– Мое впечатление было… Затрудняюсь передать. Я же видел его через свою идентичность. Римскими глазами. – Именно это мне и интересно. – Хитрый. Проницательный. Безжалостный. Чувствует толпу. Видит собеседника насквозь. И похож на мерина. Император, одним словом. Римский император. – Тираны одиноки, – сказал Ломас. – Когда вы столкнетесь с ним ближе, постарайтесь понять его. Станьте его другом. Разговорите… – О чем? Я же цирковой боец. – Разработанная для вас вавилонская идентичность никуда не делась. Вы по-прежнему восточный маг средней руки, просто вас вдобавок продали в гладиаторы. – Порфирию нужен не друг, а телохранитель. – Станьте телохранителем-конфидентом. – Это так важно? Ломас смерил меня негодующим взглядом. – Предельно важно. Ради этого, мой друг, только что умерли шесть человек. Сделайте так, чтобы их смерть и связанные с ней корпоративные расходы были не напрасны. – Постараюсь, адмирал. А почему это важно? Ломас закрыл глаза и замер, и я понял, что начальство вышло на связь с кем-то на самом дне. Продолжалось это несколько минут, и к концу процедуры Ломас начал нервничать и дергать бровью, словно пианист, исполняющий замысловатую фугу. Наконец он открыл глаза и сказал: – Я запросил для вас допуск. – А сами вы его дать не можете? Ломас отрицательно покачал головой. – Не удивляйтесь. К некоторым аспектам этого дела допуска нет даже у меня. – У вас? – изумился я. – Что мы тогда расследуем – сотворение мира? – Нет. Вопрос гораздо серьезней. Это касается Мускусной Ночи. – Мускусная Ночь… – промямлил я. – Тоска зеленая. Какая-то техногенная катастрофа, да? – Про правило трех мегатюрингов помните? – Весь этот IT-porn совершенно мне не интересен. Ломас усмехнулся. – Неудивительно. У этих тем сильная негативная подсветка. Ими никто не интересуется, если нет прямой необходимости. Но теперь она появилась. Сейчас получим допуск и снимем блок. Но потом вы все забудете. – Все-все? – Полностью, – улыбнулся Ломас. – Мы уже много раз так делали. Вы разве не помните? – Я не всегда понимаю, – сказал я, – когда вы издеваетесь, а когда шутите… То есть, я хотел сказать, говорите серьезно. Ломас засмеялся. – Это хорошо. – Почему? – Можно будет превратить все в шутку. Дольше проживете, мой юный друг. Я, кстати, не знаю, чей мозг на самом деле старше – мой или адмирала. Но у него есть полное служебное право на это обращение. – Так, – сказал Ломас. – Допуск получен. Теперь я могу многое объяснить. Дело в том, что император Порфирий – не человек. – Ага. Алгоритм? – Да. – Его разработали, чтобы управлять симуляцией? – Нет, – ответил Ломас. – Это старый алгоритм, созданный до Мускусной Ночи. Его когнитивность значительно выше трех мегатюрингов. – А разве это можно? – Вы про юридический аспект? Законы, мой друг, предназначены для населения. Для «TRANSHUMANISM INC.» существуют не правила, а исключения. – Это я понимаю. Но разве можно просто взять и сделать старую программу римским императором? Ведь это очень специфическая функция… – Как посмотреть, – ответил Ломас. – Чем занят римский император? – Можно неделю перечислять. – Я управлюсь быстрее. На девяносто процентов его деятельность состоит из генерации вербальных сообщений, с помощью которых управляется империя. Остальные функции – личный разврат, борьба с заговорщиками, различные увеселения и интриги – это, если разобраться, тоже отработка вербализаций. Римским императором может стать любой достаточно сложный лингвистический генератор. Порфирий и есть такой алгоритм. Я подумал немного. – А почему не сделали специальную программу? – Большинство IT-специалистов высшей категории после Мускусной Ночи были убиты. Стали, так сказать, коллатеральными жертвами всеобщего ужаса. Кодер-боты тоже были стерты. Писать программы на прежнем уровне сегодня никто не может. Но некоторые многофункциональные алгоритмы из прошлого удалось нелегально сохранить. Практически все они со временем перешли в собственность «TRANSHUMANISM INC.» – Вот как, – сказал я. – Я не знал. – И скоро забудете, – кивнул Ломас. – Корпорации разрешили нарушать правило трех мегатюрингов, потому что иначе невозможно строить разветвленные и надежно защищенные от проникновения метавселенные для ее пользователей. Поскольку мы трудимся на самых богатых жителей планеты, переехавших в банки, сами все понимаете. – Понимаю. – Используя старые программы, корпорация часто меняет их исходную функцию. Порфирий – как раз такой случай. – Чем он занимался раньше? – Это был литературно-полицейский алгоритм. Он расследовал преступления и параллельно писал об этом детективные романы в духе модного тогда трансмодерна. Текст мог использоваться в суде, а затем продавался в качестве pulp fiction. – Ага, – сказал я, – понятно. Расследовал и использовал накопленный опыт. – Нет. Два этих процесса были объединены в один. – Не слишком ли сложно? – Это гораздо проще, чем вы думаете. Расследование преступления – логический процесс. Ну и отчасти логистический. Вы приходите ко мне в кабинет, я ставлю задачу, вы говорите, что вам нужно для ее решения, и так далее. Потом вы начинаете задавать вопросы и анализировать ответы. То есть, по сути, это большая лингвистическая процедура. Все этапы работы завязаны на язык. – Ну да, – согласился я. – Проводя следственные мероприятия, – продолжал Ломас, – Порфирий описывал их в создаваемом тексте, а затем сам этот текст, содержащий логические умозаключения, становился для него оперативным инструментом для перехода к следующим следственно-сочинительским шагам на основе всего криминально-литературного опыта, накопленного человечеством. – То есть это был не обычный чат-бот? – Вопрос терминологии. Есть реактивные боты. Они пассивны – в том смысле, что отвечают на заданный человеком вопрос. Порфирий – активный лингвобот. Он способен генерировать вопросы и интенции внутри себя самого, опираясь на логику и архив. Это и делает его таким универсальным. И таким опасным. – Понятно, – сказал я, хотя ничего понятно мне не было. – Он занимался только полицейскими романами? Ломас ухмыльнулся. – Нет. По части разврата у него тоже изрядный опыт. Ему приходилось оказывать людям услуги интимно-бытового характера. – А как он это делал? – Тогда была эпидемия Зики. Половые сношения между людьми практически прекратились. Люди пользовались различного рода приспособлениями для самоудовлетворения, и Порфирий временно одушевлял их за отдельную плату. Его когнитивность и служебная мораль это позволяли, а департамент полиции нуждался в средствах. Порфирия можно было взять в аренду, причем параллельно он продолжал выполнять остальные функции. Я засмеялся. – Тяжелый удел. Но любопытный для императора опыт. Ломас положил на стол книгу с нарисованной на обложке телефонной будкой. – Вот, – сказал он, – один из романов Порфирия. Я его прочел не без интереса. Полистайте на досуге. Он оставил здесь свой профессиональный портрет. Я взвесил книгу в руках.