Часть 2. Мускусная ночь Маркус Забаба Шам Иддин (ROMA-3) Мир вокруг качался. Его движения походили на рывки кита, не способного преодолеть инерцию собственной туши. Страдание кита передавалось мне и превращалось в спазмы тошноты. От нее я и пришел в себя. Кит перестал мне сниться, но качка не исчезла. Удивительного в этом, впрочем, не было. Я находился на корабле. Качало, на самом деле, не так сильно, как во сне – после пробуждения я почти сразу перестал это замечать. Каюта походила на комнату в римском доме. Только фрески – с многоярусными колоннадами и приблизительными статуями – покрывали не штукатурку, а доски. Я лежал на одеяле, накрытом розовой простыней. На мне была армейская военная туника красного цвета. Рядом лежал двуострый меч, а значит, слава богам, я не был захвачен пиратами в рабство. Сильно пахло благовониями. Портьера, закрывавшая вход, откинулась – и в каюту вошел Порфирий. Он был в такой же военной тунике, свежезавит и гладко выбрит. Его лоб украшала тонкая белая диадема из электрона, усеянного изумрудами. В руках он держал стеклянную чашу с мутной коричневой жидкостью. Увидев, что я открыл глаза, он улыбнулся. – Ты пришел в себя, мой друг… Я начал волноваться. – А что со мной случилось, господин? – Ты отравился элевсинским эликсиром. – В нем был яд? – Нет, – ответил Порфирий. – Вместе с тобой его принял я сам. Но в каком-то из печений оказалось заключено слишком много божественной силы для неопытного новичка. Когда такое происходит, тело наше как бы пугается – и долго не соглашается впустить душу назад… Хорошо, что твоя анима все же нашла путь. Выпей это, и тебе станет легче. Я взял чашу из его рук и выпил кисло-горькую жидкость. Тошнота окончательно прошла, и я почувствовал себя лучше. – Спасибо. – Ты помнишь, что случилось? – спросил Порфирий. – Да. Ты плыл со мной по Ахерону, господин. Ты тоже слышал кваканье загробных лягушек? Порфирий сделал удивленное лицо. – По Ахерону? – Ты про него говорил. – Да, – сказал Порфирий. – Мы говорили про загробный мир, потому что я объяснял его природу. Но я вовсе не утверждал, будто мы поплывем по Ахерону. Это пришло в голову тебе самому, Маркус. Мы плыли к ожидающей нас лодке. Я несколько раз спросил тебя, не видишь ли ты вокруг чего-то странного, но ты так ее и не заметил… – Тогда где мы купались, господин? – В море у Остии. Вспомни, разве вода не была соленой? Как только он сказал это, я вспомнил вкус соли на губах. – Да, господин, точно… – Увидев с холма море, ты решил отчего-то, что это река. Заговорил со мной об Ахероне. Я подумал, так действует таинство – и не удивился. Многие мисты видят Ахерон в начале опыта, самое обычное дело. Но ждущую нас лодку ты не заметил, хотя она была на самом виду и с нее махали факелом. Это, признаюсь, меня развеселило. Сейчас я понимаю, что смеяться не следовало. – Зачем мы там оказались? – Я не хотел садиться на корабль в Остии, потому что это трудно сделать незаметно. Сам знаешь, что там творится. Судно ждало нас в море в неприметном месте у старых развалин, а поскольку осадка у корабля глубокая, с него прислали лодку. К ней мы и поплыли. – А поклажа? Наша поклажа на муле? Порфирий смерил меня взглядом. – Маркус, быть императором Рима тяжело и опасно. Но у этой должности есть мелкие преимущества. Например, такое – император не переживает о мулах и поклаже… Но если ты встревожен, мул тоже на корабле. Наши вещи забрали с берега матросы. – Да, господин. Конечно. – Ну вот… Мы поплыли к лодке, и я, признаться, наслаждался этим ночным приключением. Я люблю купаться в море со времени военной службы. Но когда мы были примерно на середине пути, с тобой случился приступ ужаса, и ты стал тонуть. Мне пришлось сперва нырнуть за тобой в пучину, а потом удерживать тебя на поверхности до тех пор, пока к нам не подгребли матросы. Это оказалось нелегко. Ты даже укусил меня за руку… Порфирий продемонстрировал серповидный синяк на предплечье. Видны были темные следы зубов. – Страшно слышать это, господин, – сказал я. – Поверь, я ничего не помню. – Не волнуйся. Все уже прошло. – Простишь ли мне этот укус? – Если ты проснулся, мой друг, – ответил Порфирий, делая ударение на словах «мой друг», – значит, ты прощен. – Как долго я был без сознания? – Несколько дней. Мы уже обогнули Италию. – Я так долго спал? – Да. Обычное дело для тех, кто травится таинством. Некоторые вообще не возвращаются с Ахерона. Но ты снова со мной, и я рад… – Что это за корабль? – спросил я. – Личное императорское судно, – ответил Порфирий и втянул носом воздух. – Старое, поэтому запахи здесь довольно затхлые. Калигула построил для себя три больших корабля – два пресноводных и один морской. Первые два затопили на озере Нери после его смерти. А этот плавает до сих пор, хотя его постоянно чинят – меняют палубу, паруса, весла, так что от изначального корабля за эти столетия не осталось ни доски. Судно позволяет путешествовать с комфортом, но не слишком быстро. – А команда? – Военные матросы. Им велено не вступать с нами в разговор без приказа и вообще не показываться на верхней палубе. Мы здесь в безопасности. Поэтому прошу тебя, друг, если снова испугаешься, не прыгай за борт, потому что корабль идет быстро, и нырнуть за тобой я побоюсь… Император шутил. Он находился в хорошем расположении духа. Это было прекрасно. А еще лучше было то, что он спас меня своими руками. Я теперь не просто освобожденный гладиатор, а что-то вроде любимой собачки. Ибо кому еще принцепс простит укус? – Тебе лучше? – спросил Порфирий. – Да, господин. – Я не говорю с командой, и одному мне скучновато. Сейчас у меня есть собеседник. Идем прогуляемся по палубе, бесценный мой. «Бесценный». Теперь, глядя на меня, он будет умиляться проявленной им доброте – и мои шансы выжить в путешествии значительно возрастут… Впрочем, не следует думать, что понимаешь принцепса до конца. Это повторили бы многие, будь они живы. На палубе у меня закружилась голова от удара свежего ветра. Облака. Солнце. Море. Вечная юность мира. Как быстро сгорает рядом с нею наша жизнь… Но не стоит напоминать принцепсу о бренности – это у императоров не самая любимая тема. – Далеко ли до Аттики? – спросил я. – Вон та полоска на горизонте – она, – ответил Порфирий. – Скажи, ты помнишь свой заплыв по Ахерону? – По Ахерону? Но господин же говорил, что мы плавали в море. – Когда принимаешь элевсинское таинство и тебе кажется, будто плывешь по Ахерону, это он и есть, – сказал Порфирий. – Неважно, где твое тело на самом деле – в море или в ванне. Все, что ты видишь и чувствуешь, имеет особое значение. Это послание от богов. Ты помнишь, чего ты испугался? – Помню, – ответил я. – Я вспомнил слова господина о демонах, готовых пожрать наши души. И тут же один из них словно бы схватил меня из-под воды и потянул на дно. Лицо Порфирия стало мрачным. – Теперь ты понимаешь, почему я, император Рима, иду пешком в Элевсин? – спросил он. – Понимаю, господин, – ответил я. – Жить с подобными прозрениями невыносимо. Нужна ясность. – Вот именно. Над палубой разнесся звук гонга – нежный и чуть печальный.