— Почему тебя это волнует? Ты не хочешь меня, помнишь? — Она отстраняется от меня и поправляет платье. — Ты же знаешь, что я хочу, Пен, — я говорю. Я никогда не перестану. Слезы собираются в ее глазах, но прежде чем я могу утешить ее, появляется Джош и делает это невозможным. Я думал, что увидеть их поцелуй было слишком тяжело, но это было ничто по сравнению с проявлением его заботы. Стоя здесь и наблюдая, как он убирает волосы с ее лица и стирает печаль, я понимаю, со жгучей горечью внутри, что мне не справиться с этим в одиночку. Он забрал у меня все. — Убери свои руки от нее, — говорю я, боевая стойка. Джош отводит взгляд от Пенелопы и подходит ко мне лицом к лицу, удостоверившись, что Пенелопа в безопасности. Вместо этого, он улыбается мне в лицо и бросает мне вызов своими темными глазами. Я толкаю его в грудь. Парень из резервации не такой уж и большой. — Она не хочет быть с тобой, Диллон, — говорит мой злейший враг, расстегивая манжеты. Герберт и Кайл подбегают с компанией Джоша за ними. Мои друзья меня удерживали и я позволял им это, но когда я заметил, что Матильда увела Пен в женский туалет, я отбиваюсь от них и бросаюсь вдогонку за ней, удивляясь, что этот чувак настолько глуп, чтобы связываться со мной и моей девушкой и ожидая, что я сдамся без боя. Прежде чем у меня появляется шанс, чтобы разбить его лицо, меня отодвигают в сторону, и я слышу: — Двигай ногами, парень. Спотыкаясь, тренер Файнелл толкает меня снова и снова, пока я не попадаю через двойные двери в холодную вашингтонскую ночь. Я вдыхаю глоток ледяного воздуха, надеясь, что это очистит мои вены от ярости. Это не срабатывает. — Вы хоть представляете кто он? — спрашиваю, потянув за рубашку мистера Файнелла, — С кем вы позволяете быть своей дочери? Уэйн не двигается и не останавливает меня, когда я выплескиваю всю агрессию на него. Он просто смотрит на меня с сочувствием, которое я хотел бы убрать с его лица. — Что вы собираетесь делать? — я ударяю кулаком ему по груди, прежде чем отпустить, — Вы конченный футбольный тренер, который контролирует школьные танцы. Он нехотя улыбнулся. — Она должна учиться на своих ошибках, парень. Мы не можем делать все за нее, — мужчина, которого я боялся, когда рос, тянется ко мне, — Но ты должен знать, я никогда не позволю ничему плохому случиться с Пен. Я сбрасываю его руку, лежащую на моем плече, но его отеческая любовь избавляет мои глаза от давления, и я начинаю плакать. Когда Уэйн тянется ко мне во второй раз, я позволяю ему обнять меня своими руками и делаю его рубашку мокрой из — за слез жалости к себе. Он прав. Ничто не спасет Пенелопу от ее собственного ума. Мне нужно отпустить. Глава 30 Пенелопа Проходят месяцы, и в конце концов, Диллон и я начинаем проходить мимо друг друга в школьных коридорах, будто между нами никогда ничего не было. Иногда наши взгляды встречаются и мое безмолвное сердце оживает и начинает биться как раньше, но один из нас всегда отворачивается, и мое сердце снова замолкает. Пока пасмурная погода освобождает небо, позволяя солнцу светить, выпускной день становится все ближе и ближе. Мне говорят, что я получу диплом, и я смогу ходить с остальной частью класса в шапочке и мантии. — Но поступление именно в университет не обязательно, Мисс Файнелл — говорит школьный психолог. — Вот некоторые брошюрки на наших местных колледжей и профессиональных школ. Мой терапевт считает, что я должна уделять моему будущему больше внимания, чем сейчас. Она дала мне брошюрки о преимуществах краткосрочных и долгосрочных целей. — Нет никакой причины, почему ты не можешь быть успешной в жизни, Пенелопа. На самом деле, то, что ты продолжаешь видеться со мной, это и есть доказательство того, что ты хочешь большего. — Или того, что мои родители заставляют меня находиться здесь, — я говорю с улыбкой, запихивая новые буклеты в мою школьную сумку к тем, что она дала мне в прошлую нашу встречу. Папа и мама пришли к соглашению о лекарстве, которое я принимаю временами, с самого моего детства. — Оно приносит больше пользы, чем вреда, Пенелопа, — говорит мама, кладя две таблетки мне в руку — одну белую, другую желтую. — Тебе было так хорошо последнее время. Я бросаю нормотимик (или стабилизаторы настроения — группа психотропных препаратов, основным свойством которых является способность стабилизировать настроение у психически больных, в т. ч. биполярным расстройством) и антидепрессант в горло и проглатываю их без воды. Мои родители стоят и ждут, когда я открою рот и подниму язык, это стало традицией, после того как они меня поймали, когда я выплюнула таблетки перед сном. — Хорошо? — Я спрашиваю, после того, как показала им доказательства того, что лекарства растворяются в желудке. Папа расцепляет руки. — Ты не должна так язвить все время, Пен. Мы… — Хотите только лучшего для меня, — я заканчиваю его фразу, направляясь к лестнице. — Я знаю. Мама убирает оранжевую баночку, выписанную мне врачом, в коробку, которую всегда держит подальше от меня, и я делаю два шага в мою комнату. Я закрываю дверь позади меня, стягиваю с себя рубашку и штаны, когда мои губы начинают дрожать и моя голова ощущается легкой. Переодевшись в пижаму, я открываю теперь желтые шторы, в случае если Диллон уберет фанеру со своего окна. Слез, которые все время лились из глаз, когда я смотрела туда, и доски еще не было, уже нет. Может быть, это таблетки делают свое дело или я уже привыкла к тому, что Диллон обращается со мной так, будто меня не существует, но я смогла отойти от окна с сухими глазами. Я скольжу под одеяло и хватаю сотовый телефон, который мои родители подарили мне на день моего семнадцатилетия. Есть голосовое сообщение от Джоша и сообщение от Матильды, но я выключаю телефон, не отвечая ни одному из них, и ловлю себя на том, что вожу пальцами по номеру телефона Деккеров, зная, что больше никогда его не наберу. Мои глаза тяжелеют, и моя спальня начинает исчезать, я не удивлюсь, если мальчик по соседству когда — нибудь делает то же самое. Шапочка и платье Диллона зеленые, как его глаза, и с моего места двумя рядами позади, я не могу не обратить внимания на то, каким человеком он становится. Его волосы коротко подстрижены, и это делает его и так острую челюсть более выделяющейся. Что-то заставляет его смеяться достаточно сильно, он закидывает голову назад, демонстрируя самое совершенное адамово яблоко, которое я когда — либо видела. Когда он смотрит через плечо и ловит мой взгляд, правая сторона моего рта изгибается вверх. Диллон не ответит взаимностью, и глаза движутся дальше, будто я еще один незнакомец в толпе. Обычно такое отношение от единственного мальчика, которого я любила, который раздавил меня, отправило бы мой разум к ненависти себе и безумию, но лекарство течет в моей крови и ставит стену между горем и реальностью. Безумие находится под ложным излечением, ожидая, когда я оступлюсь. До тех пор я… онемела. — Диллон Тимоти Деккер, — его имя называют по громкоговорителю двадцать минут спустя. Выпускник выходит на сцену и принимает свой диплом с любезной улыбкой. Наш выпускной класс взрывается громким гулом одобрительных возгласов и хлопков. Герб бросает пляжный мяч — должно быть, он пронес его тайком под своей мантией и надул, в ожидании, когда назовут наши имена — в своего лучшего друга, который уходил со сцены. Он отскакивает от плеча Диллона обратно в ожидающие руки будущих студентов, где путешествовал до тех пор, пока учитель не смог сдуть его. — Пенелопа Джорджа Файнелл, — произнесли мое полное имя. Я следую назначенному пути, ведущему на сцену, и получаю то, ради чего я не работала достаточно усердно, чтобы заработать. После рукопожатия с директором школы, мы делаем фотографию, перед тем как я ухожу с улыбкой и поклоном, и вроде бы все закончено. Как только сцена будет убрана, и мы подбросим наши шапочки в воздух, выпускной класс старшей школы Кастл Рейн будет официально выпущен, чтобы стать полноценными гражданами мира. Я разделяю тихое прощание с теми немногими друзьями, с которым я подружилась на протяжении многих лет, оставляя Матильду Типп с обещанием увидеться в скором времени, и встречаюсь с моей единственной семьей, которая здесь поддержать меня — с моими родителями. Папа кладет руку на мои плечи, мама скользит своей по спине, и мы идем домой, чтобы начать остальную часть нашей жизни. — Я не хочу, чтобы кому — то было неудобно, — говорю я, падая на кровать с телефоном у уха. — Не глупи, Пен. Ты знаешь Кайла. Он хочет, чтобы ты пришла, — отвечает Матильда. — Я буду у твоего дома через две минуты. Будь готова, потому что я собираюсь только сигналить. — Но Диллон собирается быть там. Он должен отпраздновать выпускной со своими лучшими друзьями. Я единственная, кто не подходит вам. — Пенелопа, ты одна из нас, и ты мой лучший друг. Разве мы не можем отпраздновать вместе? У нас есть только лето. — Ладно, ты права. — Я вздыхаю. Надвигающаяся паника пытается пробиться через мою химическую защиту. — Я буду ждать тебя внизу. — Хорошо, — моя рыжеволосая подруга говорит. — И если Пеппер Дешевка Хилл попытается связаться с тобой, я прикрою. Я ждала, чтобы откусить ее лицо. — Спасибо. — Я смеюсь и вешаю трубку. Быстро проверив свое отражение в зеркале, я стираю размазанную под глазами тушь и пробегаюсь расческой по волосам. Верная своему слову, звук сигнала Матильды следует за эхо от скрипучих тормозов, когда останавливается перед моим домом. — Это нормально, если я пойду к Кайлу на вечеринку? — Спрашиваю я, стоя перед родителями в нашей гостиной. Мама поглядывает на часы на стене и колеблется.