Покои короля были на удивление не очень просторными. Дарк предпочитал камерные пространства. Он хотел видеть каждый уголок помещения: неизведанное пугало его. Вот только признаться в этом он не решался. Даркалион был королем, олицетворял силу целой страны. Человек, занимающий трон, попросту не мог бояться темных углов собственной спальни. «Значит, пусть все думают, что не боюсь», – подумал он и уже давным-давно переехал в самую маленькую комнату в замке. Шолла служила здесь уже около четырех лет. За это время она выработала для себя несколько особых правил, которые помогали ей не привлекать внимания короля. Это было важно, потому что никогда не угадаешь, чем оно обернется – дружеским приветствием или гневом. Настроение Даркалиона было переменчивым, и никто не понимал, в каком он сейчас расположении духа. Поэтому Шолла следовала своим нехитрым правилам и, оттачивая умение не привлекать к себе ровным счетом никакого внимания, превратилась почти что в призрак. Не покашливать. Не ронять вещи. Ходить на цыпочках, говорить только шепотом. Обычно у нее это неплохо получалось. Она часто видела Даркалиона таким: сидящим напротив камина, погруженным в свои мысли, которые даже издалека казались невеселыми. Главное правило – не тревожить. Была бы ее воля, девушка никогда бы не заходила в покои короля. Работа служанки была довольно тяжелой, но в замке к Шолле относились хорошо. Наставницы быстро полюбили ее за добрый и легкий нрав, трудолюбие, искренность и милую внешность – все это мгновенно располагает к себе. Шолла была пышкой с густыми темными волосами, которые собирала в тугую косу, сматывала ее в пучок и закрепляла булочкой на затылке. У девушки был красивый голос. Иногда в свой выходной она покидала замок и направлялась туда, куда незамужней считается неприличным ходить, – в трактиры и кабаки. Но Шолла любила музыку и песни больше, чем волновалась за то, что о ней подумают. Ни одна душа в замке – да и на всем белом свете – не знала о ее увлечениях. Девушка опасалась осуждения и никогда и никому, даже близким подругам по детству, не доверяла эту небольшую тайну. Она даже приобрела себе светловолосый парик, который надевала для таких вылазок. Немного изменить внешность помогал броский макияж. Шолла знала: если хочешь быть незаметной – надевай яркую маску. Поэтому девушка, в обычной жизни совсем не использовавшая косметику, для своих выступлений выбирала розовые тени, четкие толстые стрелки, насыщенно-красную помаду, которая так удачно прибавляла пару лет, – и вот уже Шолла переставала быть Шоллой, а становилась уверенной барышней – звездой сцены. Сегодня после уборки покоев короля заканчивалась ее смена, и Шолла ждала этого часа с нетерпением. Ближе к полуночи она должна выступить в одном из кабаков. «Вериум» был довольно популярным местом в самом центре города. Когда подойдет время собираться и покидать замок, нужно быть осторожной: за подобный проступок наставница легко могла заставить мыть полы в подземелье пять ночей кряду. Служанки в замке в основном все-таки были девицами и поэтому должны были ночевать в своих комнатах. Следуя собственным правилам, девушка оставила кувшин с водой за дверью, чтобы не тревожить короля – его мог вывести из себя звук полоскания тряпки. Шолла неслышно порхала по покоям, собирая пыль со всех поверхностей – кроме стола. Стол запрещалось трогать. Король терпеть не мог, когда к его бумагам прикасались, и потому беспощадно выгонял со службы каждого, кто осмеливался хотя бы подойти к столу. Шолла прекрасно знала, что Даркалион не обратит на нее внимания, пока она здесь. Он, по своему обыкновению, не замечал ничего вокруг, целиком и полностью был погружен в свои мысли. Сменив простыни на свежие, Шолла, обняв комок снятого белья, мельком бросила взгляд на камин и поняла, что Даркалион сегодня не просто погружен в свою обычную меланхолию, а, судя по всему, сжигает какие-то личные вещи – вот дотлевает кусочек с добрым женским лицом. Должно быть, ему очень грустно – вряд ли кто-то в хорошем настроении будет кидать в огонь то, что так или иначе является памятью. Шолле еще нестерпимее захотелось уйти из покоев короля. Девушке становилось не по себе от напряженного затылка Даркалиона и того, чем он тут занимался поздним вечером – в такой тишине. Потрескивание пламени было единственным звуком в комнате. Работа подходила к концу, и Шолла радовалась этому. Ей казалось, что покои короля стали еще мрачнее, чем обычно, после того как сбежала его невеста. Комната была довольно светлой: нежно-песочные стены, белое постельное белье и балдахин, бежевое кресло и даже свежие цветы (король предпочитал желтые или нежно-зеленые кустовые розы) – но все равно она наводила на Шоллу жуть. Может быть, дело в том, что девушка чаще бывала здесь по вечерам, когда король, молчаливо застыв, сидел напротив камина, а из окон сочилась синяя тьма. Светлые стены ничего не могли поделать с той атмосферой, что поселилась здесь. Шолле всегда было пусто и страшно в этой комнате – особенно если в ней был Даркалион. Закончив, Шолла осторожно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Она старалась лишний раз не думать о молодом короле: слишком тяжелыми были те мысли, да и сама девушка предпочитала не вмешиваться в чужие дела. К тому же кто она? Всего-то служанка в замке его величества, а он – король. Не к месту, значит, все это сочувствие и взгляды. Шолла, одернув себя, побежала переодеваться, чтобы успеть на свое выступление. * * * «Вериум», в отличие от других городских кабаков, в которых Шолла уже успела выступить, был красивым. Даже приличным. Небольшая полукруглая сцена, походящая на островок, казалась очень уютной. Но вообще-то порядком пугала. Публика «Вериума» была более чем при страстна и требовательна: если выступление не нравилось, артиста освистывали и прогоняли криками. И вновь побывать на этой сцене после такого никому уже не удавалось. Шолла уже не единожды пела здесь, но каждый раз выходила с трепетом в сердце и была уверена, что это в последний раз. Посетителей пока не было. Номанд, сын хозяина заведения, подметал пол между стульями и не заметил, как вошла Шолла. Его отец уже редко здесь появлялся – Номанд и сам отлично справлялся с делами и полностью заменил своего старика. Он всегда поддерживал в кабаке порядок и милую домашнюю атмосферу. Номанд нравился Шолле, она часто наблюдала за ним, пока он готовил «Вериум» к открытию. Порой она довольно долго задерживала на нем взгляд и краснела, когда он это замечал. Вот и сейчас она увлеклась своими мыслями и не сразу поняла, что парень уже давно смотрит на нее, отвлекшись от уборки. – Привет, – сказал он, встретившись наконец глазами с Шоллой. – Привет, – осторожно и тихо ответила девушка, покраснев от неловкости. – Что будешь сегодня петь? Интересно, это он из любопытства или из вежливости? Шолле казалось, что он слышал уже все ее песни – и, возможно, мог уже знать припев некоторых наизусть. Но даже если беседа и формальная – пусть: девушка как можно дольше хотела слышать его голос. Шолла сделала вид, что задумалась, и как бы неуверенно (хотя на самом деле еще утром все для себя решила) ответила: – Думаю, «Белый пепел луны» как нельзя лучше подойдет к сегодняшнему вечеру. – Восхитительную песню ты выбрала, Шолла. И вправду подходит, – парень улыбнулся и взглянул в открытое окно кабака, слегка кивнув полной луне. – Ты сегодня в новом платье? Тебе очень идет. – Спасибо, – коротко ответила она, боясь прервать нить разговора. Шолла хотела оценить и его рубашку, которая понравилась ей, но произнести это вслух так и не решилась. Прежде он никогда не обращал внимания на то, во что она была одета, и тем более не делал ей столь лестных комплиментов. – Ты очень красивая. Теперь девушка растерялась окончательно. Щеки ее покрылись румянцем, и она, быстро поблагодарив в ответ, поспешила к барной стойке. Шолле необходимо было скрыться от его взгляда. На ней и впрямь было новое платье – под песню. Оно было сшито из тонкой, но прочной ткани нежно-голубого цвета и украшено серебристыми капельками, которые блестели на свету. Подойдя к трактирщику и поборов смущение, Шолла попросила стакан воды. Она бы с удовольствием выпила чего покрепче, но побоялась делать это перед выступлением – алкоголь всегда странно на нее действовал, вызывая мгновенную тошноту. Когда Шолла допила, «Вериум» уже начал наполняться. Приходили остальные артисты, подтягивались и посетители, желающие насладиться здешней едой и музыкой. Шолла уселась за оставленный для нее столик в третьем ряду, ближе к проходу. Верхний свет погас, только несколько факелов осталось гореть по бортику сцены. Шолла обожала эту атмосферу всем сердцем. Первым выступал Эмир. Это был бард преклонных лет с глубоким и мелодичным голосом. Ему недаром было позволено выступать первым: вначале на сцену выходили всегда лучшие, чтобы разогреть публику. Шолле пока досталось только одиннадцатое место. Но девушка и тому была рада. Еще год назад, впервые попросившись на сцену «Вериума», она выступала тридцатой. Не каждый артист сможет так продвинуться к началу списка. Шолла мечтала когда-нибудь выступать в тройке первых. А сейчас ей достаточно было просто наслаждаться песней Эмира. Сегодня он исполнял одну из ее любимых баллад. Когда десятый артист допел, настало время Шоллы. От страха она не помнила, как дошла и поднялась на сцену. Девушка страшно нервничала: каждый раз она пела как впервые – с таким же трепетом и волнением. На мгновение девушка прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Все смолкло. «Вериум» ждал ее голоса. Шолла неслышно выдохнула и запела, и ее песня словно оплела серебряной звенящей паутиной все вокруг. С первых слов в голове Шоллы возник образ улыбающегося Номанда, но вскоре его лицо преобразилось в лицо молодого короля – и песня наполнилась печалью. Она отчего-то вспомнила тишину его покоев, его неподвижность, огонь в камине, бессильно висящие вдоль кресла красивые руки. Что же так гнетет бедного прекрасного Даркалиона в эти страшные пустые вечера? Шолла попыталась вернуться в нужную тональность, но думала только о короле, и ее голос все больше наполнялся печалью – и никогда эта песня о луне и одиночестве под ее светом не была столь трагична. Ни один из гостей «Вериума» не издал ни шороха. Когда песня смолкла, девушка ощутила на своих щеках слезы – и услышала тишину, а потом шквал аплодисментов. Кто-то даже встал и засвистел. На сцену бросили несколько роз. Когда Шолла ушла со сцены, овации все еще продолжались. А в ее голове все стоял образ Даркалиона и того клочка в камине с добрым женским лицом, исчезающего в пламени. Шолла понимала, что выступила ошеломительно успешно, но у нее почему-то было тяжело на душе, и она решила поспешить в замок, чтобы успеть до рассвета проскользнуть через один из сотни черных ходов, которыми пользовались многочисленные слуги замка, чтобы заниматься своими делами, не попадаясь на глаза господам и страже. * * * Шолла сняла туфли, проскользнула мимо офицеров и юркнула к двери, ведущей в подсобку кухни, которая располагалась в самом непроходном и непарадном крыле и выглядела как заколоченная и всеми забытая – и именно поэтому была всегда открыта. Кухня – вотчина слуг, оттуда по черным лестницам девушка легко доберется в свою комнату, и ее отсутствия не заметят. Шолла беззвучно притворила за собой толстую рассохшуюся дверь, и на ее плечо легла чья-то ладонь. От неожиданности девушка чуть не взвизгнула, но вовремя вспомнила об одном из собственных правил: ни звука. – Тс-с-с, – произнес сзади знакомый голос. – Не бойся. Служанка, все еще наполненная ужасом, обернулась – и захотела взвизгнуть еще раз. – А у тебя забавное выражение лица, – усмехнулся король. Шолла пыталась быстро сообразить, что делать в такой ситуации, но ничего на ум не приходило. Хорошо хоть, что сейчас темный предрассветный час и поблизости нет любопытных глаз. Было бы трудно объяснить, почему это служанку застукали в компании короля – ночью, в подсобке, в темноте. – Ваше величество, – осторожно и как можно тише произнесла девушка, – что вы здесь делаете? – Это мой замок, – улыбка Даркалиона заострилась, – я делаю здесь что хочу. Он странно смотрел ей в глаза – практически вглядывался. Может быть, из-за царящей темноты, а может, из-за бог знает еще чего. Шолле было и так более чем неловко, и отвечать ответным взглядом она не решилась. Лишь надеялась, что не ее вызывающий макияж привлекает такое внимание. Это ее первый разговор с королем. И сразу – вот такой странный. Прежде она слышала его голос или издалека, когда он, проходя мимо, говорил с министрами или помощниками, или в коротких командах – «Входите», «Скорее», «Вон». Там, где проходила жизнь Шоллы, – на кухне, в прачечной, подсобке, на черных лестницах и в плохо освещенных коридорах для прислуги – не было места королю. Даркалион все еще держал свою ладонь на ее плече, и девушка хотела только одного – уйти как можно быстрее и дальше. Но с желаниями молодого короля это, кажется, не совпадало. – Кто ты? – поинтересовался он, сняв наконец руку. Шолла замялась – он же не думает, что она шпионка? – но не ответить королю было бы верхом невежества. Поэтому она пролепетала: – Ваша покорная служанка, мой господин. Девушка слегка наклонилась, сделала реверанс и вновь опустила голову. Дарк сделал полшага навстречу и оказался непозволительно близко. Он вновь протянул руку и резко стянул парик Шоллы. Уголки его губ дрогнули в недоброй улыбке. Шолла поборола желание отступить, она заставила себя не сходить с места, чтобы не оскорбить его величество. – Как твое имя? – спросил он. Шолла подумала, что ей показалось, послышалось или – в крайнем случае – у нее начались слуховые галлюцинации от перенапряжения. Невозможно, чтобы королю стало интересно имя простой служанки. Ее имя. «Он или развлекается, или издевается», – подумала Шолла. – Как твое имя? – повторил Дарк, но на этот раз более властно. Девушка видела, что Даркалион теряет терпение, и решила, что лучше не злить короля, а ответить на его вопрос, не думая о его причинах – и последствиях. – Меня зовут Шолла, ваше величество. Даркалион хотел еще что-то спросить, но вдруг за притворенной тайной дверью – с той стороны – послышались чьи-то осторожные, но явные шаги. Дарк отшвырнул парик, приложил палец к своим губам, призывая ничего не понимающую служанку к полному молчанию, и потащил за собой. Шолла едва поспевала, ей хотелось попросить короля бежать помедленнее – но как посметь обратиться к нему с такой просьбой? Тем более он приказал ей молчать. Но куда, зачем и от кого они мчатся? Словно прочитав ее мысли, Дарк произнес почти бесшумно: – За мной охотятся. Шолла ничего не поняла, и больше король не произнес ни слова. Все, что ей оставалось, – это беспрекословно следовать за Даркалионом, который вел ее в неизвестном направлении. Служа в замке, девушка достаточно хорошо узнала его – но в этих коридорах точно была впервые. И вот король сбавил темп, завернул за очередной угол, остановился, дотронулся до расщелины между кирпичами – и через пару секунд в ней появилось что-то вроде металлического кольца, какие вешают на двери знатных домов. Дарк потянул за него, и кусок стены ушел вглубь, открывая им проход.