две недели, и я соберу тебе армию, которой будет достаточно, чтобы разбить тристанцев. – Тристанцев? Ты серьезно? – Тарваил в голос рассмеялся, – через две недели на престоле будет сидеть граф Фларский, а против нас выступят объединенные армии Тристана, Карии, остезейцев и один только демон знает, кого еще. Или ты действительно так наивен? Карийский барон будет мстить за свою девчонку, он в нее всю душу вложил, а чокнутый Респир все это оборвал одним выстрелом. И он убедит нового короля в своем праве на войну. И к нему присоединится Эдвард, поскольку сам Респир черт знает где, а в Рейнсвальде каждая собака знает, как тепло твой дедушка относился к этой неблагодарной скотине. И что ты будешь делать тогда? Так же сидеть, как наседка, над своей столицей, и ждать, когда враг явится по твою душу к ее воротам? Таков твой план? – А твой план развязать войну прямо сейчас? – ответил Михаэль, не боясь отца. Ведь все-таки, именно он был барон, и даже родной отец не мог позволить себе разговаривать с ним в таком тоне, какой сейчас себе позволял, – и, потом, королем еще может стать граф Розмийский. А ему наши интересы гораздо ближе. – Предложи это тем феодалам, что завтра вновь соберутся в зале под присмотром Стражи Трона, – указал пальцем в сторону коридора его отец, – если бы им был нужен твой ставленник, то не было бы таких дебатов, какие были сегодня. И ты не хуже меня знаешь, что половина из тех, кто занимает там места, на дух нас не переносят. Потому что мы сила, а силу всегда бояться или ненавидят. И лучшего шанса избавиться от нас у них никогда не будут. Так что, поверь мне, они сделают все, чтобы не пустить графа Розмийского к власти. Однако если им сейчас показать, что Гористары не разучились держать в руках оружие, то ты сможешь посадить своего дружка на престол. Без поддержки Тристана, без Аверии и без своего «Сакрала», граф Фларский никому даром не сдался. Просто дай мне войска, – потребовал он, – нельзя думать, что все можно решать одной только дипломатией. – Ты точно разобьешь тристанцев? – наконец-то сдался Михаэль, – мы рискуем слишком многим, и нельзя быть неуверенным при таком поступке. Я уже отдал приказы стягивать войска со второстепенных направлений, но им нужно время. Если мы потеряем эту армию, то останемся беззащитны перед любым нападением… – Я привезу тебе парадные знамена из Тристанского замка, – рассмеялся его отец, – потом подаришь их своей ненаглядной женушке. Как она там после родов? И как там наш наследник? – Врачи говорят, что все хорошо, – кивнул Михаэль, не сумев сдержать довольной улыбки гордого отца, – роды прошли успешно, никаких осложнений не было, младенец здоровый. Жаль только, что я сейчас не могу рядом с ними… – Когда ты родился, я был на поверхности, – вспомнил Тарваил, – отбивали нападение мутантов на исследовательский лагерь, и у меня не было даже никакой возможности отправиться домой. О тебе узнал лишь только тогда, когда вернулся обратно на Мыс… В тот момент это было важнее всех моих побед, вместе взятых… – он потрепал сына за волосы. – А теперь ты сам барон, и я даже должен тебе подчиняться. Оглянуться не успел, как уже дедом стал… – Отправляйся на Мыс Харкии, забирай войска, – сказал Мхаэль, прерывая воспоминания, – я напишу письменное распоряжение со своей личной печатью, передашь командующему. И прикажи, чтобы мою семью переправили оттуда в наше поместье под Нантровиком, там все же им будет безопаснее, – он вернулся к своему письменному столу, взяв электронное перо и лист бумаги, – как только возьмешь замок, снова свяжись со мной. Если дела пойдут лучше, быть может, его и не придется оставлять уже. Ты же не откажешься от титула барона Тристанского? – он не без улыбки посмотрел на своего отца, все еще разглядывающего карту Рейнсвальда. * * * Де Адрил смотрел на трехмерную карту Тристанского бароната так, словно видел ее впервые. Привычные его глазу планы местности, ферм, основных магистралей и дорог с нее исчезли, теперь ее занимали планы и схемы возможной линии фронта, укрепленные районы, потенциально опасные места, где возможны высадки вражеского десанта. Нельзя сказать, что работы по подготовке к вероятным военным действиям на собственной территории никогда не велись, еще с последней войны с Саальтом все было выверено и обустроено, но война никогда не стоит на месте. Она изменяется, приобретает новые формы и способности, ищет обходные пути и устраивает ловушки. Если расслабиться хотя бы на секунду, то снова открыв глаза, ты с удивлением обнаружишь, что безнадежно отстал и проигрываешь в этой бесконечной гонке на выживание. Те, кто не могут соответствовать все более жестким и требовательным правилам, очень скоро сходят с дистанции, сминаемые более уверенными и сильными соперниками. Поэтому командный штаб обороны бароната гудел как растревоженный улей. Сотни операторов на своих местах, закрыв лица шлемами нейросвязи с прямым подключением к общей базе данных, широкой анфиладой разместившиеся вдоль стен, рассылали приказы и запросы по всему баронату, перерабатывая ежечасно информации, анализируя, отсеивая самое важное и формируя отчеты, которые затем немедленно отсылались командующему. Из всех этих данных формировались общие сводки и на их основании компьютерные системы начинали прогнозировать возможности для дальнейшего развития ситуации. Собравшиеся здесь высшие офицеры, стоя перед голограммным столом, опираясь на собственный опыт, вносили поправки, которые не могла учесть не имеющая эмоций машина, и ход прогнозирования шел уже дальше, выстраивая план победы, который затем только следовало реализовать. Увеличив изображение, он переключился на Тристанский замок, самую уязвимую точку всей обороны. Уязвим потому, что находится практически на самой границе и едва ли не самая важная часть бароната. Можно пережить потери многих крупных городов и портовых зон, отступая назад, на другие рубежи, зализывая раны и готовясь к новым сражениям, но если потерять замок, то можно сразу выбрасывать белый флаг и сдаваться. Тристанский замок сердце всего феода, сдавать его нельзя ни в коем случае, и именно сюда нападающие нанесут свой первый и самый мощный удар. Сюда стягивались основные силы и здесь же готовили пристани для военного флота, формировали лагеря для солдат, разбивали полевые ремонтные заводы. В открытом пространстве вблизи замка выстраивались в боевое построение корабли Тристана и все еще продолжали выходить из прыжков корабли Карийского бароната, форсированным маршем перебрасываемые сюда. Гористары должны встретить здесь свою смерть, но Де Адрил все равно перестраховывался. Когда начнется настоящий бой, все сейчас подготовленные планы и операции смело отправятся в топку, все решать все равно будет импровизация, а потому надо максимально использовать уже имеющееся преимущество в виде своего поля боя, максимально его подготовив для будущего сражения. На небольших астероидах, сейчас двигавшихся по орбите вокруг Рейнсвальда и находящихся в зоне пространства Тристанского бароната, размещали дальнобойные зенитные батареи и ракетные установки. На наиболее опасных направлениях подготавливали минные поля, способные остановить даже тяжелый крейсер. В самом замке сейчас спешно проверяли все зенитные и ракетные батареи, генераторы силовых полей и системы сканирования окружающего пространства. Ремонтные бригады уже восстанавливают первые обнаруженные недочеты, но Де Адрила беспокоило сейчас не это, а то, откуда придут Гористары со своими войсками, как их встречать и чем можно пожертвовать, чтобы удержать Тристанский замок. – Господин, – к нему обратился один из флотских офицеров, стоявших с другой стороны стола, – мы можем разместить примерно пятьдесят кораблей в Драгунской верфи, – показав на военные верфи, расположенные на несколько километров западнее от Тристанского замка, – этого количества должно хватить, чтобы сдержать первый удар по верфям. В случае необходимости, они подойдут к замку меньше, чем за час реального времени. Это надежнее, чем полагаться на одну только огневую мощь зенитных батарей… – Хорошо, разместите также еще эскадрильи штурмовиков, присланных из Энтаониса, на полевых аэродромах у Восточного форта, там им должна быть работа, если противник сможет прорваться на этом участке, – добавил Де Адрил, еще некоторое время разглядывая карту. Потом еще свяжитесь с карийцами и передайте им, что мне нужно по меньшей мере шестьдесят кораблей в дрейфе в группе астероидов в квадрате КЗ-сто-пятьдесят-восемь. Если нам повезет, и противник не обнаружит их в той мешанине, то должны оказаться у них глубоко в тылу на правом фланге, – сказал он, почесав уже начинавшую проявляться щетину. Подобного с ним уже давно не случалось, всегда внимательно следил за своим внешним видом, но последние дни были слишком изматывающими, чтобы еще и уделять столько внимания подобным мелочам. Теперь он даже не тренировался и не ел как положено, почти все время проводя в разъездах по границам Тристанского бароната или в таких вот залах совещаний, где решалось слишком много важных вопросов, чтобы пропустить хотя бы один из них, – если же нет… Гористарам все равно придется выделить крупные силы, чтобы выбить их оттуда, а значит, на правом фланге мы сможем перейти в контрнаступление… – если речь идет о Тристанском замке, то никакие потери не будут казаться чрезмерными, к тому же, в столкновении с таким опытным и опасным противником, каким является Гористарское графство. – Сэр, вам послание, – в комнату вошел один из его адъютантов и, поклонившись, передал планшет с данными, помеченными электронной печатью Фларского графства. Удивившись, что прислали его именно сюда, а не прямо в столицу, в руки его молодого сюзерена, Де Адрил все же активировал планшет, и там быстро появилось несколько строк с очень важной информацией, ради которой можно пожертвовать не только планшетом, но и, в определенных ситуациях, даже человеческими жизнями. «Разведчики с наблюдательных постов докладывают, что в Мысе Харкии большое оживление. Потенциальный противник подготавливает корабли и грузит на транспортные суда большое количество войск и военной техники. Они явно готовятся выдвигаться. Командует всем, возможно, сам Гористар Тарваил, его слишком часто видят на верфях, и он явно руководит процессом подготовки. Будьте готовы. Флот графства уже находится в прыжковом измерении, готовый выйти в зоне Харкии в любой момент, как только его покинут корабли флота бароната». Отформатировав планшет, Де Андрил отослал адъютанта обратно и тяжело вздохнул, потерев пальцами лоб, пытаясь успокоиться из-за внезапно на него навалившегося нервного напряжения. Вот и первый акт финальной части этой пьесы, Гористары выводят свои корабли и отправляются к Тристану. Они сначала ударят по замку, и только затем пойдут на Аверию, иначе, потеряв время в осаде, рискуют получить удар в спину от резервов, подошедших с территории самого бароната. Тарваил был выдающимся воином и мастером боя в рукопашном бою и с использованием холодного оружия. До сих пор ходят легенды о том, как он в одиночку зарубил гигантского огра, выше его ростом в пять раз, но, при всем при этом, он никогда в своей жизни не командовал крупными воинскими соединениями при современных, ведущихся с учетом всех последних технологических разработок, военными действиями. Его пределом были гарнизоны на поверхности, сражающиеся с мутантами и дикарями, где и заработал свою заслуженную славу непревзойденного рукопашника. Де Адрил пытался вызвать в своей памяти образ этого человека, последний раз которого видел, кажется, на турнире в Охсхорте, года три назад. Высокий, сильный и мускулистый, управляющийся со своим боевым костюмом так, словно в нем с самого рождения. С нехарактерными для Гористаров крашеными черными жесткими волосами, затянутыми в длинный хвост. Из-за этого многие подозревали в нем бастарда старого барона, признанного лишь потому, что его жена родила вот уже пять дочерей, но так и не обзавелась ни единым прямым наследником. Строгое, словно выточенное из камня грубым напильником лицо с волевым подбородком и холодными фиолетовыми, как и у всех остальных из его семейства, глазами, в которых читалось лишь первобытное желание сражаться и побеждать. Он с таким азартом выступал на арене, что казалось, еще немного и отбросил турнирный меч в сторону, выхватив настоящий и разрубив соперника от плеча до бедра. Тарваил будет действовать так, как привык, прямо и решительно, навалившись всей силой в одной точке, с упорством пробиваясь сквозь все выставленные заслоны и круша всех, кто встречается у него на пути. Не стоит даже и думать, что можно заставить его испугаться или отступить, пока под началом этого человека будет хотя бы один живой солдат, он будет продолжать наступление. Де Адрил вздохнул, представив, какие же будут потери, прежде чем наступление этого человека будет остановлено, но при этом в нем окрепла уверенность в том, что сможет отстоять Тристанский замок. Надо только продержаться достаточно долго, чтобы подкрепления и резервы с острова смогли ударить по флангам и закончить сражение разгромом противника. Надо только продержаться… ценой любых потерь. * * * – Этот день мы с вами вынуждены начать с прискорбного известия. О событии, до самого основания потрясло наши представления о чести и достоинстве, присущими каждому, кто носит гордый титул дворянина королевства, – голос звучал так, словно говорящий уже готов заплакать, не в с илах больше сдерживать душившие его разочарование и боль. Глава Стражей, скорее всего, был избран на эту должность еще и потому, что являлся отличным оратором, способным задеть за живое даже феодалов Рейнсвальда и придворных, с самого детства оттачивающих умение выживать и даже бороться в условиях постоянных интриг и лжи светского общества королевства. Эдвард, слушающий его слова, медленно закипал от бешенства, копившегося в душе. Сейчас, в этом зале, должна произойти самая большая несправедливость, какую только видел в своей жизни, но сам он при этом не мог ничего поделать, чтобы остановить все происходящее. Наоборот, должен сидеть, поджав хвост, как последний трус, в надежде на то, что его обойдут стороной и не заметят. Он не предположил, как на все может отреагировать Рокфор, и теперь его гибко выстроенный план приобретал совершенно иные черты. Еще раз бросив взгляд на графа, обратил внимание на то, что Дэлай больше смотрит на него, чем на Главу Стражи Трона, опасаясь, что молодой барон Тристанский выкинет какую-то глупость. Все было уже обсуждено и подготовлено, разделено чуть ли не на фразы, но все равно все участники нервничали, зная, что на Совете ни один план еще не оказался действенным. – Сегодня нам поступило известие, что герцогство Росс, являющейся частью королевства Рейнсвальд, было самым подлым и бесчестным образом атаковано превосходящими силами другого феодала нашего королевства. Нарушившего таким образом закон пятисот часов, один из самых древних и почитаемых законов, созданный еще на заре нашей цивилизации с целью поддерживать мир и порядок во время междуцарствования после смерти короля. И сейчас я хочу попросить потерпевшую сторону, либо сторону, представляющую интересы потерпевшей стороны встать и назвать виновного, лишившего себя чести и достоинства, – Глава Стражи протянул руку в центр зала, приглашая выступить с предъявлением обвинения молодого графа Гористарского, принявшего расстроенный и разочарованный вид. – Братья! Как и вам, мне очень дороги и важны те законы, каким подчинены основы нашей жизни на Рейнсвальде, тот мир и покой, что они охраняют, – из него мог бы получиться неплохой оратор. Если бы только новый гористарский граф обращал больше внимания тренировкам и следил бы больше не за собственными интонациями, а за тем, как на его слова реагируют окружающие, – однако среди нас есть люди, какие не чтут их так же свято, как и мы с вами. Герцогство Росс издавна находилось под защитой Гористарского бароната. Я, как и мой предшественники, всегда чувствовал ответственность за наших друзей в герцогстве. Сейчас же, положившись на то, что по никто не смеет обнажить оружие в столь тягостный для нас момент, я ничем не смог помочь графству, когда на него так вероломно напали. Мы обнаружили на развалинах лишь свидетельства того, кто это сделал, а так же рассказы выживших, переживших этот жестокий и кровавый бой. Думаю, моих слов уже достаточно, чтобы вынести обвинения, но я хочу, чтобы вы сами приняли для себя решение, кто же виноват в случившемся, – он достал из кармана камзолу кусок внешней обшивки экзоскелета, и, высоко подняв руку вверх, продемонстрировал его всем присутствующим. Чтобы не возникло никаких сомнений, изображение перевели еще на большой монитор, спустившийся с потолка, и там отчетливо были видны символ полка, распустивший когти геральдический грифон, и герб Тристанского дома, чуть обугленный от попадания вражеского снаряда, но все еще вполне читаемый. – Тристанский баронат обвиняется в нападении на герцогство Росс при нарушении всех допустимым законов королевства, а так же тяжелейшем преступлении против закона всеобщего мира в пятьсот часов, – объявил гористарский граф, не сумев сдержать улыбки. Ему точно еще требовались тренировки в выдержке и умении контролировать свои эмоции, и куда только смотрел старик, когда ставил в завещании его своим преемником… – Вранье! – неожиданный голос с верхних галерей моментально разрушил всю атмосферу момента, разом стерев улыбку с лица Михаэля. Тот ждал чего угодно от ответных обвинений Эдварда до выступлений графа Фларского, но точно не того, что скажут свое слово малые феодалы. Поднявшийся же дворянин в парадном камзоле ярких сиреневых цветов своего герба, повторил, – все это бессовестная ложь, чтобы запятнать один из самых старых, справедливых и благородных родов нашего королевства!